Ловцы в капкане

Продолжаем публикацию глав книги обозревателя «Российской газеты» Марии Городовой «Ветер Нежность», в основу которой легла ее переписка с читателями.

***

Дело было в начале 1990-х, когда мой давний знакомый, опытный полевик и путешественник, известный в этих кругах под именем Хрущ, соблазнил меня поехать в Лаос за бабочками. Продажа тропических красавиц тогда у нас в стране была делом сверхприбыльным. Достаточно потратится на билеты в страну в сезон, когда бабочки выводились из куколок, наловить там редкие виды, и все. Дальше легкокрылую добычу можно везти на так называемую “бурзу” – специализированный рынок-биржу в Чехии – или же продавать у нас, подороже, как сувениры. Существовал и третий, эксклюзивный вариант – привозить бабочек по индивидуальному заказу, и это было самым выгодным. Среди коллекционеров, например, были небезызвестные братья Мавроди – Сергей и Вячеслав.

Их увлечение легкокрылыми красавицами было недавним, но планы они лелеяли наполеоновские – хотели собрать всех бабочек мира. По правде говоря, Мария, цель невыполнимая, если учесть, что этот отряд чешуекрылых насчитывает то ли 150 тысяч, то ли 220 тысяч видов – ученые еще не определились. Однако разуверять амбициозных братцев никто не спешил – люди покупали себе квартиры, поставляя новоявленным ценителям прекрасного редкие экземпляры со всех уголков планеты. Понятно, что Сергей и Вячеслав желали иметь все самое лучшее, поэтому большая часть их коллекции состояла из так называемых девственных особей – бабочек, которые никогда не летали и потому сохранили свои нежнейшие чешуйки в девственной целостности.

Для этого бабочку выводили из куколки в специальных условиях: вот она появилась, и тут главное подождать, когда сосуды нальются кровью, бабочка расправит крылья, и они станут живыми, упругими, начнут трепетать. Тут-то нашу девочку и под хлороформ. Уснула? Теперь ее, так и не познавшую, что такое полет, на булавку, и все – в коллекционный ящик, под ярлычок с надписью, где указано, как зовут и когда на белый свет появилась.

Понятно, что только из девственных особей коллекция состоять не могла – просто потому, что многих видов тропических красавиц в стране еще ни у кого не было. Вот Хрущ и собрался в Лаос – эксклюзив добыть, ну и красоток попроще для биржи надыбать. И меня, дурака, соблазнил: нужен был ему спец по бабочкам этого региона, да и мои связи в МИДе могли бы пригодиться. Не ошибся, пригодились.

В Лаосе, стране с очень доброжелательными и по-детски доверчивыми жителями, мы специально выбрали глубинку – места, куда до нас наши конкуренты еще не добирались. Остановились в крохотном недорогом отеле, наняли проводника и решили первую вылазку сделать ночью – за ночницами. Проводник рассказал, что гора рядом с деревушкой – место не просто глухое, куда не ступала нога человека, но и святое: жители деревушки туда не наведываются – духи! Мария, я с уважением отношусь ко всем религиям, поэтому сам бы я рисковать не стал. Но вот Хрущ, услышав все, загорелся: “Борька, озолотимся!” Компаньон мой, как он сам говорил, “не верил ни в Бога, ни в черта, а только в Бенджамина Франклина на хрустящей бумажке”, поэтому на мои возражения только ржал: “Меня теперь только пуля остановит!”

Мария, вообще-то в буддизме ловить бабочек – грех. Конечно, Лаос не Африка – это там есть районы, где за пойманную бабочку могут ловцу и голову отрубить, – тут к этому занятию относились просто неодобрительно. Дело в том, что лаосцы считают, будто бабочки – это души умерших. Думаю, наш гид согласился проводить нас к месту только потому, что даже не догадывался, как мы собираемся их ловить.

Ну, а техника ловли, так сказать, в промышленных масштабах, нехитрая: вешается белый экран, включается ультрафиолетовая лампа – и все: знай укладывай добычу. Нет, конечно, укладывать бабочек надо уметь: трепещущую красавицу нежно берут за грудку – чтоб не повредить крылышки, потом подносят к пробке с хлороформом – чтоб уснула, а потом аккуратно кладут в заранее подготовленный энтомологический матрасик.

Мария, то, что произошло в ту ночь, когда мы растянули экран и включили лампу, не поддается никакому описанию. На свет летели не просто стайки, нет, даже и не тучи великолепных, огромных тропических богинь! Это были полчища восхитительных, огромных, до 30 см в размахе, сказочных красавиц, которые мгновенно превратили белый экран в фантастический, переливающийся немыслимыми красками живой ковер, и тысячи тысяч все новых и новых доверчивых ночниц все летели и летели на свет, наполняя воздух упоительным шуршаньем. Даже на вскидку было ясно, что виды тут были редчайшие. Причем, Мария, как только мы снимали с белого экрана одну, на освободившийся клочок слетались новые, и самая проворная мгновенно занимала освободившееся место.

Не знаю, что на нас нашло – наверное, это было какое-то опьянение: мы работали не покладая рук. Когда я сбивался с ритма, Хрущ громко проговаривал: “Снимаем, усыпляем, укладываем!” – и это помогало забыть об усталости. Когда матрасики закончились, мы решили укладывать красавиц по несколько в один – ничего, потом просушим! Конечно, это был не просто азарт, нет – это была какая-то ненасытность; скажу больше – прямо-таки какое-то остервенение. Думаю, что остановиться тогда я бы просто не смог.

