Весна Патриарха

Святейший Патриарх Алексий II

Белое. Чистое, как снег, новой шубой укрывший землю. Таково постоянное воспоминание об этом человеке, который был с нами, вёл нас из мрака и вывел. И если бы не он, мы бы погибли в чёрном круговороте новой кровавой смуты.

…А его незабываемый голос, этот глас веры и правды, звук неба, посетившего землю. Лёгкая, самобытная неправильность в произнесении некоторых букв, будто в нём навсегда сохранился ребёнок, так и не захотевший произносить всё, как произносят взрослые.

Этот голос заставлял лёгкие души петь и радоваться, а души мрачные и чёрные — содрогаться. Слушая, каждый вспоминал, что тоже когда-то был чистым, наивным и светлым ребёнком. «Будьте как дети!» — завещал Спаситель рода человеческого. «Не будьте детьми!» — внушает враг.

Слушая Святейшего, мы слышали первое. А все, кто его знал лично, вспоминают, что в душе он всегда оставался ребёнком.

…Русский Патриарх с нерусской фамилией. Не Иванов, не Морозов, не Смирнов, не Павлов… Это добавляло ненависти его клеветникам. Но Ридигер — фамилия столь же «нерусская», как Багратион, Барклай де Толли, Витгенштейн, Крузенштерн, Беринг, Беллинсгаузен… То есть самая, что ни есть Русская, с большой буквы.

Ибо тот русский, кто прославил Россию, а не тот, кто бьёт себя в грудь и кричит: «Я — Иванов!»

Род Святейшего Патриарха Алексия II из Прибалтики. Особенно прославлен в русской истории Фёдор Васильевич Ридигер, он участвовал во всех кампаниях против Наполеона, вместе с торжествующими армиями входил в Париж, в 1828 году командовал авангардом русской армии за Дунаем во время очередной войны с турками, потом усмирял польские восстания. Имел почти все ордена Российской империи.

Участником Бородинской битвы был Николай Иванович Ридигер, окончивший свою военную карьеру в чине генерал-майора. Его сын Александр Николаевич отличился храбростью в русско-турецкой войне, получил множество орденов, служил флигель-адъютантом его императорского величества и скончался в чине генерала от инфантерии. «Военный министр царского правительства в 1905-1909 годах Александр Ридигер — о его мужестве во времена русско-турецкой войны 1877-1878 годов ходили легенды, он тоже был родственником моего отца», — говорил Святейший.

Такая вот «нерусская» фамилия!..

…После революции 1917 года Михаил Александрович Ридигер вместе с семьей эмигрировал в Эстонию. Жизнь в окружении националистически настроенных эстонцев, тяжкий труд. Наконец, удалось поселиться в Таллине.

Ирония судьбы: здесь Михаилу Александровичу, представителю рода, простившегося с лютеранством ради Православия, пришлось пятнадцать лет проработать бухгалтером на фанерной фабрике… А. М. Лютера!

В 1926 году Михаил женился на Елене Писаревой, своей ровеснице, дочери полковника Белой армии. Её отец под знаменами Юденича наступал на Петроград, был взят в плен большевиками и расстрелян. Перед свадьбой Михаил предупредил невесту, что в будущем намерен стать священником, но она только обрадовалась…

…Очередь волновалась – всем надо ехать, а в автобусе всё меньше и меньше мест. Поглядывали на молоденькую беременную русскую. Пропустить, что ли, её вперёд? А если самим не хватит билетов? Нет уж, пусть дома сидит, а не разъезжает со своим животом! И когда, наконец, очередь дошла до неё, кондуктор сухо объявил:

— Piletid otsa! – Кончились билеты!

— Но мне очень нужно, - взмолилась беременная. – Пожалуйста! Я готова хоть стоя ехать.

— Стоя ехать не полагается! – решительно отказал кондуктор.

Уговаривать его было бесполезно. Единственное, что он мог для неё сделать - продать билет на завтрашний рейс.

На другой день она снова пришла на автобусную остановку. При виде неё вчерашний кондуктор свысока посмотрел и сухо обронил:

— Ваше счастье, что вы вчера не уехали.

— А в чём дело?

— Тот автобус разбился. Упал с моста в реку. Все пассажиры погибли.

Она могла погибнуть вместе со всеми. И не родился бы её ребёнок. А она ещё так переживала, что не смогла уехать вчера! Бог отвёл её и малыша от погибели. Чудо милости Господней, благодаря которому на свет появится Алёша Ридигер.

Каким был Алёша Ридигер? Сам о себе он вспоминал: «И в детский сад я ходил, в школе учился – всё это было. Случалось, и за косы дёргал девчонок, и прятал куклы от младших сестрёнок – двоюродной и троюродной. Потом вместе их находили, смеялись. А вот что касается рогатки… Ни разу в жизни ни из чего ни в кого не целился и уж тем более не стрелял. А вот хлеб убирал, картошку окучивал, в лес за грибами бегал… Мяч, конечно, гонял с ребятами – в школе. Как все, без особых претензий на «звёздное» будущее. К тому же я в детстве часто болел ангиной, она дала осложнение на сердце, так что особо не побегаешь…»

Он был такой же мальчик, как все вокруг, весёлый, озорной, немножко избалованный вниманием любящих родителей и особенно бабушки Аглаиды. Но строгая мама не давала особо разбаловаться, умея ласково и одновременно без сюсюканья смирять детские капризы. Родители возили малыша в разные святые места, особенно часто в Пюхтицкий монастырь. Ходили и на обычные, светские, прогулки, часто гуляли в таллинском парке Кадриорг, на окраине которого располагался зоопарк. Зверьё Алёша обожал и любовь к посещению зоопарков останется у него на всю жизнь. И в семье всегда бывала живность – сначала терьер Джонни, потом огромный ньюфаундленд Солдан и беспородный Тузик, умело и с достоинством позирующий на многих детских фотографиях…

В конце тридцатых годов Алёша Ридигер стал всё чаще и чаще играть в одну игру, которая поначалу вызывала недоумения и сомнения у его родителей.

