|
В архивном собрании Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН хранится портрет седовласого старца, облаченного в церковные одежды, с проницательным взглядом светло-голубых глаз, немало повидавших на своем веку. Отечественным синологам хорошо знакомо имя этого человека, стараниями которого были заложены основы богатейших синологических коллекций нашей страны и созданы возможности для долговременного и стабильного пребывания Российской Православной Миссии в Пекине в XIX в. Его имя - Павел Иванович Каменский, с принятием монашеского пострига нареченного Петром. Упоминания о нем нередки в специальной исследовательской литературе, в особенности когда речь заходит о профильных каталогах. [1]
Еще чаще о нем говорят в связи с непростыми коллизиями так называемого "дела отца Иакинфа" (Н.Я. Бичурина). [2] Однако и по сей день обстоятельства жизни этого ученого, пастыря и миссионера, его вклад в становление и развитие отечественного востоковедения не в полной мере выявлены и раскрыты нашими учеными.
Начнем хотя бы с того, что В.П. Васильев, говоря о работах Каменского, большое количество которых после его кончины осталось в рукописях и местонахождение их установить затруднительно, следующим образом отозвался об их авторе: "всеми уважаемый старик, безукоризненный, но недальновидный".[3]
Авторы же (среди которых и весьма уважаемые) разного рода киносценариев и романов на историческую тему с беспечной легкостью представляют архимандрита Петра в малопривлекательном образе прирожденного и закоренелого кляузника, душителя всего прогрессивного и передового, воплотившегося, по логике их мышления, вполне естественно и закономерно в фигуре иеромонаха Иакинфа. [4]
На феномен архимандрита Петра в свое время обратил внимание Е.И. Кычанов, совершенно справедливо отметивший: "За всей научной деятельностью Каменского или стоит неблагоприятное стечение обстоятельств, или кроется какая-то тайна. Сложился миф, что он недостаточно знал китайский язык. Но это именно миф, и не только потому, что Каменский, как никто, долго жил в Китае, но и потому, что он оставил в своем научном наследии русско-китайский словарь и разговорники. Именно миссия П.И. Каменского подготовила самое большое число учеников, способных по возвращении из Китая к практической работе с языками".[5] Тот же исследователь сумел отчасти различить в этом феномене и его драматическую сторону, в которой ему несомненным кажется одно, а именно, что "будучи современником Н.Я. Бичурина, он возвратился… из Китая тогда, когда Бичурин уже триумфально вошел не только в русскую науку, но и в мировую синологию. Бичурин в известной мере заслонил Каменского, как и двух других своих современников - С.В. Липовцова и З.Ф. Леонтьевского...".[6]
На организаторские способности Каменского указывал иеромонах Гурий (Карпов), работавший в составе двенадцатой духовной миссии (1840-1849 гг.): "Миссия не приносила ожидаемой пользы до времен Александра Благословенного (т. е. Александра I. - О. Ш.) может быть потому, что штат был недостаточен, а может быть и потому, что в члены миссии имеет ли расположенность, способность к языкознанию, даже способен ли на что-нибудь: его избирали и посылали в Китай потому, что никакие исправительные меры попечительного начальства не действовали! Александр Благословенный, по представлению отца архимандрита Петра, увеличил штат, указав студентов и духовных избирать непременно в Петербурге и из высших учебных заведений с свидетельством об отличной нравственности и способностях".[7]
С вышеприведенным суждением трудно не согласиться. На X миссию были возложены особые надежды, поскольку несогласие и раздоры между членами предшествующей миссии архимандрита Иакинфа сделали проблематичным дальнейшее существование Православия в пределах Срединной империи. В связи с этим остро вставал вопрос о составе миссии и ее начальнике. Не случайно в одном из своих писем тогдашний министр иностранных дел граф К.В. Нессельроде писал министру духовных дел и народного просвещения князю А.Н. Голицыну: "Существенное неудобство заключалось в том, что не всегда падал выбор на людей, имеющих полную к тому охоту и способности и соединяющих в себе строгую нравственность с тою степенью ученого воспитания, которая открывала бы им способы к совершенному достижению цели высокого назначения миссии". Но ведь именно такие люди "могут поистине оправдать волю правительства, и дать китайцам настоящее понятие о степени образования, о достоинстве характера россиян".[8]
А в Высочайшей инструкции на имя архимандрита Петра, подписанной в Царском Селе 27 июля 1818 г., говорилось: "Правительство, избирая вас главным начальником отправляемой в Пекин духовной миссии, желает, чтобы вы приняли сие назначение как новый знак отличной доверенности и уважения к вашим чистым христианским правилам, строгой нравственности, способностям и просвещению. Оно ожидает с твердою надеждою, что вы вполне оправдаете выбор его, и во мнении народа соседственного поддержите честь имени русского как осторожным и кротким вашим поведением, как примерами жизни добродетельной, так и внимательным беспристрастным надзором за всеми членами новой миссии, вам подчиняемой".[9]
