«Обучая, мы общаемся и воспитываем»

Наталья Скакун

В этом году воскресной школе исполняется 10 лет! Накануне юбилея мы поинтересовались: чем живет современная «Лествица», что ее волнует и радует, каковы опыт и перспективы работы? Об этом руководитель пресс-службы Днепропетровской епархии диакон Георгий Скубак разговаривал с преподавателем основ риторики Натальи Скакун.

– Первые шаги по пути совершенствования – самые трудные. Каковы они у современных подростков? Ведь вам приходится работать именно с этим возрастом.

– «Мне кажется, что в наше время молодежь очень эгоистична и, даже поняв основы христианской морали, она не примет, не признает и не учтет их», – именно так пишет пятнадцатилетняя девочка о своем поколении. Что же тогда говорить нам, взрослым, – педагогам и родителям? Хорошо ли мы знаем детей, тех, которых растим, воспитываем и обучаем? Даже зная, что им сказать, мы, порой, и понятия не имеем, как им это сказать. Что нужно привнести в процесс преподавания, чтобы он наполнился радостью, чистой и искренней, удовлетворенностью от факта познания и уверенностью в своей способности воспринимать и продуцировать информацию? Этому всему в полной мере способствует коммуникативная разновидность преподавания: обучая, мы общаемся и воспитываем, а воспитывая, мы обучаем и опять-таки общаемся.

– Как этот подход соответствует канонической форме преподавания религиозных и гуманитарных дисциплин в воскресной школе? И как отнесся духовный наставник «Лествицы» протоиерей Игорь Собко к новшеству?

– Именно он поддержал и благословил это начало. Будучи руководителем Центра православной культуры, он хорошо понимает, что умение ясно, логично, просто и доступно излагать свои мысли очень необходимо в миссионерской деятельности. Более того, как священник с большим опытом служения отец Игорь постоянно предупреждает нас, школьных учителей, что в преподавании религиозного аспекта есть величайшая опасность: бесконечными назиданиями и наставлениями воспитать псевдоправославного человека, гипер-серьезного и супер-канонического. А ведь юная душа, хрупкая и податливая, воспринимает мир и обогащается через чувства и эмоции. И где же она их найдет в докучливом менторстве? Давайте обратимся к опыту древних христиан. Они не перегибали палку, углубившись в догматы, они учили и воспитывали детей, не уничтожая и не извращая их характер, данный Богом от рождения, они запечатывали в детском уме живое познание Господа, они позволяли и поощряли в детях интерес к музыке, поэзии, философии, языкам… Да и педагог, близкий нашему времени, К.Д. Ушинский неоднократно призывал к тому, что «все школьное учение должно быть проникнуто разумным религиозным и нравственным элементом».

– Каким же должен быть урок, ориентированный, в первую очередь, на ребенка?

– Дети с удовольствием пойдут на урок, где царит серьезность, допускающая шутку и радость, которой хочется поделиться с окружающими спустя какое-то время. И даже в риторике, такой серьезной академической дисциплине, есть много увлекательного и неординарного, актуального и очень полезного. Дар слова и художественное чувство относятся к явлениям духовного порядка и без них никак не обойтись, если мы уж ставим перед собой цель воспитать духовность в молодежи. «Язык, – пишет Ушинский, – является для ребенка лучшим истолкователем окружающей его жизни. Родное слово есть именно та духовная одежда, в которую должно облечься всякое знание, чтобы сделаться истинной собственностью человеческого сознания».

– То есть, вы считаете, что это актуально для нынешнего подрастающего поколения?

– Безусловно, да. Мало кто из современных юношей и девушек способен красиво писать и говорить, доступно для слушающих, без косноязычия и коверкания слов, без вкраплений вездесущего суржика. Каков процент способных усвоить и переработать только увиденную с экрана информацию? Для многих – проблематично запомнить и передать другому небольшой текст.

– А преодолима ли проблема?

– Посудите сами: уже через два-три месяца упорной работы перед нами – коллеги, которые зачастую в жарких дискуссиях отстаивают чистоту и правильность слова, объявляют «табу» на суржик, защищают право на существование своего лингвопочерка, активизируют внимание в использовании цитат, анализируют продукцию телеэфира с точки зрения морали, этики и… лингвистики.

– Итак, с чего же начинается урок?