Остановил нас только рассвет, погасив нашу лампу, как утро гасит светлячка. Хрущ прыгал, хохотал, что-то кричал; я пытался массировать немеющие руки. Возвращаться в отель решили лесом: а вдруг, раз такая “пруха”, поймаем неизвестных дневных красоток?.. Мария, это было не просто затмение, это было безумие: бабочки в лесу не летают.

Разгоряченные, обсуждая удачу, мы входили в чащу тропического леса, и я до сих пор удивляюсь, как долго чувство опасности не давало нам о себе знать. Не вспомню, сколько мы так прошли, зато четко помню момент, когда необъяснимый ужас вдруг пронзил меня; я, ничего не успев сообразить, взглянул на Хруща и увидел его мечущиеся в безумии глаза. Мария, когда я сейчас пытаюсь понять, что это было, то прихожу к выводу, что, скорее всего, там была какая-то магнитная аномалия, вызывающая животное чувство страха. Тогда, конечно, ничего анализировать мы не могли. В панике, нагруженные добычей и все же не желающие ее бросить, мы рванули вон из леса, не разбирая куда. Сколько мы выбирались – не скажу. Нас спасло удивительное чутье Хруща, который, опытный полевик, в конце концов смог-таки сориентироваться.

В гостинице, стараясь не смотреть друг другу в глаза и пытаясь хоть как-то приободриться, мы вытащили добычу, начали ее раскладывать, и тут, глядя на раскладывающего наши сокровища Хруща, я похолодел во второй раз: на месте, где у моего компаньона обычно крепилась барсетка с паспортом, обратным билетом и деньгами, болтался расстегнутый затвор. Хрущ поймал мой взгляд, и мы одновременно подумали, что все – попали. В чужой стране, без паспорта, без денег, без билета на обратную дорогу… О том, чтобы вернуться в лес, не могло быть и речи.

Все следующие дни прошли как в тумане: я мотался в город, поднимая все мыслимые и немыслимые связи, а Хрущ не вылезал из деревни, пытаясь уговорить хоть кого-то из местных пойти поискать пропажу. Я оказался удачливей. Не спрашивайте, как – моя-то барсетка все же была при мне – мне, о чудо! удалось восстановить билет…

Мария, если Вы думаете, что на этом сюрпризы той злополучной поездки кончились, Вы ошибаетесь. Замотанные суетой последних дней и все же радостные от того, что, кажется, все разрулилось, вечером перед отъездом мы – впервые за все эти дни – решили полюбоваться на наш улов, нашу добычу, задвинутую в дальний угол комнаты в тот миг, когда обнаружилась пропажа барсетки. Мы выдвинули наши сумки и еще даже и не открыли их, как я, опытный энтомолог, все понял.

Не знаю, что было со мной – наверное, истерика: я хохотал, а в моих руках – от одного прикосновения – рассыпались в прах наша гордость, наши надежды, наши красавицы – изъеденные муравьями, выеденные плесенью… Мария, я никогда больше не видел такой фантастически красивой, переливающейся плесени. Конечно, все банально: тропическая влажность, от нее ничто не спасет. Хрущ считает, что сами виноваты. Мария, а я, я считаю, что вся эта цепь событий была возмездием… И может быть, духи смеялись над нами, когда мы, как побитые, убирались прочь из этой страны!

Борис Н.».

Здравствуйте, Борис! Борис, к сожалению, ничего не могу сказать Вам по поводу духов в далекой лаосской деревне. Просто не знаю. Зато знаю, что почти 2000 лет назад были произнесены слова, которые люди постоянно забывают, но которые, тем не менее, не утратили своей истинности: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапываются и не крадут» (Мф. 6: 19–20). Это слова Христа, Нагорная проповедь. Мне кажется, они очень подходят ко всем героям рассказанной Вами истории.

Молитвы пред иконой Божией Матери «Умягчение злых сердец»
(«Семистрельная»)

Тропарь, глас 5. Умягчи наша злая сердца, Богородице, и напасти ненавидящих нас угаси, и всякую тесноту души нашея разреши, на Твой бо святый образ взирающе, Твоим страданием и милосердием о нас умиляемся и раны Твоя лобызаем, стрел же наших, Тя терзающих, ужасаемся. Не даждь нам, Мати Благосердая, в жестокосердии нашем и от жестокосердия ближних погибнути, Ты бо еси воистину злых сердец умягчение.

Кондак, глас 2. Благодатию Твоею, Владычице, умягчи сердца злодеев, низпосли благодетелей, соблюдающи их от всякаго зла, благомолящимся Ти усердно пред честными иконами Твоими.

Молитва

О многострадальная Мати Божия, Превысшая всех дщерей земли по чистоте Своей и по множеству страданий, Тобою на земли перенесенных, приими многоболезненныя воздыхания наша и сохрани нас под кровом Твоея милости. Иного бо прибежища и теплаго предстательства, разве Тебе, не вемы, но, яко дерзновение имущая ко Иже из Тебе Рожденному, помози и спаси ны молитвами Своими, да непреткновенно достигнем Царствия Небеснаго, идеже со всеми святыми будем воспевать в Троице Единого Бога ныне и присно и во веки веков. Аминь.