Выбор правительства был как нельзя более удачным. Архимандрит Петр оказался тем человеком, которому удалось возродить и поставить на принципиально новую основу саму деятельность Российской православной миссии в Китае. И если первые 20 лет XIX в. в отечественной синологии принято называть "бичуринским этапом", то начиная с 1821 по 1917 г. включительно в деятельности миссии протекает "период Каменского", поскольку получившая высокую оценку миссионерская деятельность этого периода была взлелеяна его трудами и заботами. В этой связи уместно привести слова известного русского синолога XIX в. К.А. Скачкова, который писал об архимандрите Петре, что "во время десятилетнего пребывания своего в Пекине, он не переставал заботиться вместе со своими помощниками о внушении отпавшим от Православия истин веры Христовой и мерами кротости, благодеяний, добрым примером, усердием в священнослужении и в исполнении духовных треб привлек к нашим храмам большую часть тех Албазинцев, живших в Пекине, семейства которых уже более века коснели в идолопоклонстве".[10]
Остановимся коротко на основных вехах биографии архимандрита Петра, предшествовавших его отправке в Пекин в 1819 г. Родился в 1765 г. в семье священника. [11] В 1787 г. окончил духовную семинарию в Нижнем Новгороде, где обучался латинскому и древнегреческому языкам (знал их в совершенстве), поэзии, риторике, философии, богословию, географии и математике. Затем в течение трех лет работал учителем в Балахнинском уездном училище. В 1791 г. поступил в Императорский Московский университет, в котором изучал логику, математику, всеобщую историю и естественное право. Спустя год был определен помощником надзирателя в Санкт-Петербургский воспитательный дом. В феврале 1793 г. по указу Святейшего Правительствующего Синода был включен в состав VIII Российской православной миссии архимандрита Софрония (Грибовского) в качестве ученика китайского и маньчжурского языков. Находясь в Пекине, помимо работы в Лифаньюане (китайской Коллегии иностранных дел), активно занимался переводческой деятельностью (в основном с маньчжурского языка). Им были переведены (в ряде случаев начаты переводы и завершены уже позднее): "Цзычжи тунцзянь ганму" (доминский период), раздел "Бэньцзи" из "Юаньши", "Журнал, веденный в Пекине по случаю прибытия из Российского государства посланника Николая Гавриловича Спафария", "Описание дел Джунгарии", "Падение Минской, а начало Манжурской, в Китае царских династий, или жизнь изменника Лидзычина" и некоторые другие работы. [12]
Именно в этот период своего пребывания в Пекине П.И. Каменский вынес впечатление о том, что "Пекин для ученых миссионеров есть прекрасная школа, рай, а для невежд мучительнейшая неволя".[13]
Значительное место в научном наследии Каменского этого периода отведено рецензированию синологической продукции отечественных и зарубежных исследователей. Особенно интересны его заметки, посвященные работам известного французского миссионера-иезуита Ж.М. Амьё (1718-1793). "Китайские иезуита Амиота записки, - читаем в одном из его отзывов, - суть тело, не имеющее и признаков души - при всей знатности его учености, толикие труды по истинне не только суть тщетны, но и вредны. Он... не объяснял, но что уже, так сказать, в ученом свете, почти и объяснилось, по крайнему без совестию совершенно затемнить старался. Он писал под именем китайцов, из их пазухи вышедших, такия небылицы, о коих и сам Китай при всей своей древности, никогда не слыхивал. Ежестрочныя пустыя его противоречия, сильны доказать сию истинну".[14]
Познания П.И. Каменского в китайском и маньчжурском языках, как и других учеников миссии, при возвращении в Россию были высоко аттестованы ургинским ваном, который имел с ними беседу специально на этот предмет.[15] Именно его предполагал оставить переводчиком в своем ведомстве тогдашний иркутский генерал-губернатор И.Б. Пестель. Однако центральное правительство, испытывая недостаток в квалифицированных переводчиках, определило его вместе с С.В. Липовцовым 13 апреля 1809 г. в штат чиновников Азиатского департамента Коллегии иностранных дел. В 1816 г. он производится в чин коллежского асессора и возводится в дворянское достоинство. Тогда же Высочайшим именным указом П.И. Каменский был определен в состав попечительного комитета Императорского человеколюбивого общества и как член его являлся попечителем Галерного селения. В 1818 г. был избран на должность директора комитета Российского Библейского общества.
Находясь на гражданской службе, П.И. Каменский продолжал активно заниматься научной деятельностью. Большой международный резонанс получила его идея, связанная с попытками издания пятиязычного (маньчжурско-монгольско-китайско-русско-латинского) словаря, пробный оттиск первых листов которого был выпущен в типографии Н. Греча. Несмотря на высказываемые и по сей день сомнения в реальности проделанной П.И. Каменским практической работы над составлением такого рода словаря, имеющиеся в нашем распоряжении архивные материалы позволяют утверждать, что к моменту отправки в Китай он основательно потрудился над задуманным изданием, хотя и не успел завершить этот грандиозный труд до конца.[16] На данное обстоятельство указывают также многочисленные рецензии, поступившие из-за рубежа от крупнейших востоковедов Западной Европы (Дж. Барроу, Л.-Ж. Дегиня, Ж.-П.-А. Ремюза, барона А.-И. Сильвестра де Саси, Ч. Уилкинса и др.). Из отечественных синологов отозвался Н.Я. Бичурин, причем негативно. Большую помощь в попытках издания словаря П.И. Каменскому оказывал П.Л. Шиллинг фон Канштадт, сумевший специально для этой цели выхлопотать необходимые денежные средства. [17]
Приблизительно в те же самые годы ученым-синологом был осуществлен перевод книги "Тайшан", неполный текст которого был опубликован в "Журнале министерства народного просвещения" за 1821 г.[18] Параллельно он преподавал в Санкт-Петербургской духовной академии, где читал курс по современной истории Китая.