– Конечно же, с подготовки к нему. И до того, как вы переступите порог класса, он уже живет в вашей душе. Как правило, для воскресных школ (или уроков христианской этики) уместен принцип: один урок – одна тема (ведь иногда состав слушателей меняется). Если уж вы погрузились в обширную тему, не забудьте кратко изложить содержание предыдущего урока, но не только привычным «давайте вспомним, о чем мы говорили в прошлый раз», а и необычным: «А чем закончился предыдущий урок?», «А что было до того, как мы выяснили?..». То есть вы проводите некую ретроспекцию хода урока. Это немаловажно: таким образом мы даем ребенку схему того, как можно анализировать события и поступки своей жизни. Как правило, очень сложно вспомнить, с чего все началось – приходится осуществлять немалый временной прыжок. И пока человек находится «в полете», часть событий, их психоэмоциональная окраска и факты просто-напросто выпадают.

– Ну что ж, тему урока приготовили, все предусмотрели. Пройдемте в класс!

– А здесь… приветствие и молитва, едва ли не самая важная и основополагающая часть урока – наше обращение к Господу. И оно должно быть поистине нашим, общим. Как этого достичь? Поприветствовав учащихся, пообщайтесь с ними две-три минуты, найдите ту общую тему, которая сделает вас единомысленными людьми: ясная погода, чей-то день рождения, просто радость от встречи. Ухватили настроение – изложите тему урока в одном недлинном предложении. А теперь давайте помолимся. Для детей и юношества невероятно важны логичность и целесообразность слов и действий. И если тема предстоящего урока не из простых, то как же не обратиться ко Господу с просьбой о том, чтобы Он подал разумение, неспешность, рассудительность (чувство, толк, расстановку) и ясность ума?! Таким образом, ненавязчиво, своим примером, вы обучаете детей быть последовательным в действиях и начинать важное, а порой и нелегкое дело с молитвы.

А теперь можно погрузиться и в самые «зубастые» проблемы. И чем острее и актуальнее будет тема урока, тем сильнее она коснется молодого сердца. Это взрослые могут перетерпеть сорок пять или шестьдесят минут скучной лекции, но ребенок, подросток – никогда.

– Предположим, нам предстоит разобрать тему «Добродетели и пороки», и откуда эту глыбу начинать раскапывать?

– Обратитесь к нашему наследию. И начните свой рассказ так, как его начал М.Е. Салтыков-Щедрин: «Добродетели с пороками исстари во вражде были. Пороки жили весело и ловко свои дела обделывали, а Добродетели жили посерее, но зато во всех азбуках и хрестоматиях как пример для подражания приводились».

В двух предложениях – и тема, и идея, и почва для дискуссии. Я не призываю всецело погрузиться в художественную литературу, но почаще к ней обращаться настоятельно рекомендую. (Как-то, общаясь с коллегами из Ганноверского университета, я посетовала, что все у нас хорошо, да нет, мол, толкового преподавателя по психологии. Ребята посмотрели на меня испытующе и спросили: «Зачем русским психология, написанная западными учеными и профанами? Ведь у вас есть потрясающая своей мудростью, глубиной и точностью образов, широтой и психологизмом тем русская литература!» А с их языка – немецкого – слово «художественная» переводится как «прекрасная для духа».) Такое вот небольшое лирическое отступление.

– Кстати, о лирических отступлениях: нужны ли они?

– Не бойтесь к ним прибегать на уроке и делиться личным духовным опытом со своими подопечными. Вы для них – друг-учитель, суть живой человек: что-то и вам с трудом дается, что-то и вас радует и огорчает. Та пресловутая дистанция, которую учитель держит по отношению к ученику еще с советских времен, незаметно может превратиться в пропасть. А это гораздо хуже и в перспективе страшнее, чем если вы от души вместе с ребятами похохочете над своими ошибками и мелкими неприятностями. Особо рекомендую это в подростковой аудитории: возраст гиперкритичного взгляда на все и на себя, в том числе вплоть до самобичевания (морального).

– Приведите пример, когда и о вас со стороны кто-то сказал что-то эдакое.

– У меня был такой случай недавно. Прихожу на урок к первоклашкам и обнаруживаю, что нет мела. Говорю: «Ребята, простите, забыла цветной мел». А с последней парты (именно оттуда изрекаются перлы), звучит почти как приговор: «Ну, в вашем преклонном возрасте это и не удивительно». И теперь при каждом удобном случае, если забыла цитату или какую-то фразу, я добавляю: «В моем преклонном возрасте…».

– Кстати, как коммуникативный метод преподавания соотносится с цитацией и наличием учительского конспекта на уроке?

