Московские церкви святого Пимена

Храм святого Пимена Великого в Новых Воротниках. Фото: hram.codis.ru

Святой Пимен родился в 340 году в Египте и вместе с братьями принял иноческий постриг в одном египетском монастыре. Вскоре молва о святом подвижнике облетела весь Египет, так, что один местный правитель захотел сам посетить его, но получил отказ – св. Пимен убоялся широкого народного почитания, которое неизбежно последовало бы вслед за приездом вельможи, и это помешало бы его безмолвию и внутреннему смирению. Он учил иноков любви к Богу и ближнему, молитве и покаянию, не налагая на людей «неудобоносимого бремени», не  изнуряя их голодом, длительным постом, бессонницей. «Человеку необходимо соблюдать три главных правила: бояться Бога, часто молиться и делать добро людям», - говорил святой. Иноки записывали его мудрые изречения. Так, один монах спросил наставника, следует ли рассказать о грехе брата, которого стал свидетелем. И святой Пимен отвечал: «Если мы скроем грехи братьев, то и Бог скроет наши грехи». А на каверзный вопрос, что лучше, говорить или молчать, святой молвил: «Кто говорит Бога ради – хорошо делает, и кто молчит Бога ради – тоже хорошо поступает».

В своей святой жизни преподобный Пимен прожил 110 лет. После его кончины Православная Церковь прославила его «Великим» – ради его служения Богу, и чтит его как святого угодника.

Покровителем московских воротников св. Пимен стал по особому и горестному для Москвы случаю. После победоносной для Руси Куликовской битвы Орда решила отомстить Москве и ее правителю, великому князю Дмитрию Донскому. В 1382 году, спустя всего два года после славной битвы на Куликовом поле, на Москву напал хан Тохтамыш и осадил Кремль, в котором заперлись защитники города, оборонявшие этот последний подступ к сердцу Москвы. Коварный хан пошел на хитрость – он велел русским князьям из удельных княжеств, соперников Москвы и ее государя, уговорить москвичей открыть кремлевские ворота, обещая, что не тронет ни город, ни его жителей. Воротники, охранявшие Кремль, поверили соотечественникам и жестоко поплатились: враг ринулся в открытые ворота. Москва была сожжена дотла, а все ее защитники и мирные горожане, укрывшиеся в Кремле – женщины, дети, старики, монахи – убиты. Случилось это 9 сентября,  в день св. Пимена Великого – и потому с того времени  он стал почитаться защитником московских  городских врат и небесным покровителем их стражников. 

В исторической литературе иногда встречается и другое, менее обоснованное толкование слова воротники: будто бы так называлась орудийная прислуга, во время боев поднимавшая «ворот» – щит орудия  - перед выстрелом, чтобы от его разрыва не пострадали сами военные. Приверженцы этой  теории ссылаются на военную специализацию этой старинной московской местности – рядом были «Пушкари» и Бронная слобода, где делали оружие. Но версия о сторожах – дозорных караульщиков городских ворот, охранявших покоя города и его населения, - достовернее и общепринята.

Первое, самое раннее, поселение московских воротников располагалось у стен Кремля. Потом их перевели на Тверскую, за пределы стены Белого города, но внутри Земляного –  там воротникам было сподручно исполнять свои обязанности, так как до обеих крепостей расстояние небольшое. Каждого, кто поступал на эту службу,  приводили к особой присяге – стоять государеву службу в равенстве с другими сторожами, где прикажут, и, стоя в карауле, не воровать, не пить и не бражничать, «с воровскими людьми не знаться» и «великому государю не изменить».

Зато, кроме охраны ворот, поселившиеся слободой воротники, как водится в Москве, занимались огородничеством, кормившим их семьи, торговлей и даже ремесленным и кузнечным делом, чему немало способствовала социальная специфика местности. Рядом находился Каретный Ряд, где изготовляли и продавали экипажи, а у воротников чинили их и подковывали лошадей. И если в допетровские времена служба воротников по охране средневекового города была не только ответственной, но и сильно востребованной, то с переносом столицы в Петербург и кардинально новым развитием Москвы они оказались на положении обычных городских жителей  - простых обывателей.

Первая Пименовская церковь у Тверской появилась еще в 1493 году, и в середине XVII века она все еще была деревянной. Только в 1681-1682 годах, уже после того, как московская слобода воротников была в основном переведена за пределы Земляного города, «старый Пимен» выстроили каменным, с главным престолом во имя Св.Троицы и с приделом во имя святого покровителя московских стражников. Храм освятил сам патриарх. А в первой половине XIX столетия знаменитый московский архитектор Афанасий Григорьев (один из авторов «Большого Вознесения») выстроил здесь новую каменную церковь с классическим огромным куполом.

27 апреля 1869 года в Пименовском храме венчались сын Ф.И.Тютчева,  Иван с О. Путятой, и на празднике присутствовал сам поэт.