Наглядным проявлением признания заслуг П.И. Каменского в научной сфере явилось его избрание в 1819 г. членом-корреспондентом Санкт-Петербургской Императорской академии наук по разряду литературы и древностей Востока. Он также являлся членом Вольного экономического общества, Вольного общества любителей науки и художеств, Парижского Азиатского общества и Копенгагенского общества северных антиквариев.
Именно П.И. Каменский явился автором проекта той инструкции (с небольшими добавлениями иркутского генерал-губернатора Н.И. Трескина), которая и стала основой деятельности Российской православной миссии в Китае. Главными среди ее пунктов являлись следующие: забота о сохранении и приумножении православной паствы в Китае, правильная постановка учебных занятий и сбор материалов всеми без исключения членами миссии по интересующим русское общество и правительство отраслям знания, "сохранение в миссии отменного порядка, столь уважаемого в Китае", соответственно через это "снискание благорасположения начальствующих чинов и доверенных лиц" китайского правительства.
Скорее всего данное обстоятельство, свидетельствующее об очень глубоком и всестороннем знании дела, а также личные качества составителя инструкции дали повод его непосредственному начальству предложить П.И. Каменскому возглавить новую миссию. Однако от этой чести он отказался, написав в рапорте на имя К.В. Нессельроде, что "пекинская служба, относительно к личным и частным видам, равняется с службою в недрах отечества продолжаемого, как продолжительное и не изменяемое страдание, с продолжительным услаждением жизни. Произвольно избирать худшее, природе противно, а потому и ехать туда отрицаюсь".[19]
Сейчас трудно объяснить те 0действительные причины, по которым П.И. Каменский отказался принять это высокое назначение, как и обстоятельства, в конечном счете побудившие его изменить свое первоначальное решение. Вряд ли они были сугубо материального порядка, на чем настаивают некоторые из его биографов. Но как бы там ни было, выбор состоялся в пользу повторной, очень непростой и весьма продолжительной службы в Китае.
Учитывая, что начальником миссии должно быть лицо непременно духовного звания, Павел Каменский избрал монашество (этому способствовало также и то, что он был холостым), и 3 мая 1819 г. принял постриг с именем Петр от митрополита Санкт-Петербургского Михаила. 8 мая был рукоположен в иеродиакона, затем - иеромонаха, а 15 мая произведен в архимандрита. Тогда же ему был пожалован бриллиантовый наперсный крест.
Перед отъездом миссии члены ее удостоились Высочайшей аудиенции. Во время приема архимандрит Петр сказал, что будет просить на предлежащий ему подвиг помощи у Господа. На что Государь Александр Павлович ответствовал псаломски: "Гласом моим ко Господу воззвах, и услыша мя от горы святыя Своея" и добавил: "часто так взывал я ко Господу, и Той всегда выслушивал меня".[20]
Из Санкт-Петербурга члены миссии выехали 28 декабря 1819 г., причем часть из них поехала попрощаться с родными. Все вместе они собрались уже в Казани и прибыли в Иркутск 20 февраля 1820 г., где тепло и любезно были встречены тогдашним генерал-губернатором Сибири М.М. Сперанским. 31 августа 1820 г. миссия пересекла границу Российской империи, а 1 декабря того же года прибыла в китайскую столицу. В пути миссию сопровождали чиновник 8 класса Азиатского департамента Министерства иностранных дел Е.Ф. Тимковский в качестве ее пристава и отряд сибирских казаков из 29 человек во главе с офицером 14 класса Е.И. Разгильдеевым. В распоряжение миссии были предоставлены 10 крытых повозок, 6 одноколок, 85 верблюдов, 150 лошадей и 28 быков, часть из которых была подарена миссии бурятами.[21]
На редкость удачным оказался подбор участников миссии. В нее вошли: иеромонах Вениамин (Морачевич), иеромонах Даниил (Сивиллов), причетники Н.И. Вознесенский и А.И. Сосницкий, врач И.П. Войцеховский, студенты К.Г. Крымский и З.Ф. Леонтьевский. Исключение представляли только двое: иеродиакон Израиль, который, будучи лишен, по всей видимости, тех качеств бескорыстия и подвижничества, которыми в полной мере обладал сам архимандрит, получил крайне нелестную оценку своего начальника, и студент В.К. Абрамович. Правда, вскоре оба они вернулись в Россию.