– Они, безусловно, нужны: если первые предполагают обязательное присутствие на уроке, то от наличия последних перед свои носом на уроке лучше отказаться. Даже самый исключительно подготовленный урок пойдет прахом, если вы не увидите реакции ребят на ваши слова, выражения их глаз, их эмоции. Конспекту, конечно, будет приятно ваше пристальное внимание к нему, но учащиеся вряд ли оценят глубину вашей мысли и широту размаха затронутой темы. А последняя, при всех своих габаритах, обязательно должна быть живой и интересной, а не искусственно выдуманной.

– А какая, по-вашему, тема может заинтересовать подростковую аудиторию?

– Хотя бы такая: выворачивание наизнанку, осквернение и обессмысливание христианских истин. Проблема не нова, но актуальна, и ее очень точно, шаг за шагом, не нарушая причинно-следственных связей описал Салтыков-Щедрин в своей повести «Господа Головлевы». Вообще – удивительный писатель, мудрый христианин, тонкий психолог, духовно ориентированный в своем бурном ХІХ веке. Он всегда обращался к нравственным переменам, происходящим в душах людей. И нравственность для него всегда зиждилась на религиозных основах.

И таких писателей в отечественной литературе – великое множество. Их опыт, изложенный на бумаге, – это кладезь мудрости. Если вас однажды спросит юноша, пришедший в воскресную школу не по своей воле, а лишь бы родители не досаждали ему: «А зачем все это нужно – Церковь, религия?.. И сидя дома можно верить в Бога. Зачем еще куда-то ходить?» – приведите ему слова Достоевского: «Вера – это содержимое, важное, нужное, всякому полезное, а Церковь – это сосуд для хранения, сберегания и, если хочешь, оберегания драгоценного содержимого. Если этот сосуд разобьется, исчезнет, в нем появиться брешь, то что же произойдет с его содержимым?» Пусть пытливый молодой человек сам закончит мысль, ответив на вопрос.

– И здесь, я думаю, Вы ориентируете молодежь на принцип «во сем мне хочется дойти до самой сути» самостоятельно?

– Собственно, давать готовый рецепт – ответ на вопрос – не всегда полезно: пережитое самостоятельно осмысление того или иного факта, события, слова оставит в душе гораздо больше, чем готовый постулат. Вы – педагоги, детоводители – лица, сопровождающие, заинтересованные в гармоничном развитии и становлении ребенка.

– А ребенок, в которого мы так пристально всматриваемся, шалит, не слушает, болтает на уроке…

– Ситуация малоприятная, но всем знакомая. Что ж, давайте поговорим. Все вместе, одновременно. И тут же учитель направляет эту реку в верное русло: поручите каждому по очереди, вслушиваясь в общий гул, дифференцировать и понять, что говорит сосед по парте, ученик из другого ряда, в другом конце класса. Задача трудная и она очень быстро осадит заядлых многословов. Это хорошая тренировка аудитивного внимания или внимательного слушания.

– А сам перед собой учитель часто ставит задачу на внимание?

– Чувствуется, что коммуникативный метод и вас затронул за живое. Да, и еще раз да. Как часто мы слышим пафосные слова: настоящий учитель должен всеми фибрами своей души чувствовать учеников. Должен, а для этого «фибры» необходимо тренировать. Начнем с малого: выйдя с урока, припомните, как были одеты дети за первой партой, в третьем ряду и так далее. Далее важно фиксировать общую смену настроения: как правило, класс живет на уроке, как единый организм. И его эмоциональное состояние важно в преподавании гуманитарно ориентированного предмета. Ведь эмоции должны облекаться в достойную словесную форму – мы этому учим и к этому стремимся. Трудно, рассказывая о восприятии человеком Всевышнего, не обратиться к оде Державина «Бог», постигая законы и гармонию мироздания, не поделиться опытом Ломоносова. Он вдохновенно соединял свои научные познания с религиозным благоговением перед величием Зиждителя и молитвенно восхвалял Его произволение. Михаил Васильевич видел в науке помощницу и союзницу богословия в познании «премудрости и могущества Божия». И тогда, может быть, физика, химия или математика осмыслится кем-то из учащихся уже по-другому.

Еще в XVIII веке нашими предками вершилось то, к чему мы только подошли: уроки в воскресной школе, уроки христианской этики должны носить светский характер. Ведь дети пришли из обычных квартир, где «тарахтит» телевизор, доехали в школу на обычном транспорте… и после занятий они туда же вернутся. Уроки воскресной школы призваны не ограничивать и обособлять учащихся, а делать их более стойкими к внешним неблагоприятным условиям (уж извините за биологический термин) социальной жизни. Если человек понимает, как происходят процессы, ему легче скоординировать и свои действия и эмоции в ориентации на них.

