Кто вы, чтобы указывать?

Нам остается только порадоваться за венгров; не все, однако, радуются.

Международная правозащитная организация Amnesty International в специальном пресс-релизе уже выразила “глубокую обеспокоенность” тем, что новая конституция Венгрии, “нарушает международные и европейские стандарты прав человека”. Нарушением стандартов было сочтено “Введение защиты жизни от момента зачатия (статья II), определение брака как союза между мужчиной и женщиной (статья L).. исключение сексуальной ориентации из перечня возможных мотивов дискриминации (статья XV.2)”

Что же, рассмотрим спор между венгерскими законодателями и этой организацией подробнее. Amnesty International – организация, которую в 1961 году основал Питер Бененсон, человек, переживший сознательное обращение в Христианство (Католичество), и видевший свою деятельность как выражение христианских идеалов справедливости, милосердия и служения ближнему. К созданию организации Бененсона побудил следующий случай: будучи в лондонском метро, он прочитал в газете о том, как двух португальских студентов приговорили к семи годам заключения только за то, что они, сидя в кафе, провозгласили тост “за свободу”. Этот случай его глубоко возмутил; сначала он захотел подать личный протест в португальское посольство, но затем он вышел из метро и зашел в знаменитую лондонскую Церковь св.Мартина в Полях, и провел там три четверти часа, думая о том, как ему следует поступить, чтобы как можно действеннее помочь жертвам несправедливости. Результатом и явилось основание организации. Хотя она была создана как светская и открытая для сотрудничества с любыми людьми, независимо от вероисповедания, большинство из тех, кто ее поддерживал, были людьми религиозными – в основном христианами. Как говорит Писание, “ Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле. (Евр.13:3)”. Однако через некоторое время в организации проявились внутренние конфликты, и ее основатель отошел от руководства. В 2005 году Питер Бенинсон скончался, а 2007 организация приняла политику поддержки и продвижения абортов по всему миру – что побудило многих из тех, кто ее прежде поддерживал, прекратить сотрудничество.

Сегодня организация, основанная ревностным христианином из христианских побуждений, стоит на антихристианских позициях, созданная для защиты человеческой жизни и достоинства – поощряет уничтожение самых невинных и уязвимых человеческих жизней.

Такое трагическое развитие событий служит отражением более широкой тенденции. Она состоит в том, что люди пытаются отделить нравственные ценности европейской цивилизации от их христианских корней – более того, противопоставить “международные и европейские стандарты прав человека” христианским ценностям. Эта тенденция не только логически абсурдна, она неизбежно ведет к разрушению самого понятия “прав человека”. В самом деле, о чем мы говорим, говоря о “правах человека”? О правах кого? О правах, установленных кем? Такой разговор предполагает, во-первых, определение того, кто есть человек, обладающий правами, и на каком основании то или иное живое существо относится к тем “людям”, которых “права”; и во-вторых – кто имеет власть наделять людей правами, а значит, налагать на нас обязательства эти права соблюдать.

На оба этих вопроса в европейской традиции давались исчерпывающие ответы – человек есть живое существо, принадлежащее к человеческой природе; наши права и обязанности определяются Богом, который нас создал и перед которым мы несем ответственность за наши поступки. Как говорится, например, Декларации Независимости США, “Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью”

Тот подход к правам, который предлагает, в частности, Amnesty International, отвергает оба эти ответа. Никаких же других внятных ответов этот подход не предлагает и предложить не может.

В самом деле, как мы определяем, кто такой человек, наделенный неотъемлемыми правами? Если такое определение устанавливается людьми – государствами, парламентами, международными организациями – то понятие “неотъемлемости” прав лишается всякого смысла. Если некие человеческие организации могут исключить из числа людей, скажем, детей до трех лет, или стариков после 80-ти, или представителей тех или иных этнических групп, или еще какую-то группу живых существ, принадлежащих к человеческому роду, а потом сказать – “мы соблюдаем неотъемлемые права человека! просто это – не люди, мы так решили”, то “права” в реальности теряют всякую “неотъемлемость”. Достаточно просто объявить, что подлежащая лишению прав группа – не люди, чтобы отнять у них любые права. Чтобы всерьез говорить о “неотъемлемых правах человека”, мы должны исходить из того, что человеческая природа – и принадлежность к ней – есть некая независящая от нас реальность, которую мы признаем, но не устанавливаем.

Со времен Аристотеля признавалось, что принадлежность к человеческой природе – реальность, не зависящая от чьих-либо решений. От мышей происходят мышата, от лягушек – лягушки, от неведомых зверюшек – неведомые зверушки, от людей – люди. Живое существо, зачатое котом и кошкой – котенок, мужчиной и женщиной – человеческий ребенок. Это не результат чьих-либо постановлений – это природный факт. Является ли ребенок в утробе матери существом? Да. У него другая ДНК, другая нервная и кровеносная система, это не часть тела матери. Является ли он человеческим существом? Принадлежит ли он к человеческой природе? Да. Обладает ли он, в таком случае, правом на жизнь? Да. Это неизбежный вывод. Если у людей вообще есть неотъемлемые права, у ребенка в утробе есть неотъемлемое право на жизнь.