Интересно отметить, что изучением китайского и маньчжурского языков в этой миссии занимались даже причетники, чего не случалось ранее. В деятельности предшествующих миссий именно они являли собой главный источник беспокойств и раздоров. "Я же многогрешнейший послушник, - писал в своем донесении в Святейший Синод 3 апреля 1833 г. архимандрит Петр, - дабы исправить сие зло, обратил их к трудам изучения многотруднейшего китайского языка, чрез что Миссия избавилась от них соблазнов, христианская нравственность и физическое здоровье сохранилось в целости, а Китайское правительство ни дурным поведением, ни безнужными высылками обеспокоено не было. Словом: из такого рода людей, которые и сами погибали, и других к погибели всегда увлекали, я возвратил Отечеству по истине полезными". [22]
С первых же шагов деятельности новой Российской православной миссии особенно остро встала проблема взаимоотношений с членами предшествующей миссии, связанной с разбирательством ее дел, весьма запущенных по церковной и административно-хозяйственной части. Достаточно упомянуть, что за 15 лет работы IX миссии было обращено в Православие только 23 человека. Всю ответственность за раздоры и развал миссии Каменский полностью возложил на архимандрита Иакинфа (Бичурина), о котором писал: "Архимандрит Иакинф острого ума, ко многому по истине способен, но добрых склонностей, и даже кажется стыда и совести, ни следа не видно. Для него вера, отечество, родство, долг ближнего, жизнь, смерть - пустые слова, для него одни сладострастия составляют его блаженство".[23] Причем аналогичной оценки тот удостоился также со стороны официальных китайских властей, иркутского генерал-губернатора И.Б. Пестеля, а также своего непосредственного начальства. Исход "дела" хорошо известен: виновные были наказаны, сам Иакинф простым монахом был сослан на Валаам, что послужило причиной непримиримой вражды последнего к своему "обидчику".[24]
Спор архимандрита Петра и монаха Иакинфа, затронувший в дальнейшем область личностных отношений и переросший в острую и напряженную научную полемику между ними, продолжался на протяжении всей их жизни, пока не утешил и не примирил их Всемогущий Утешитель и Примиритель Господь Бог.
Близкое знакомство с ошибками и неудачами предыдущих миссий позволило архимандриту Петру внести важные изменения в саму систему организации Российской православной миссии. Удачным новшеством нужно признать образование Совета миссии из трех человек (архимандрит и два иеромонаха). Теперь только Совет определял планы учебных занятий и текущих обязанностей каждого без исключения члена миссии, ведал финансовой и хозяйственной стороной, определял степень наград для отличившихся и меру наказаний для проштрафившихся, вел соответствующую отчетность и переписку, вырабатывал общую линию поведения в отношении цинских чиновников и местного населения и многое другое. Функции самого архимандрита были сведены до роли "старшего священника", каковым он и именовался во избежание недоразумений в китайских официальных бумагах. Хотя именно его авторитет и знание всех обстоятельств жизни Китая сделали его реальным, а не формальным начальником миссии.
Самое пристальное внимание в деятельности X Российской православной миссии уделялось проповеди христианства среди вновь окрещенных албазинцев, общее число которых в 1831 г. составляло 94 человека. Об этой стороне своей деятельности архимандрит Петр писал следующим образом: "Теперь снова озарила их благодать Божия. Окостеневшие в язычестве, сии мертвецы, благодаря благочестию Великих Российских Государей, паки в недрах Святой Церкви согреваются. Ныне, среди жилищ их, на месте запустевшей обители церкви, снова воздвигнут дом Божий и снабжен нужною утварью, не бедность, но богатство являющей, доказывающей благочестие Великих Царей наших. Ныне между ними водворяются не только благочестивые, но и способнейшие к проповеди слова Божия духовные, на понятном им китайском языке христианские должности объясняющие".[25] Сила слова Божиего и проповеди самого архимандрита Петра привлекли к нашей Церкви нескольких маньчжурских чиновников, которые сохранили самую добрую память об обретенном ими пастыре. Впрочем, своими молитвами и заботами сам отец Петр не оставлял их и после своего возвращения на родину.
О положении дел миссии архимандрит Петр (Каменский) писал в своем послании в Святейший Синод от 2 февраля 1823 г. следующим образом: "Миссия наша находится в самом цветущем состоянии, все и каждый порознь с неутомимостью упражняются в предписанных занятиях. Запущенные строения поправлены. Успенская обитель внутри возобновлена и вне прочно устроена, при ней для воззвания албазинцев из идолопоклонства открыто училище, из проданных предшествующим архимандритом домов два обратно куплены. От прилежного занятия духовных в китайском языке можно при помощи Божией надеяться, что нужнейшие места Священнослужения скоро переведены будут на китайский язык, без чего хождение албазинцев в Церковь тщетно. Служба Божия отправляется в обеих обителях, и албазинцы довольно с нами уже сблизились знакомством, и в вере предвидится оживление. Обучающиеся дети со временем могут лучшими быть отцов своих учителями. Теперь с нашей стороны, по их заматерелой испорченности, много требуется терпения. Для духовных знание китайского языка необходимо нужно".[26]
Учет местных особенностей обусловил внесение с
благословения Святейшего Синода ряда изменений
непринципиального характера в отправление православного
обряда, а именно в Таинство крещения (водой обливалась
только голова посвящаемого), отказ от запрета на
потребление некоторых видов пищевых продуктов во время
поста (молоко и масло) исключая четыредесятницу. Изменился
внешний облик священника: обязательным условием стало
бритье головы и бороды, ношение в повседневной жизни
китайского платья.[27] Вот как писали об этой
стороне своей деятельности в донесении в Святейший Синод
от 1 июля 1824 г. члены Совета миссии архимандрит Петр,
иеромонахи Вениамин и Даниил, коллежский асессор И.П.