Теперь это место знакомо москвичам в основном двумя своими историческими памятниками, «что у Старого Пимена». Первый из них – Воротниковский, 12, где завершилось последнее свидание Пушкина с Москвой. Это был дом его старинного друга, Павла Нащокина, того самого, у которого стесненный в средствах Пушкин одолжил свадебный фрак на свое венчание, и по преданию, был в нем же и похоронен. Поэт гостил у него в этом доме в свой последний в жизни приезд в Москву, в мае 1836 года, когда работал в московском Архиве Коллегии Иностранных Дел над подлинными документами истории правления Петра I и восстания Пугачева. Павел Воинович Нащокин, добрый и честный человек, хлебосольный хозяин, был еще и прекрасным рассказчиком, так, что Пушкин просил его записывать свои «мемории» хотя бы в виде писем к нему – ведь именно рассказы Нащокина стали сюжетами таких пушкинских творений, как «Дубровский» и «Домик в Коломне».

Пушкин задумал изобразить и самого Нащокина в образе главного героя романа о жизни русского дворянства, но этот замысел не успел осуществить. Потом один из первых исследователей жизни Пушкина, небезызвестный Павел Анненков писал о Нащокине, подчеркивая те черты его внутреннего облика, которые привлекли к нему Пушкина: «Редкие умели так сберечь человеческое достоинство, прямоту души, благородство характера, чистую совесть и неизменную доброту сердца, как этот друг Пушкина в самых критических обстоятельствах жизни, на краю гибели, в омуте слепых страстей и увлечений и под ударами судьбы...»

Они познакомились еще в Царском Селе, когда Нащокин учился в Благородном пансионе при знаменитом Лицее вместе с братом Пушкина, Львом. Их сердечная дружба с поэтом сохранилась на всю жизнь – закадычные друзья  делились всеми радостями и горестями, одобряли выбор жен друг друга, вместе мечтали о счастье. За два дня до своего венчания  поэт  приехал к Нащокину на Арбат. У того в доме тогда гостила знаменитая цыганская певица Татьяна  Демьянова. Пушкин был немного печален: «Спой мне, Таня, что-нибудь на счастье; слышала, может быть, я женюсь». Она, сама в те дни расстроенная размолвкой с любимым, тоскливо запела:

                  Ах, матушка, что так в поле пыльно?

                  Государыня, что так пыльно?

                  Кони разыгралися. А чьи то кони, чьи то кони?

                  Кони Александра Сергеевича...

Пушкин вдруг заплакал навзрыд. Нащокин бросился к нему: «Пушкин, что с тобою?!», - «Эта песня мне всю внутрь перевернула, она мне большую потерю предвещает», -  ответил поэт и уехал, ни с кем не простившись. И Нащокин, одолжив Пушкину свадебный фрак, вместе с Вяземским встречал с иконой молодых на арбатской квартире поэта, куда они приехали прямо с венчания из «Большого Вознесения».

Последний раз Пушкин посетил своего московского друга в Воротниковском переулке. За прощальным ужином он пролил на стол прованское масло и очень по этому поводу опечалился, оставшись ждать до полуночи, когда кончится сила «дурной приметы». Нащокин, суеверный не меньше Пушкина, носил на пальце золотое кольцо с бирюзой как «талисман» от насильственной смерти, и, зная о главном страхе своего друга, подарил ему такое же. Уже умирающий Пушкин  отдал это кольцо Данзасу, своему секунданту  - на память о себе.

Здесь же, в Старопименовском, 16, стоял собственный дом профессора Д.И. Иловайского – знаменитого русского историка, автора популярного гимназического учебника, которому немало досталось в те времена от прогрессивной общественности. Тут он прожил до самой смерти и скончался глубоким стариком в 1919 году, - перед тем здесь его застигла революция и даже арест.

Этот московский памятник попал в историю во многом благодаря очерку Марины Цветаевой «Дом у Старого Пимена». И не даром – отсюда тянется одна из самых интересных историй старой Москвы, связанная с легендарным московским домом великой поэтессы. Ведь тот самый деревянный дом в Трехпрудном переулке, где родилась и выросла Марина Цветаева, поначалу и принадлежал историку Иловайскому: он был приданым его дочери Варвары, которая вышла замуж за профессора И. Цветаева и стала его первой женой. Так Цветаевы оказались владельцами дома в Трехпрудном – и когда Варвара Дмитриевна скончалась, дом по наследству остался ее мужу, а от его второго брака здесь родились сестры Цветаевы – Марина и Анастасия. Иловайский часто гостил у них, навещая своего внука, и колоритная фигура знаменитого ученого, «жестоковыйного старика» произвела сильные впечатление на маленькую поэтессу – потом она оставила о нем, наверно, самые яркие, экспрессивные воспоминания.