Вера суть внутреннее, интимное переживание, но она без дел, увы, мертва. А дела вершить приходится, что называется, в миру и ради мира. Что и делают священники на своем поприще: их материал для работы – люди, и рабочий день зависит от нужд людей, их радости – радости людей… Так есть и так было.

А было вот как, например: с А.С. Пушкиным происходило много разных событий. Представьте себе: конец 20-х годов ХІХ века, его поэзия мрачнеет день ото дня – сказывается и чрезмерное увлечение атеизмом и своенравные необдуманные поступки, продиктованные постулатом «да будет воля моя». И решил он избавиться от душевного мрака через принародную исповедь – опубликовал «Дар напрасный».

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

– Ситуация понятная, нередкая, многим даже знакомая. Неужели последовал ответ на многочисленные риторические вопросы поэта?

– Ответил автору святитель Филарет, митрополит Московский. Мятущемуся поэту ответил святой подвижник. Церковный иерарх обратился к прожженному светскому франту. Владыка избрал для ответа ту же форму и манеру изложения, ту же лексику и даже тот же размер.

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана.
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.

Что же было дальше? Пушкин прекрасно понял эти строки и ответил святителю, признавая целительную силу слова:

Твоим огнем душа палима,
Отвергла мрак земных сует.
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

Внемлет, воспринимает, понимает – как это важно в общении учитель-ученик. И то, насколько глубоко отчеканиваются в душе учительские установки, можно понять, только если дать подопечному высказаться. А риторика предполагает выработку этого навыка и в письменной, и в устной форме.

– Разве у ваших учеников сразу же появились глубокие сочинения и взвешенные высказывания?

– Не сразу… Вначале они напоминали миниатюры без авторства. О чем это свидетельствует? Может быть, ребенок скован? Стеснителен? Не хочет или не умеет излагать свои мысли? Опасается, что посторонние узнают о его сокровенных переживаниях? На выручку пришла мысль (даже тезис) Аполлона Григорьева. Мы хорошо знакомы с ее началом, но советская система неохотно приоткрывала ее продолжение.

Пушкин – это наше все: это и падения, и ошибки, тяжелая греховность, трагическое ощущение безысходности бытия, утрата смысла жизни, яростная внутренняя борьба и нередкие поражения в ней, а не только слава, гений, душевный подъем, поэтический восторг, полнота эмоций, стремление к свету, постижение истины, гармонический идеал восприятия мира.

Вера выкристаллизовывается в горниле сомнений. Мы учим детей тому, что на любое произведение необходимо вглядываться сквозь призму личности автора. А он, прежде всего, человек. И если Пушкин, Лермонтов, Достоевский проживали жизнь в борениях и искренне делились этим опытом, то почему мы боимся озвучить то, что происходит у нас в душе? Мы – это и учителя, и ученики, и родители, и друзья.

– Неужели на уроках в «Лествице» все так просто происходит, а учителю все удается?

– Нельзя сказать «просто». А вот интересно и радостно – да. Причем, и для учащихся, и для их наставников. Я вижу, с какой радостью дети приходят на занятия. Ведь здесь их ждет и учитель по этике, и психологии семейной жизни (у него можно узнать все, доступно и корректно, из этой сферы человеческого бытия), и учитель краеведения (благодаря ему юные «лествичники» по-новому смотрят на край, в котором живут, и, наверняка влюбляются в него снова и снова), и учитель английского языка (ведь такой популярный иностранный язык изучается в нашей школе как язык миссионерства, как альтернатива: именно наши учащиеся, мы надеемся, будут проповедовать слово Божие на заокеанских просторах; очень тепло становится на душе, когда слышишь молитвы «Царю Небесный» или «Достойно есть» и на английском). И если все стараются украсить жизнь радостью и знанием, то, конечно же, уроки тоже удаются.

– Что ж, урок завершается. Подведем итоги!

– Оставаясь на принципах коммуникативного подхода, мы оформляем резюме урока в виде полилога. Учитель лишь задает вопросы и направляет мысль – основные выводы и свою оценку темы и хода урока дают учащиеся. Мы смогли… мы одолели непростую тему. Наверное, не совсем сами, а с Божией помощью – Ему наше благодарение.

Беседовал диакон Георгий Скубак