Опыт существования Русской церкви вне России подошел к концу

Профессор Санкт-Петербургской духовной академии и церковный историк протоиерей Георгий Митрофанов в интервью порталу "Интерфакс-Религия" дал оценку открывшемуся 6 мая IV Всезарубежному собору и привел аргументы в пользу необходимости и неизбежности воссоединения двух частей Русской церкви.

Протоиерей Георгий Митрофанов.

— Настроения как у них, так и у нас противоречивы. Сейчас довольно трудно делать прогнозы относительно итогов предстоящего Собора, хотя, по оптимистичным данным, не более 30% его участников могут выступить против объединения. Однако и уверенности, что Собор выскажется за единство с Московским патриархатом, на данный момент все-таки нет.

Тем не менее согласованы все процедуры, выработаны проекты постановлений по трем наиболее актуальным вопросам, требующим разрешения: канонизации новомучеников, оценке политики митрополита Сергия и экуменизма. Канонизация у нас произошла, по двум последним вопросам выработаны резолюции, кажущиеся взаимоприемлемыми обеим церковным комиссиям.

Однако в РПЦЗ все же существуют различные подходы к диалогу с Московским патриархатом. С одной стороны, большинство духовенства Зарубежной церкви вроде бы сознает бесперспективность их дальнейшего существования как Русской церкви в отрыве от России — той самой исторической России, с которой так пытались сохранить связь их предшественники.

Но в то же время для некоторой части зарубежного духовенства характерно недоверие к нашей церковной жизни. Кого-то шокирует недостаточно жестко сформулированное отношение к экуменизму. Кто-то склонен считать, что, даже канонизуя среди новомучеников оппонентов митрополита Сергия, Церковь в России все-таки считает себя продолжательницей его политики. А кого-то недостаточно последовательное отмежевание от коммунистического прошлого нашей истории. Не случайно в связи с этим группа священников и мирян, в которую вхожу и я, в письме Собору подчеркнула важность объединения еще и с той точки зрения, чтобы в нашей стране произошло окончательное развенчание коммунистического прошлого.

— В результате начала диалога между двумя ветвями Русской церкви значительная часть паствы Московского патриархата осознала для себя масштаб проблемы нашего разделения. Как сегодня воспринимается предстоящий Всезарубежный собор Церковью в Отечестве?

— В нашей Церкви есть сторонники объединения, к которым принадлежу я, но есть также и противники. Последние исходят из разных мотивов. Для кого-то Зарубежная церковь представляется слишком консервативной, и они боятся развития в нашей Церкви каких-то фундаменталистских тенденций в результате объединения. Хотя, лично на мой взгляд, консерватизм РПЦЗ более умерен по сравнению с консерватизмом наших фундаменталистов. Кто-то, наоборот, считает Зарубежную церковь чересчур подпавшей под воздействие западнических настроений.

Однако, как мне кажется, несмотря на это, в целом и для нашего священноначалия, и для тех, кому небезразлична проблема наследия русского зарубежья и единства Русской церкви, перспектива объединения с Зарубежной церковью представляется желательной и приемлемой.

— Какую оценку Вы могли бы дать действиям наиболее активной оппозиционной группы в Зарубежной церкви, последние несколько месяцев ведущей открытую агитационную политику против объединения?

— Мне кажется, в значительной степени противниками объединения на Соборе будут не столько "полноценные" зарубежники, то есть потомки первой и второй волн русской эмиграции, кто родился в Зарубежной церкви и составил подавляющее большинство ее духовенства и мирян. Главными противниками будут те, кто перешел в РПЦЗ из Московского патриархата. Не случайно некоторые из них, когда наметилась перспективная линия единения, предпочли уйти в раскольническую группу РПЦЗ(В), которую возглавляет митрополит Виталий — бывший председатель Синода Зарубежной церкви, а ныне запрещенный ею в священнослужении. Вот эти представители духовенства, боясь за свою церковную и каноническую перспективу, и будут активно выступать против объединения.

Среди них, конечно, есть очень разные люди. Хотя значительная часть представителей данной группы — люди достаточно беспринципные. Не случайно некоторые из тех, кого "зарубежники" принимали в каноническое общение, например, архимандрит Валентин (Русанцов) или покойный протоиерей Лев Лебедев, ими же и были впоследствии запрещены в служении. И сейчас среди примкнувших к ним есть немало более чем одиозных людей. Ведь они ушли к ним, имея определенные проблемы в нашей Церкви.

В то же время среди тех, кто перешел в РПЦЗ из Московского патриархата, есть желающие поддержать объединение, если бы при этом была определена перспектива их канонического статуса. Мне бы не хотелось называть конкретных имен, но далеко не все, кто перешел от нас в Зарубежную церковь, будут выступать против единства.

Между тем если подойти к этому процессу объективно, то не столько мы, сколько они заинтересованы в объединении. Развитие событий последних десятилетий показало, что Русская православная церковь может существовать полноценно прежде всего на территории России. Русское зарубежье сейчас может гордиться лишь своим наследием — культурным, богословским, духовным. Русские эмигранты третьей-четвертой волны, по сути, не пополнили Русскую зарубежную церковь, а потомки эмигрантов первой и второй волны, к сожалению, постепенно растворяются в западной жизни.

