Трещина в мечте

Андерс Брейвик

По-видимому, привычка к безопасности и привела к тому, что пятьсот подростков оказались на небольшом живописном острове без всякой охраны – казалось, что плохого могло случиться с ними неподалеку от столицы одной из самых мирных, благополучных и цивилизованных стран в мире?

Другое неожиданное обстоятельство – то, что убийства были совершены норвежцем. Не иммигрантом, недавно прибывшим откуда-то из охваченной войной страны, а коренным жителем, во всех отношениях своим; не социальным маргиналом, кочующим между ночлежками и тюрьмами, а вполне благополучным, обеспеченным обывателем.

Европейская мечта оказалась атакована не извне, а изнутри. Люди растерянно задаются вопросами – как такое могло случиться? Норвежская полиция сразу объявила злодея “Христианским Фундаменталистом”, это было с радостью подхвачено и растиражировано людьми, враждебными к христианству – ну вот, наконец-то, мы дождались массовых убийц “христианских фундаменталистов”. Ведь до сих пор христианские фундаменталисты отметились, максимум, несколькими убийствами абортмахеров в Соединенных Штатах – в то время как неизбирательное убийство множества случайных людей считалось фирменным знаком экстремистов исламских. Такое несоответствие ломало секуляристкую картину мира, в которой именно христианам полагалось быть кровожадными фанатиками.

Но был ли Андерс Беринг Брейвик “христианским фундаменталистом”? Он не делал секрета из своих взглядов, активно распространял их в интернете, записалролик и даже сочинил и выложил обширный манифест, с которым всякий желающий может ознакомиться. Главные мысли этого манифеста – Европа погибает от “культурных марксистов”, которые разрушают ее культурную идентичность и ее гордость за свое наследие; эти злодеи прокладывают дорогу исламизации и окончательной погибели Европы; воинствующий Ислам представляет собой ужасную угрозу для нашей цивилизации; европейцы должны вооружиться, и, воодушевшись примерами Карла Мартела, Ричарда Львиное Сердце, Влада Цепеша и Николая Первого выставить Ислам из Европы, но сначала надо разделаться с предателями – культурными марксистами. Кое-какие упоминания христианства в текстах присутствуют – но именно как культурной и цивилизационной идентичности.

“Христианские (т.е. в западном контексте протестантские) фундаменталисты” достаточно четко узнаваемая субкультура, с определенной системой ценностей и определенным языком. Читая, например, текст какого-нибудь Гарольда Кемпинга, легко увидеть соответствующие маркеры – обильное цитирование Писания, к месту и не к месту, частное поминание имени Божия, призывы к покаянию и принятию Христа как личного Спасителя и обличение грехов современного мира – содомии же особенно.

Ничего подобного мы не находим у Брейвика – более того, он обозначает свою позицию как “про-гомосексуальную” и особенно негодует на мусульман за то, что они преследуют гомосексуалистов в своих странах и вот-вот развернут их масштабное преследование в Европе. Про-гомосексуальный христианский фундаменталист – это примерно как про-алкоголический исламский радикал, противоречие в определениях. В принципе нет ничего невозможного в том, чтобы безумие приняло религиозную форму, и маньяк вообразил себя исполнителем воли Божией – но в данном случае это было не так. Безумие Брейвика проявилось в политической, а не в религиозной форме.

Это, впрочем, не помешает желающим объявлять его “христианским фундаменталистом” и подверстывать его преступление к Христианству – как и с тем же Кемпингом, который был маргиналом из маргиналов, которого осудили даже его ближайшие собратья-фундаменталисты, и которого, тем не менее, подавали как лицо Христианства. Но Кемпинг, хотя бы, был христианином (хотя и еретиком) и полагал себя исполнителем воли Божией (хотя и пребывал в полнейшей прелести). Ни того, ни другого про Брейвика сказать нельзя. Но определенного рода публике нужны кровожадные христианские фундаменталисты, и Брейвик будет принят на эту роль независимо от того, насколько он на нее подходит.

Но каковы причины его поступка? В мире предостаточно людей правых взглядов, многие из них озабочены перспективой исламизации Европы – но массовое убийство сограждан учиняет один Брейвик. По-видимому, политические мотивы, которыми сам преступник объясняет свое злодеяние, вторичны.

Психологию преступления, которое совершает благополучный человек в благополучной стране, хорошо предсказал Федор Михайлович Достоевский в “Записках их Подполья”. Придем длинную цитату: “Тогда-то, – это все вы говорите, – настанут новые экономические отношения, совсем уж готовые и тоже вычисленные с математическою точностью, так что в один миг исчезнут всевозможные вопросы, собственно потому, что на них получатся всевозможные ответы. Тогда выстроится хрустальный дворец. Тогда… Hу, одним словом, тогда прилетит птица Каган. Конечно, никак нельзя гарантировать (это уж я теперь говорю), что тогда не будет, например, ужасно скучно (потому что что ж и делать-то, когда все будет расчислено по табличке), зато все будет чрезвычайно благоразумно. Конечно, от скуки чего не выдумаешь! Ведь и золотые булавки от скуки втыкаются, но это бы все ничего. Скверно то (это опять-таки я говорю), что чего доброго, пожалуй, и золотым булавкам тогда обрадуются. Ведь глуп человек, глуп феноменально. То есть он хоть и вовсе не глуп, но уж зато неблагодарен так, что поискать другого, так не найти. Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить! Это бы еще ничего, но обидно то, что ведь непременно последователей найдет: так человек устроен. И все это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода; хотеть же можно и против собственной выгоды, а иногда и положительно должно (это уж моя идея). Свое собственное, вольное и свободное хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, – вот это-то все и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту. И с чего это взяли все эти мудрецы, что человеку надо какого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно выгодного хотенья? Человеку надо – одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела. Hу и хотенье ведь черт знает…”

Уже почти построенный земной рай, уже почти достигнутый идеал обнаруживает роковую трещину – испорченную человеческую волю. Как уже очень давно сказал пророк, “Лукаво сердце [человеческое] более всего и крайне испорчено; кто узнает его? (Иер.17:9)”. Все попытки устроить рай – или хотя бы гармоничное, процветающее и безопасное общество – на земле, разбиваются об это обстоятельство.