'); //'" width='+pic_width+' height='+pic_height } }
Так да светит свет ваш перед людьми,
чтобы они видели ваши добрые дела
и прославляли Отца вашего Небесного.
(Мф. 5: 16)
Вместо предисловия
Я совсем тебя не знаю, мой читатель, а ты не знаешь меня. Но я хочу говорить с тобой, хочу, чтобы ты понял и услышал то, что я тебе сейчас скажу. Могу я быть откровенной с тобой? Можно, я буду говорить тебе «ты»? Я хочу рассказать тебе о замечательном путешествии, о благом деле, которое перевернуло мою жизнь и может – стоит тебе только захотеть! – перевернуть и твою.
![]() |
Большая Фехтальма |
Давай притворимся, будто сто лет друг друга знаем, что много пройдено, переговорено, пережито вместе. Давай даже представим, что ты – да, да, ты, друг мой, – теплым июльским вечером провожал меня в то самое путешествие, махал рукой вслед отъезжающему автобусу… А теперь вот ждешь подробного отчета об этих двух неделях и… читаешь мое к тебе письмо. Договорились? Если да, тогда
Здравствуй, друг мой!
Я даже не успела рассказать тебе, куда и зачем я, собственно, еду! Расскажу теперь.
Сретенский монастырь совместно с проектом «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера» организовал двухнедельную поездку в Архангельскую область, в деревню Пияла. Зачем? Тут нужно сказать несколько слов об «Общем деле». Цель этого замечательного проекта – объединить людей по всей России, которым небезразлична судьба памятников русского зодчества – уникальных деревянных церквей. Их сохранилось множество на Русском Севере, но большинство из них – на грани исчезновения. Ты спросишь: с чего бы им, стоявшим пять веков, вдруг разрушаться сейчас, в век современных технологий? Виной тому, во-первых, само время. Оно не щадит деревянных церквей: доски гниют, стены кренятся, крыши проваливаются.
Но не это главное. Главное – ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ. ЗАПУСТЕНИЕ. ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ БЕЗРАЗЛИЧИЕ. Наше с тобой, мой друг, безразличие.
Представь себе деревню, глухую северную деревню с черными деревянными избами. До ближайшего города – сотня километров по грунтовке, сотовой связи нет, вместо водопровода – речка и коромысло с ведрами. Тут доживают свой век старики, отсюда бежит в города молодежь, не потому, что работать не хочет, а потому, что работать негде. Деревня давно превратилась в «дачный поселок»: жители Архангельска и Северодвинска приезжают отдохнуть на лето в дома стариков-родителей. А зимой – десяток этих стариков остается в отрезанной от мира деревеньке, куда добраться можно разве что на снегоходе.
А теперь представь посреди этой деревни – церковь. Большой храм: когда-то – приход семи богатых деревень, теперь – инородное тело, как будто позабытый здесь кем-то в спешке. Величественный, построенный «на века», почерневший от времени. Черные бревна северных домов, узнаваемая черточка Русского Севера! Как ты, должно быть, хорошо представляешь это, мой друг. И вот храм – окна, двери – все забито, заколочено и не открывалось уже несколько десятков лет.
![]() |
Казанский храм в Фехтальме |
История у этих храмов похожая. До революции – процветающий приход. В советские годы – склад, сельский клуб, кинотеатр, общественный туалет… Это в лучшем случае, в худшем – разрушен или взорван. Те храмы, которые чудом пережили «век-волкодав», дограбили уже новоявленные россияне в перестройку. Иконы, оклады, церковная утварь, даже облачения священников – все отправилось на «черный рынок». Вот местные и решили: раз служить некому, закрыть храм совсем от греха подальше.
Ну это, ты скажешь, понятно. Но сегодня-то что же в этих храмах не служить? Храм – вот он, паства – есть. Главное, что духовная жажда у людей есть: сами просят – вы только приезжайте, служите! Креститься хотят. Ждут.
А не едет никто: места глухие, люди невоцерковленные, приход нужно поднимать с нуля. Словом, всю жизнь, все силы, всю душу отдать этой деревне. Каждый день в безвестности совершать подвиг, созидать то, что, может, на твоем веку еще и не даст видимых плодов и что уж точно никто никогда не оценит по достоинству. Никто, кроме Бога. Но этого, похоже, людям оказывается недостаточно…
Вот и не едет никто в северную деревню, и стоят – почти в каждой деревне стоят, мой друг! – такие вот заколоченные, обветшалые храмы. И то ли не знают, то ли не хотят об этом знать в «центре»: не находится там на Русский Север ни времени, ни денег. Не слышно голоса северян в Москве!
Об умении слышать, нашей миссии и помощи «сверху»
![]() |
Никто не услышал этот голос – никто, кроме отца Алексия, иерея храма Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском, создателя проекта «Общее дело». Он первым понял и сумел объяснить людям, что можно не ждать помощи «сверху», а своими силами сохранить эти храмы. Своими руками провести хотя бы простейшие аварийные работы, чтобы состояние храмов не ухудшалось: отремонтировать кровлю, закрыть окна, заменить сгнившие венцы в основаниях. По благословению протоиерея Димитрия Смирнова, отец Алексий начал это богоугодное дело. Если не помочь сейчас, многие храмы вскоре исчезнут, как исчезли уже сотни северных деревянных церквей. И вот тогда помощь непременно придет. «Сверху». От Господа.