Войцеховский: "В течение четырехлетнего пребывания
духовной миссии в Пекине, крайние предоставлялись
необходимости, по причине различия климата и обычаев Китая
с нашими отечественными, к отступлению от некоторых
обрядов и правил святыя нашея Церкви как относительно
новопризываемых чад Христовых, так и самых членов миссии.
И именно:
1е. Иностранец в Китае есть редкость и диковина. И потому
куда бы он не показался в одеянии своем, везде будет
служить зрелищем народу и образцом варвара. Посему...
нашли необходимо нужным, во избежание таковых препятствий,
подбривать головы и бороды и, выходя со двора, надевать
китайское платье.
2е. <Албазинцы отказываются при крещении обнажать
тело>. Потому да не препятие положится благовестию
Христову, нужным признано совершать таинство сие чрез
возливание только на главу крещающегося святой воды.
3е. Непостояннейший климат в северных частях Китая; разные
свойства произрастений онаго и воды с нашими
отечественными были не маловажною причиною к расслаблению
здоровья, почти всех членов миссии. Сверх того недостаток
постных вещей как то: рыбы, грибов, сухих овощей, квасу и
тому подобного, коими у нас питаются во время постов,
делал сохранение оных для здоровья совершенно
изнурительным. И потому также не меньшая необходимость
заставила, исключив четыредесятницу, во все прочие посты,
разрешить на масло и молоко" (РГИА, ф. 796, оп. 99, №
877, л. 295-295 об.).[/NOTE] И, главное, именно в миссию
архимандрита Петра литургия стала совершаться на китайском
языке - в Успенском храме непосредственно им самим, а в
Сретенском храме в воскресные и праздничные дни
иеромонахом Вениамином (Морачевичем).
Располагая значительными денежными средствами[28], архимандрит Петр (Каменский) учредил при Успенском монастыре в октябре 1825 г. училище для обучения детей албазинцев (в количестве 15 человек) закону Божиему, русской и церковно-славянской грамоте, арифметике и церковному пению. Иконостас, который был обновлен в 1824 г. и выслан из России в Пекин вместе с деньгами на содержание миссии, был размещен в Успенской церкви. Некоторые иконы для него, по свидетельству пристава миссии Е.Ф. Тимковского, были написаны китайскими художниками в "народном их вкусе". Сам храм, вновь отремонтированный, был освящен 10 ноября 1827 г. При нем были выстроены кельи начальника миссии и остальных ее членов.
Был отреставрирован Сретенский храм, а купол его покрыт позолотою.
По ходатайству Е.Ф. Тимковского храм украсился иконостасом, плащаницею и четырьмя картинами на сюжеты из Священного Писания, выполненными профессором Санкт-Петербургской академии художеств А.И. Ивановым (1775-1848).[29] Начиная с десятой миссии службы в этом храме стали проводиться регулярно. Приведено было в порядок русское миссионерское кладбище, располагавшееся за пределами города. И, наконец, были выкуплены находившиеся в закладе дома и участки земли, являвшиеся собственностью Российской православной миссии.
Большое место в деятельности архимандрита Петра отводилось пополнению библиотечного собрания нашей миссии в Пекине, основу которого он заложил еще в 1795 г.[30] В этот период велась самая интенсивная работа по закупке и переписыванию книг разнообразного (преимущественно богословского) содержания. Дублетные экземпляры многих из них впоследствии были переправлены в Россию. "Всякого рода христианских богословских, на китайском языке книг, по благосклонности римских веропроповедников мною списанных, и частью печатных, имеется полная коллекция. Священная Библия так же мною списана на китайском языке 2 экземпляра и на маньчжурском 2, из коих по одному оставлены в здешней нашей библиотеке и по одному имею счастье послать в Святейший Синод для употребления по Императорскому Библейскому обществу"[31], - так писал об этой стороне своей деятельности сам архимандрит Петр.
Среди ценных пополнений этой библиотеки нужно считать работы самих членов миссии. Учитывая недостаток христианской литературы на китайском и маньчжурском языках (ведь многие издания католических миссионеров стали к тому времени раритетными) члены миссии во главе с архимандритом активно занялись переводческой деятельностью. В первую очередь это, конечно, нужно отнести к иеромонаху Даниилу (Сивиллову), стараниями которого были переведены на китайский язык утренние и вечерние молитвы; Зерцало исповедания веры святителя Димитрия Ростовского; молитвы за литургией, мирянами читаемые; Стоглавник святого Геннадия патриарха.