Произвольно исключая целую категорию существ, принадлежащих к человеческому роду, из числа людей, обладающих правами, Amnisty International делает само понятие «неотъемлемых прав» бессмысленным. Если вы постулируете, что некоторую категорию человеческих существ – инвалидов, психически больных, цыган или, как в данном случае, детей в утробе матери – можно невозбранно уничтожать, вся ваша дальнейшая правозащитная риторика теряет какой бы то ни было смысл. В таком случае у вас нет никаких основании порицать репрессивные диктатуры или полевых командиров, ведущих кровавую племенную резню – они тоже объявляют людей, которые им мешают, нелюдьми и тоже уверены в своем праве уничтожать их. Единственное разногласие между вами, в таком случае – в том, кого именно можно для вашего удобства исключить из людей. Я отнюдь не апеллирую к эмоциям – я призываю к холодному логическому анализу. Если можно, по решению группы политических активистов, исключить из числа людей одну категорию человеческих существ, то почему нельзя – по решению другой группы активистов – исключить другую? О каких правах можно говорить после этого? Девочка, которую зарезали в утробе матери, никогда не воспользуется свободой слова или вероисповедания, никогда не вступит в брак, никогда не проголосует на выборах. Если вы против того, чтобы ее право родиться было защищено, вы тем самым лишаете ее всех прав вообще.

Итак, требования Amnesty International внутренне противоречивы – нелепо требовать от имени прав человека лишить определенную категорию людей права на жизнь.

Но они неизбежно порождают еще один вопрос – вопрос об авторитете. Почему кто-либо (включая венгерских законодателей) обязан принимать требования Amnesty International всерьез? Кто устанавливает «стандарты прав человека « и почему им должно повиноваться?

Во дни основателя этой организации можно было дать вполне внятный ответ – она обращалась к естественному закону, к той моральной очевидности, что мучить и убивать невинных людей нельзя. Этот закон предполагает личностного Законодателя (нравственные предпочтения могут быть только у личности), и, таким образом, признание бытия Божия, но не обязательно требует исповедания конкретной религии – его признание объединяет людей разных религий, а также людей, не определившихся в религиозном отношении, но согласных с тем, что существует моральный закон, который не мы придумали и которому мы обязаны повиноваться. Тогда Amnesty могла на него сслылаться и обращаться к его авторитету. Этот закон – скажем еще раз – провозглашает ту нравственную очевидность, что лишать жизни невинное человеческое существо, заведомо не агрессора и не преступника, нельзя. Но с тех пор это организация его отвергла и как раз поддерживает уничтожение невинных жизней. К какому же авторитету она, в таком случае, обращается? И почему мы должны вообще обращать внимание на ее требования?

Стоит нам на минуту задуматься об этом, как пелена спадает, и становится ясно, что для этого не существует никаких оснований. Претензия данной группы активистов на то, чтобы устанавливать стандарты прав человека ничуть не более основательна, чем претензии любой другой. Требование одной организации «вы должны обеспечить беспрепятственное уничтожение детей во чреве» ничуть не более основательно, чем требование какой-нибудь другой организации «вы должны обеспечить беспрепятственное уничтожение цыган”.

С аналогичной ситуацией мы сталкиваемся, когда речь заходит о протестах против определения брака как союза мужчины и женщины. Во все эпохи мужчины и женщины самых разных культур и религий вступали в брак – и везде это был именно союз мужчины и женщины. Такова человеческая природа, и именно в этой природе коренится право вступать в брак. На чем же основано требование объявить браком что-то радикально иное, что никогда, нигде и никем браком не считалось? Более того, на чем основаны претензии, что все обязаны принимать такой радикальный пересмотр? Откуда у нас могла взяться обязанность повиноваться установлениям сторонников пересмотра понятия “брак”? На каком основании они берутся диктовать нам, что правильно и что неправильно? Это не риторический вопрос – это вопрос по существу. Почему и на каком основании Amnesty International присвоила себе право определять стандарты в области прав человека, и каким образом в головы руководства этой организации проникла более чем странная идея, что все остальные имеют обязательство им повиноваться?

Раньше, когда эта организация говорила от имени естественного нравственного закона, такие основания были – но коль скоро она сама с ним порвала, воспринимать ее всерьез невозможно, как невозможно всерьез воспринимать полномочия посла, который некогда представлял своего государя, но с тех пор предал его и порвал с ним. Если Вы больше не посол, а частное лицо, то и суждения Ваши не более весомы, чем суждения любого другого частного лица.

Позиция венгерских законодателей является разумной, последовательной, и глубоко укорененной в естественном законе; на чем основана позиция их критиков? Ни на чем; она противоречива внутренне и не имеет никакой опоры. Рассудительность, мужество и благоразумие венгров должно послужить нам достойным примером.