Миссия нашей экспедиции в архангельскую деревню Пияла – посильное восстановление там храма Вознесения Господня, памятника архитектуры середины XVII века, и колокольни – почти его ровесницы. Нашей задачей было вынести мусор, копившийся в заколоченном храме десятилетиями, очистить стены от надписей и птичьего помета, провести необходимые плотницкие работы. Если же успеем закончить намеченное в Пияле раньше срока, побывать и в окрестных деревнях, где тоже есть свои «жемчужины» и «жемчужинки» деревянного зодчества, ждущие реставрации. Опыта таких работ почти ни у кого из нас не было, но это никого и не смущало: инструментом мы запаслись, что же до энтузиазма, то об этом и говорить не приходится.
Но была у нашей поездки и другая цель, миссионерская: повесить в храме иконы, отслужить там – впервые за несколько десятков лет! – службу, попытаться за это короткое время объяснить жителям, какое сокровище досталось им от предков и как бесплодна будет наша работа без их участия. Кто же это – мы?
О северном духе, черничных зарослях и таких разных нас
Тридцать волонтеров разных профессий, возрастов, люди с разными интересами, но схожие в главном – в своей вере и в небезразличии к культурному наследию своих предков. Большинство – прихожане Сретенского монастыря; сретенская молодежь объединена работой в воскресной школе. Кого-то – как, например, меня – привело к воротам Сретенки провидение: прочитали объявление о поездке на этом сайте или в самом монастыре. А кто-то уже знал о том, что такие поездки проводятся несколько лет подряд и что уже сегодня «Общему делу» удалось полностью восстановить три храма и две часовни.
![]() |
Пияла |
До Пиялы – деревни в Архангельской области, нашего конечного пункта назначения, – предстояло добираться на автобусе около двух суток. Север открывался нам постепенно. Северная природа – в таинственном свете белой ночи, в темнеющих за окном лесах, в чистейших темных озерах. Северная архитектура – в красоте Вологодского кремля, в темном дереве шатровых церквей. Северный дух – в величии Спасо-Прилуцкого монастыря, в неспешном таинстве его всенощной службы, в его неприступности и в то же время открытости миру. Северное гостеприимство – в радушной встрече отца Феодосия в деревне Большая Шалга и отца Николая в поселке Савинский.
О подвижниках Севера
Я написала тебе, мой друг, будто бы на Русском Севере сейчас нет подвижников. Это, к счастью, не так: их очень мало, но они есть, и это люди, имена и ежедневный подвиг которых должны быть известны.
Когда иеромонах Феодосий (Курицын) приехал в деревню Большая Шалга Архангельской области, то увидел в чистом поле место своего будущего служения: две церкви – каменную, XIX века, и шатровую деревянную церковь Рождества Христова 1745 года. Сегодня отец Феодосий каждый день совершает в каменном храме богослужение для прихожан из пяти окрестных деревень. Один – против запустения и уныния. Помимо приходских обязанностей он имеет монашеские послушания и регулярно бывает в своем монастыре. Рядом с церквями – нарядный бревенчатый дом священника. Большое хозяйство, которое монах ведет один: аккуратные ряды грядок, во всем – ухоженность, забота.
![]() |
У отца Феодосия |
В доме – своя иконописная мастерская (священнослужитель получил художественное образование), столярная мастерская, большая трапезная с русской печкой – большая, чтобы принять и накормить в своем доме всех путешественников, вроде нас, кто постучится к нему в дверь. Для своих увлечений часто не находится свободной минуты. Даже с нами до конца трапезы отец Феодосий остаться не может: надо возвращаться в храм – сегодня крестины ребенка. Видно сразу: священника в деревне любят; по всему дому встречаются маленькие знаки любви прихожан: то детская поделка, то картинка, то заботливо вышитая салфетка. «Мне бы помощника! Может, кто из ваших останется?» – улыбается отец Феодосий, крепкий, подвижный человек лет сорока. Улыбается – и дальше продолжает свое служение. Один.
Другой пример – настоятель храма преподобного Антония Сийского в поселке Савинский протоиерей Николай Ласточкин. Храм, где он служит, устроен в бывшем доме быта поселка: в одной комнате – сам храм, в другой – воскресная школа, в соединяющем их коридоре – библиотека: два кресла и множество православных книг на полках. Богослужения в церкви проходят уже двенадцать лет, и каждый раз в праздник части прихожан приходится молиться в коридоре – всех небольшая комната просто не вмещает.
Я не знаю, мой друг, что есть счастье и где его искать. Но мне показалось, что где-то там, в сером северном поселке-призраке, где редко встретишь человека среди одинаковых черных от времени деревянных домов, откуда, кажется, ушла жизнь, – где-то там в небольшой комнате с алтарем люди знают, что такое счастье. Быть может, потому, что не тратят время на его поиски, а просто, без пафоса, делают то, что должны, несут свое служение?
6 сентября 2011 г.
Рассылка выходит два раза в неделю:
очень хорошо получилось
У нас ведь тоже есть своя "малая Родина". И так уж получилось, что мы - москвичи. Здесь семьи, работа, учеба. Наверное, для нас такой крест, как ПОЛНОЕ посвящение себя этому делу пока непосилен. Но просто душа болит, жалко храмы. И часовни. Они уникальные. Повторов нет. Без гвоздей построены. Если им "повезло", их как-то использовали в советское время, и следили за крышей, то внутри они очень неплохо сохранились для своего двухсот- и более -летнего возраста :)