Особого внимания самого архимандрита Петра удостоилась книга известного французского философа Н. Мальбранша "Непреложная истина или состязание христиан с язычниками", экземпляр которой он получил в дар в Иркутске от графа М.М. Сперанского в 1820 г. Эта книга была переведена им на маньчжурский и русский языки в дополнение к уже существовавшему китайскому переводу под заглавием "Тяньчжу ши и". По пути на родину архимандрит Петр переводил китайско-маньчжурский фразеологический словарь "Цинвэнь дяньяо" (1793 г.), который он завершил 31 декабря 1831 г., находясь уже в Иркутске.[32] Видимо, в это же время им был завершен перевод и окончательная редактура китайской и маньчжурской частей трехъязычного словаря "Саньхэ бяньлань", над которым он работал совместно с В. Новоселовым, осуществившим перевод монгольской части. [33]Скорее всего во второй "пекинский" период П.И. Каменским был подготовлен к печати "Большой русско-китайский словарь" в трех томах с образцами перевода на китайский язык отдельных фраз преимущественно богословского характера.[34]
Среди работ остальных членов миссии нужно также назвать перевод трех первых частей "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина, выполненный З.Ф. Леонтьевским. [35]
Во время X миссии архимандрит Петр на свои собственные средства активно закупал книги на китайском, маньчжурском и монгольском языках, свыше ста экземпляров которых он впоследствии подарил в самые различные учреждения России (Санкт-Петербургскую духовную академию, Азиатский департамент МИД, Санкт-Петербургскую публичную библиотеку, Московский университет, духовную семинарию и гимназию г. Иркутска, Нерчинское училище монгольского языка и др.). Только в октябре 1825 г. он переслал в Святейший Синод целый ящик книг Ветхого Завета на китайском языке.
Важной областью деятельности миссии, как и у предшествующих ей, оставалась проблема установления правильных и нормальных отношений с цинскими властями. Немалую роль в этом сыграли авторитет и личное обаяние самого архимандрита. Большую популярность миссии придала самоотверженная работа врача И.П. Войцеховского во время эпидемии чумы, которая свирепствовала в Пекине в 1820-1821 гг., а также успешное излечение им одного из родственников богдыхана. На почетной доске, поднесенной врачу по этому случаю 14 ноября 1829 г., было написано: "Чан Сан мяошу".[36] Нужно также отметить и систематическую, грамотно, но вместе с тем строго и жестко организованную (из-за нерадивости местных учеников) преподавательскую деятельность иеромонаха Вениамина (Морачевича) в школе русского языка при Лифаньюане.
Другой насущной проблемой продолжали оставаться взаимоотношения с представителями остальных христианских конфессий и орденов, имевших свое представительство в Пекине. У членов миссии сложились самые добрые отношения с последними представителями католической миссии. Как следует из письма Н.И. Вознесенского протоиерею Петропавловского собора Ф.С. Песоцкому, после кончины 2 октября 1826 г. суприора южной соборной коллегии Ребейры нанкинский епископ К.П. Перейра подарил нашей миссии его библиотеку.[37] О большой заинтересованности католических миссионеров в дружественных контактах с членами нашей миссии свидетельствуют также З.Ф. Леонтьевский и иеромонах Вениамин (Морачевич). А прибывший в составе уже XI Российской православной миссии И.П. Ковалевский так отозвался о встрече с португальским священнослужителем 4 декабря 1830 г.: "Нельзя описать радость с коею нас встретил сей почтенный старец (т. е. К.П. Перейра. - О. Ш.), последний из европейских миссионеров в Пекине, гонимый злосчастною судьбою среди коварных китайцев. Честь членам русской миссии, которые не оставляли своими посещениями его, подкрепляли жизнь и дух христианского веропроповедника, окруженного завистливыми язычниками!".[38]
Сам архимандрит Петр следующим образом обрисовал положение католической миссии в Китае во второй срок своего там пребывания в одном из донесений на имя обер-прокурора Святейшего Синода князя П.С. Мещерского: "Римское миссионерство во всем Китае уничтожено. Теперь по болезни до выздоровления оставлен один епископ Пирет (т. е. К.П. Перейра. - О. Ш.). Церкви их разрушаются, а обширные имения распроданы, из коих и мы с дозволения здешнего правительства, для казенных доходов купили два овощные огорода и несколько лавок, всего ценою около десяти пуд серебра. К нашей же миссии час от часу здешнего усугубляется правительства политическое благорасположение. Все наши нужды и просьбы удовлетворяются весьма благосклонно".[39]
Подобные обстоятельства позволили российскому правительству высоко оценить деятельность X миссии после возвращения ее из Китая 3 сентября 1831 г. Все оставшиеся в составе миссии удостоились положительной оценки своего начальника и по возвращении на родину были должным образом награждены и получили продвижение по службе. Архимандрит Петр за беспорочную и самоотверженную службу в качестве начальника X Российской Православной Миссии в Китае был награжден орденом Святой Анны 1-й степени (первым среди духовных лиц подобного сана). Орден Святого Владимира 3-й степени он получил еще находясь в составе миссии. Его прочили на архиепископскую кафедру в Астраханскую губернию. Однако он предпочел удалиться на покой в Феодоровскую обитель г. Городца (Нижегородская губерния, Балахнинский уезд), где по преданию умер Великий князь Александр Ярославич Невский после возвращения из своей поездки в Золотую Орду к Берке-хану, приняв монашеский обет под именем Алексия 14 ноября 1263 г.[40] Последние годы жизни П.И. Каменский провел в непрерывных и деятельных заботах, связанных с восстановлением этого монастыря; на реализацию своего замысла он тратил значительную часть пенсии и имущества, в том числе подаренный ему императором Николаем I бриллиантовый перстень.