В первые годы советской власти Пименовскую церковь закрыли под тем предлогом, что ее сторож устроил в ней «самогонный завод». Помещение храма предназначалось для «культурных целей», а именно для комсомольского клуба, открытого тут в 1923 году. «Портрет Либкнехта раздвинул образа в алтаре», - восторженно сообщила газета, повествуя о заседании конференции Краснопресненского райкома комсомола. Но в итоге комсомол обосновался здесь ненадолго, и вскоре в бывшей церкви попросту открыли комиссионный магазин для продажи невыкупленных вещей. Долго боролись за уникальную шатровую колокольню храма, оставшуюся  с XVII века, но все было бесполезно – в 1932 году церковь снесли и выстроили на ее месте обыкновенный жилой дом. Теперь о «Старом Пимене» напоминают только названия местных Старопименовского и Воротниковского переулков, да два великих дома, словно призванных   свидетельствовать об ушедшей славной истории старой Москвы.

Остался «Новый Пимен» у Новослободской. Факт, что этот храм не закрывался в советское время и сохранил свой старинный интерьер, словно «компенсирует» потерю «Старого Пимена». В середине  XVII века (приблизительно в 1658 году) московские воротники были переведены сюда из Земляного Города, уже сильно застроенного и многолюдного: их прежняя территория освобождалась под стрелецкие и прочие дворы государевых людей и мастеров насущных профессий. Здесь же, на окраине Сущева, стражники образовали  другую Воротниковскую слободу и около 1672 года выстроили  новую слободскую церковь во имя традиционного своего покровителя – святого Пимена, с главным Троицким престолом, в точности повторявшую их старый храм. Новое поселение стражников осталось в нехитром названии местного Нововоротниковского переулка, где стоит с тех пор «Новый Пимен».

Эта церковь тоже поначалу была деревянной, (что наводит на мысль об относительной бедности московских воротников) и вскоре сгорела. По благословению Патриарха она была  выстроена вновь на рубеже  XVII - XVIII столетий, но уже каменной и стояла в старину на берегу большого, красивого пруда. А в XIX столетии появился новый придел во имя Владимирской иконы Божией Матери, устроенный по случаю чуда, явленного от этого образа. По преданию, один слепой мальчик как-то играл здесь и взял наощупь в руку какой-то предмет. В это время пыль и песок попали ему в  лицо, он потер глаза этой рукой - и мгновенно прозрел. Первым, что он увидел, была маленькая иконка, вырезанная на камне, которую он и держал в руке – это оказался образ Владимирской Богоматери. Во имя ее тогда устроили придел, – ученые полагают, что это произошло в начале XIX века, а при перестройке церкви в конце того же столетия придел был сооружен заново архитектором К.М. Быковским. Эта каменная икона долго хранилась в Пименовском храме.

Разумеется, что на рубеже  XIX – XX  в.в. ни о каких московских воротниках и их  слободском поселении речи уже не было. Прихожанами «Нового Пимена» были тогда  многочисленные простые москвичи, жившие в той местности, которые стали просить власти о расширении храма в виду его тесноты. Работы велись несколько десятилетий -  в начале ХХ века сам Федор Шехтель оригинально проектировал его внутреннее убранство с элементами и художественными приемами московского модерна. За образец был взят Владимирский собор в Киеве – и его низкий, одноярусный иконостас наподобие византийского, и росписи В.Васнецова, хотя самого художника не пригласили к участию в работе над московским Пименовским храмом. Кроме того, в оформлении интерьера использовали древнехристианскую символику катакомб – изображение «Альфы и Омеги», виноградных лоз, пальмовых ветвей… Благоукрашенный и перестроенный Пименовский храм освятили в октябре 1907 года.

После революции для «Нового Пимена» наступили нелегкие дни, даже несмотря на то, что он не был закрыт. С 1936 г. Пименовский храм стал цитаделью «обновленцев» во главе с лжемитрополитом Александром Введенским – это был главный московский храм раскольников, в числе других городских церквей, захваченных ими в столь смутное для России время. И только после кончины главаря раскола, последовавшей в 1946 году, Пименовский храм самым последним из них вернулся в Патриархию. Последний раз обновленцы служили в нем на праздник св. Иоанна Богослова 9 октября 1946 года – всего лишь через полчаса после ее окончания храм перешел в ведение Русской Православной Церкви.

В советские же годы сюда была перенесена храмовая икона из знаменитой церкви Василия Кесарийского на Тверской, бесследно уничтоженной безбожной властью в середине 1930-х годов. Чуть раньше всех этих событий,  в 1928-1932 г.г. регентом хора в Пименовском храме был монах Платон – будущий патриарх Пимен. Впоследствии он ежегодно совершал здесь службу в престольный праздник храма, празднуя и день своего тезоименитства.

В настоящее время церковь по-прежнему действует.