Преодолеть "бессмысленное очерствение"

Читая воспоминания главаря убийц, Юровского, нельзя не поразиться контрасту - резкому, как контраст между раем и адом - между жертвами и палачами. С одной стороны - любящая семья, своего рода образец, икона любящей семьи - Супруг, Супруга, сестры, брат, их верные и преданные слуги, не пожелавшие покинуть их в трудное время. С другой стороны - банда хладнокровных убийц, один из которых будет потом хвалиться - как будто каким-то подвигом - убийством безоружных людей, совсем юных девушек и ребенка.

Тогда, в подвале ипатьевского дома, противостояние двух миров, двух принципиально несовместимых реальностей приняло особенно яркую, отчетливую форму. Сейчас любое напоминание об этой трагедии у многих вызывает ворчание - мол, последний Русский Император был неудачливым политическим деятелем и полководцем, слишком много внимания уделял семье и слишком мало - государству. В каком-то отношении действия государя оказались “неудачны”, но эта “неудачливость” - проявление определенного морального кода, который был свойственен русской (и, в лучших ее проявлениях, европейской) культуре. Уважение к Закону и Правде, чувство чести и долга действительно делает человека уязвимым перед теми, кто абсолютно лишен каких бы то ни было моральных принципов. Если бы Государь (которого большевистская пропаганда называла “кровавым”) проявил бы хотя бы десятую, нет, сотую долю свирепости, которую потом выказали большевики, если бы он выказал хоть немного готовности ходить по трупам, большевистские вожди были бы просто стерты в лагерную пыль еще до того, как они вплотную принялись бы за осуществление своих дьявольских замыслов. Можно сожалеть, о том, что Государю не хватило “кровавости”. А можно - с благоговением почтить подвиг верности духовным и нравственным основам нашей цивилизации, верности, которая не позволяла Государю действовать так, как его враги.

И желание принизить Государя - это на замом деле, попытка заставить замолчать остатки совести; так людям бесчестным неприятно видеть проявление чести, беспринципным - верность принципам. Убийцам было важно уничтожить Государя как символ того, что они называли “старым миром” - миром, в котором бессудное убийство семьи и с детьми и слугами могло считаться только гнусным злодеянием. В новом мире это считалось подвигом; самые элементарные представления о добре и зле были отвергнуты, огромная страна оказалась во власти шайки полностью утративших человеческий облик разбойников.

Потрясающий документ эпохи - повесть В.Зарубина “Щепка” - не говорит ничего об убийстве именно Государя, но она подробно раскрывает атмосферу, в которой оно совершилось и которую помогло укрепить. Особенно ценно, что эта повесть написана коммунистом - не “злопыхателем”, но верным сторонником, который полагает, что так и надо. Чекист, герой повести, в промежутке между расстрелами рассуждает о светлом будущем, к которому идет человечество: “В будущем просвещенное человеческое общество будет освобождаться от лишних или преступных членов с помощью газов, кислот, электричества, смертоносных бактерии. Тогда не будет подвалов и "кровожадных" чекистов. Господа ученые, с ученым видом, совершенно бесстрастно будут погружать живых людей в огромные колбы, реторты и с помощью всевозможных соединений, реакций, перегонок начнут обращать их в ваксу, и вазелин, в смазочное масло.

О, когда эти мудрые химики откроют для блага человечества свои лаборатории, тогда не нужны будут палачи, не будет убийства, войн. Исчезнет и слово "жестокость". Останутся одни только химические .реакции и эксперименты..."

В этом можно видеть жуткое пророчество о деяниях другой великой секулярной идеологии - германского национал-социализма с его газовыми камерами, а можно просто отметить общее для всех антихристианских идеологий отношение к человеку не тот как к сырью, не то  как к расходному материалу, который “совершенно бесстрастно” употребляется для получения “ваксы, и вазелина, в смазочного масла”.

Страшная эпоха большевизма оставила после себя не только множество смертей и разрушений - самые страшные разрушения она произвела в человеческих душах. Как вспоминал  В. Н. Коковцов: “В день печатания известия [об убийстве] я был два раза на улице, ездил в трамвае и нигде не видел малейшего проблеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями… Какое-то бессмысленное очерствение, какая-то похвальба кровожадностью. Самые отвратительные выражения: — давно бы так, — ну-ка поцарствуй ещё, — крышка Николашке, — эх брат Романов, доплясался. Слышались кругом, от самой юной молодёжи, а старшие отворачивались, безучастно молчали.” Страшное очерствение, неспособность ужаснуться этому злодеянию, увы, присутствует и сейчас; и это - признак того тяжкого морального нездоровья, которым охвачено наше общество. Но, если у мы не можем оплакать убийство Царской Семьи, имеет ли смысл жаловаться на черствость других людей, на жестокое и наплевательское отношение, на зашкаливающую преступность? Ведь корни всего этого зла лежат именно в тех насмешках и злобной радости, с которым была встречена весть об убийстве Государя.

Но сегодня мы видим и знаки надежды - более 50 тысяч паломников приняли участие в крестном ходе, посвященном воспоминанию мученичества Государя и его семьи. Это позволяет надеяться, что короста “бессмысленного очерствения” все более сходит в нашего народа, и что ужасы эпохи безбожия навсегда останутся в прошлом.