Что же касается Китая, то с каждым годом в дневниковых записях Каменского объем сведений о нем неуклонно сокращается. Общая оценка лет, проведенных им там скорее негативная. "О Китай! - писал он. - Много ты у меня унес бесценного времени. 27-м лет проведено над машинальными только твоими занятиями, но утешает одно только то, что потеряно оное по службе; ежели бы не это, то никакими слезами толикой утраты оплакать было не возможно. Китайские оные занятия, а при том денно-ночные, не только не умножают познания, и прежде приобретенных чрез долговременность лишают".[41]
Хотя и к данному суждению архимандрита Петра можно относиться по-разному. Ведь в нем угадана одна очень важная мысль о том, что изучение истории и культуры страны с такой мощной и давней традицией существенно увеличивало пропедевтику "китаистических штудий" (включавшую в себя самые элементарные сведения во всех областях знания), изучение которой могло растянуться на несколько лет самого кропотливого и упорного труда. И вот почему, между прочим, в среде самих миссионеров сложилось представление о европейских ученых, никогда не живших в Китае, как о "пустых барабанах", которые "чем пустее, тем громчее".
Пожалуй, последний раз пристальное внимание Каменского к Китаю будет привлечено с появлением в петербургских газетах информации о начале первой "опиумной" войны (1840-1842), шансы которого в ней он оценивал крайне невысоко. "От ржания северной лошади, легионы китайских войск разбегаются. Ленивая нация Китаем не владеет. Китаец говорит: кто ни поп так для нас батька - только б не мешал нашим обычаям. Он же говорит: мы на опыте видели, что и наши природные государи не лучше управляли, как и пришлые".[42]
Но такого рода упоминания в его записках очень редки. Чисто земное мало занимает и волнует его. Архимандрит Петр уже полностью вверяет себя Тому, с Кем ему предстоит неизбежная и скорая встреча. Ведь там, где кончается жизнь, не обязательно наступает смерть. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Откр. 21, 4). В сознании этой мысли обрел свое вечное успокоение 17 мая 1845 г. православный пастырь Китая.
Список сокращений
ГИАЛО - Государственный исторический архив Ленинградской
области
СПб. ФИВ РАН - Санкт-Петербургский филиал Института
востоковедения Российской академии наук
РГИА - Российский государственный исторический архив
ОР и РК РНБ - Отдел рукописей и рукописных книг Российской
национальной библиотеки
[1] См., например: Вахтин Б.Б., Гуревич И.С.,
Кроль Ю.Л. и др. Каталог фонда китайских ксилографов
Института востоковедения АН СССР. М., 1973.
Вып. 1-3.; Волкова М.П. Описание маньчжурских рукописей
Института народов Азии АН СССР. М., 1965; Маньчжурские
рукописи и ксилографы Государственной публичной библиотеки
имени М.Е. Салтыкова-Щедрина:
Систематический каталог / Сост. К.С. Яхонтов. СПб., 1991;
Китайские рукописи и ксилографы Публичной библиотеки:
Систематический каталог / Сост. К.С. Яхонтов. СПб., 1993;
Яхонтов К.С. Китайские и маньчжурские книги в Иркутске.
СПб., 1994.
[2] Подробнее см.: ГИАЛО, ф. 19, оп. 413, ед. хр. 120, 670 л.
[3] Материалы для истории Российской духовной миссии в Пекине / Под ред. Н.И. Веселовского. СПб., 1905. Вып. 1. С. 48.
[4] Особенно наглядно эта точка зрения отображена в одном из вариантов киносценария П.Е. Скачкова "Иакинф Бичурин - основоположник русского китаеведения" (Архив востоковедов СПб. ФИВ РАН, ф. 130, оп. 1, ед. хр. 21).
[5] История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990. С. 270.
[6] Там же.
[7] Цит. по: Можаровский А. К истории нашей духовной миссии в Китае (архимандрит Петр Каменский) // Русский архив. М., 1886. № 7. С. 412.
[8] РГИА, ф. 796, оп. 104, ед. хр. 714, л. 2 об., 3.
[9] РГИА, ф. 796, оп. 99, ед. хр. 877, л. 14-14 об.
[10] Скачков К.А. Потомки албазинцев в Пекине // Русский художественный листок. 1859. № 2. 10 января. С. 9.
[11] В разных, независимых друг от друга источниках приводятся зачастую противоречивые сведения, относящиеся к биографии П.И. Каменского. Так, в некрологе, помещенном в "Журнале министерства народного просвещения" за 1845 г., годом рождения Павла Ивановича указан 1773 г. (Ч. XLVI. № 6. Июнь. Отд. VII: Новости и смесь. С. 46). Послужной список архимандрита Петра относит эту дату к 1770 г. (РГИА, ф. 796, оп. 99, ед. хр. 877, л. 52).