Поэтому те немногочисленные представители Русского зарубежья, связанные с РПЦЗ, которые дорожат своей культурной и духовной связью с Россией, которые представляют русскую церковную жизнь и признают возможность ее свободного существования в нашей стране, — они-то как раз выступают сторонниками воссоединения. Что же тут особенно размышлять, когда еще отец-основатель Русской зарубежной церкви митрополит Антоний (Храповицкий) и его ближайшие сподвижники говорили о том, что, когда в России будет возможна нормальная церковная жизнь, свободный общецерковный собор, все представители русского православного духовенства должны собраться вместе для разрешения проблем, возникших после захвата власти в России коммунистами и начала гонений на Церковь. Это время наступило уже давно.

— Какими могут быть взаимные выгоды для Русской церкви в Отечестве и за границей в результате объединения? Как духовный и исторический опыт может обогатить обе церковные структуры перед лицом проблем современности?

— Безусловно, объединение принесет взаимные выгоды. Нужно учитывать, что в нашей стране на протяжении многих лет Церковь не столько жила, сколько выживала в условиях гонений. Зарубежной же церкви буквально с начала двадцатых годов ХХ века удалось осуществлять развитие на основе принципов Поместного Собора 1917-1918 годов, который, на мой взгляд, и поныне остается вершиной экклезиологического творчества Русской церкви ХХ века. И этот их опыт для нас чрезвычайно важен.

Во-вторых, Зарубежная церковь существовала в условиях правового государства, отделившего себя от церкви, но при этом строго соблюдавшего общедемократические принципы, которыми живет западный мир. Наша страна сейчас выходит на такую же магистральную линию развития, поэтому зарубежный опыт сохранения православной идентичности в условиях секуляризованного общества для нас чрезвычайно полезен.

Вопрос заключается в том, что Русское зарубежье постепенно сходит на нет. Зарубежная церковь может существовать, лишь подпитываясь общением — духовным, евхаристическим, культурным, человеческим — с Россией и русским народом. Россия здесь, а не там. Опыт русского зарубежья, опыт существования России вне России был очень значим, но подошел к концу. В нем нет сейчас объективной необходимости, потому что подлинное творчество, в том числе творчество церковное, в полной мере может существовать только в России.

Общаясь с представителями Зарубежной церкви, я неоднократно убеждался, что при своем пиетете по отношению к России, к новомученикам они в полной мере не представляют всех ужасов, выпавших на долю нашей Церкви. Хотя Зарубежная церковь отчасти обогатилась печальными знаниями о богоборческом коммунизме за счет второй волны эмиграции, покинувшей Советский Союз в условиях войны. Тем не менее подлинное знание о том, что же произошло в России, многим из них остается недоступным.

Представители РПЦЗ жили прекрасной, во многом мифологизированной, идиллической картиной России, которой уже нет, — Россией до 1917 года. В то же время рисовавшаяся им картина советской действительности была в чем-то страшнее, а в чем-то — не столь ужасающа по сравнению с подлинными обстоятельствами жизни Церкви в условиях богоборческого Советского Союза. Поэтому знакомство с нашим опытом для тех немногих представителей русского зарубежья, ощущающих себя русскими православными христианами, чрезвычайно необходимо.

— Как церковный историк Вы могли бы привести какие-то аналогии из истории вселенского Православия, когда церковный раскол преодолевался посредством соборного решения членов Церкви?

— Расколы в Церкви возникали и преодолевались испокон веков. Но раскола, подобного имевшему место в Русской церкви ХХ века, не было. Потому что в церковной истории не было еще такого богоборческого режима, который бы на протяжении столь длительного времени столь последовательно, опираясь на мощь тоталитарного государства, осуществлял бы гонения на Церковь. Кроме того, ни одна христианская страна мира не давала такого страшного опыта отречения от Церкви потомков христиан, исповедовавших свою веру веками. Наша страна нуждается сейчас не в новом крещении (ведь она уже была крещеной страной), а в возвращении в Церковь потомков миллионов богоотступников. Это делает ситуацию совершенно уникальной. Я действительно, будучи церковным историком, не вижу аналогов происходящему явлению — объединению Русской православной церкви в России с Русской православной церковью за границей.

Мне бы хотелось упомянуть еще одну очень важную особенность процессов, происходивших в стране и повлиявших на Церковь. Сегодня при анализе истории ХХ века часто употребляется слово "геноцид". Как правило упоминают армянский геноцид в период первой мировой войны, геноцид еврейский, цыганский в период второй мировой. Но самым главным и наиболее страшным по количеству жертв и продолжительности был геноцид русский. Он был страшен и потому, что уничтожались не просто русские люди, а лучшие русские люди всех сословий, при этом уничтожались они худшими русскими людьми. У тех, кого уничтожали, не рождалось потомство, а дети палачей воспитывались в представлениях своих отцов и занимали место жертв. И в результате этого страшного геноцида мы можем сегодня сказать: для нас чрезвычайно важно, чтобы то немногое сохранившееся в русском зарубежье вошло в нашу жизнь для поддержания культурной и, прежде всего, церковной преемственности.