[12] Почти все переводы и работы П.И. Каменского остались в рукописях. Исключение составляют только: "О китайском растении жень-шень, с рисунком оного" ("Труды Вольного экономического общества" за 1815 г. Т. 65. С. 158-162), "Журнал, веденный в Пекине по случаю прибытия из Российского государства посланника Николая Гавриловича Спафария" ("Сибирский вестник" за 1823 г. Ч. 3. С. 29-100) и "Записки об албазинцах" (изданы в Пекине в 1906 г.).
[13] Архив востоковедов СПб. ФИВ РАН, ф. 42, оп. 1, ед. хр. 1, л. 286.
[14] ОР и РК РНБ, F-XVII, ед. хр. 24/3, л. 300.
[15] Путешествие архимандрита Софрония Грибовского от Пекина до Кяхты в 1808 году // Сибирский вестник. СПб., 1823. Ч. 1. С. 38.
[16] Архив востоковедов СПб. ФИВ РАН, разр. I, оп. 9, ед. хр. 9; ОР и РК РНБ, кит. нов. сер., ед. хр. 122.
[17] Подробнее с обстоятельствами издания пятиязычного словаря можно познакомиться по материалам фонда № 56 Архива востоковедов СПб. ФИВ РАН (ед. хр. 61-81). Отсюда же мы узнаем, что за основу своего словаря П.И. Каменский взял словарь, изданный в правление Цяньлуна.
[18] Журнал министерства народного просвещения. 1821. № 9. С. 153-156.
[19] РГИА, ф. 796, оп. 99, ед. хр. 877, л. 39.
[20] Можаровский А.Ф. К истории... С. 407.
[21] Краткая история Русской Православной Миссии в Китае, составленная по случаю исполнившегося в 1913 году двухсотлетнего юбилея ее существования. Пекин, 1916. С. 95.
[22] РГИА, ф. 796, оп. 99, ед. хр. 877, л. 355.
[23] Там же. Л. 151.
[24] Интересно отметить то обстоятельство, что по указу Святейшего Синода от 30 июня 1827 г., находясь на Валааме, уже после суда над ним, отец Иакинф получал 1200 руб. ежегодных сумм и еще специально 300 руб. ежегодно на ученые занятия, что никоим образом не согласуется с высказанным рядом советских исследователей предположением о том, что тот подвергался преследованиям со стороны церковных властей как вольнодумец (РГИА, ф. 796, оп. 99, № 877, л. 323 об.).
[25] Цит. по: Китайский Благовестник. 1685-1935: Юбилейный сборник, посвященный 250-летию со дня основания Российской православной миссии в Китае. Пекин, 1935. С. 104.
[26] РГИА, ф. 796, оп. 99, № 877, л. 282.
[27]
[28] Высочайше утвержденная инструкция от 4 августа 1818 г., подтвержденная инструкциями 1839 и 1847 гг., увеличила сумму, отпускавшуюся на жалованье и содержание миссии, с 6500 до 16 250 руб. в год, установив новые статьи расходов, а именно: на оплату учителей китайского, маньчжурского и монгольского языков, покупку книг и т. д. (Кюнер Н.В. Новейшая история стран Дальнего Востока. Ч. 2: Обзор сношений Китая с европейскими державами с XVI столетия до 1842 года. Вып. 3: Сношения с Россией. Владивосток, 1910. С. 80).
[29] Общее представление о строениях миссии можно получить по зарисовкам С.И. Черепанова - командира отряда казаков, сопровождавших XI миссию по пути в Пекин. Экземпляры этих зарисовок хранятся в фондах М.В. Ладыженского (Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого) и З.Ф. Леонтьевского (ОР и РК РНБ).
[30] См.: Кармановская И.Л. Сокровища российской духовной миссии в Пекине // Проблемы Дальнего Востока. 1990. № 5. С. 195.
[31] РГИА, ф. 796, оп. 99, № 877, л. 299 об.
[32] Архив востоковедов СПб. ФИВ РАН, ф. 24, оп. 1, ед. хр. 4.
[33] В настоящее время местонахождение данной рукописи не выявлено. Упоминание о ней см.: Архив востоковедов. Ед. хр. 15, л. 68.
[34] См.: Там же, ед. хр. 1-3.
[35] См.: ОР и РК РНБ, ф. Дорн, ед. хр. 745.
[36] "Прекрасное лечение, подобное Чан Сану", т. е. известному врачу древнего Китая (Скачков П.Е. Очерки… С. 196).
[37] См.: Миротворцев В. Материалы для истории Пекинской духовной миссии // Православный собеседник. Казань, 1888. Сентябрь. С. 118-119.
[38] ОР и РК НПБ, ф. 100, оп. 2, ед. хр. 612, л. 59.
[39] РГИА, ф. 796, оп. 99, № 877, л. 326.
[40] Из описания Феодоровского Городецкого монастыря. СПб., 1872. С. 12.
[41] Архив востоковедов..., ед. хр. 14, л. 110 об.-111.
[42] Там же, ед. хр. 15, л. 41.