Патриарх Тихон в детстве играл в священника – мастерил некое подобие кадила и разгуливал с ним по двору, произнося молитвы, осеняя крестом других ребятишек, благословляя их. Патриарх Алексий II в детстве устроил даже свой собственный храм – «…было у меня в детстве особое занятие, которое сам я, впрочем, считал тогда вполне серьёзным делом. Я служил. В крохотной пристройке возле дома оборудовал некое подобие храма. Во всяком случае, мне точно казалось, что это «дом Божий», и никакой несерьёзности по отношению к своей затее я не признавал. Даже икона там была у меня – почти настоящая. Свечи горели, ладаном пахло… Был и алтарь, который страсть как хотела увидеть «хотя бы одним глазком» моя двоюродная сестра Елена. Однако сделать этого я позволить никак не мог – особам женского пола в алтарь заходить не положено. Единственная возможность – это устроиться в храм уборщицей… Сестрёнка была готова на всё, и мне пришлось устроить её на работу. Так играли. Совершать службу – вот, пожалуй, самое любимое моё занятие в детские годы. Заниматься этим мог часами! Были у меня свои облачения, их помогла мне сделать мама из своих старых платьев. Службу я знал наизусть с семи лет, так что всё получалось неплохо. Вот только родителей моих это моё увлечение стало в какой-то момент смущать».

Ридигеры вместе с Алёшей постоянно ездили по монастырям, бывали в мужской Псково-Печерской и женской Пюхтицкой обителях. А в 1937 году Михаил Александрович впервые побывал на Валааме. Поездка настолько потрясла его, что на следующий год он твёрдо решил свозить туда всю семью.

Заодно и спросить у старцев, хорошо ли, что Алёша играет в собственную церковь. Летом 1938 года Михаил Александрович, Елена Иосифовна и Алёша впервые приплыли на Валаам. Долго не решались спросить у старцев относительно того, может ли подросток позволять себе играть в богослужение. И вот монах Иувиан привёз их в Смоленский скит, они молились с иеросхимонахом Ефремом, а когда тот в своей келье прилёг отдохнуть, вдруг поманил к себе Алёшу и стал рассказывать ему, как в детстве играл в церковь, облачался в священника, а сестра при нём исполняла должность прислужницы. Услышав это, Михаил Александрович и Елена Иосифовна едва не расплакались — старец, не получив вопроса, сам ответил на него.

…1 сентября 1939 года разразилась Вторая мировая война. В течение месяца гитлеровские армии разгромили Польшу, и вскоре из Прибалтики по призыву Гитлера началось возвращение в Германию людей, имеющих немецкие корни. Особенно много уезжало весной 1940-го. Могли уехать и Ридигеры. Но они нисколько не чувствовали себя немцами, имея русское мироощущение, исповедуя русскую Православную веру. Конечно, Эстония была не Россия, но русского в ней было куда больше, нежели в Германии.

Накануне войны бывший главный бухгалтер фанерной фабрики Лютера Михаил Александрович Ридигер уже полностью посвятил себя служению Богу в храме Святителя Николая в Таллине. Рукоположение состоялось 18 февраля 1940 года.

С приходом в Эстонию советской власти для семьи Ридигеров снова наступили тревожные времена. Сразу же покатились аресты всех, кого большевики могли счесть неблагонадёжными. Со дня на день ожидали, что за ними придут. И за ними пришли.

Но вновь произошло чудо! Вот как о нём рассказывал сам Святейший:

Алексий ридигер в детстве

В этом рассказе самое невероятное — поведение собак, которых, как известно, весьма трудно, да что там трудно, невозможно заставить молчать и сидеть тихо. Они обязательно начнут рваться, лаять, а зажмёшь пасть — будут громко скулить. И то, что четвероногие ограничились одним сверканием глаз — настоящее чудо!

Через два месяца после начала Великой Отечественной войны Таллин оказался под властью Гитлера. В шестой класс Алексей Ридигер вновь пошёл уже в несоветскую школу. Начались три года оккупации Таллина фашистами. Эстония превратилась в огромный концлагерь, необходимо было оказывать помощь узникам. Среди тех, кто особенно проникся сердцем к судьбе этих несчастных, был и отец Михаил Ридигер. Вот как об этом впоследствии вспоминал его сын:

«В то время я учился в обычной средней школе. Отличником не был, но и в отстающих не числился никогда. Любимый предмет — Закон Божий, за его изучение неизменно имел высший балл… Мой отец, Михаил Александрович, был рукоположен во диакона и служил в храме. Поэтому после гитлеровской оккупации, когда на территории Эстонии повсеместно появились опоясанные колючей проволокой концентрационные лагеря, мой отец посчитал своим христианским долгом регулярно их посещать. Немцы тому не препятствовали.

Гитлеровцы не возбраняли деятельность православных священников, стремясь представить себя в глазах населения оккупированных территорий защитниками веры от комму­нистического безбожия, хотя, конечно, таковыми вовсе не были.

Но верно и то, что советская власть жестоко преследо­вала Русское Православие: разрушала и оскверняла храмы, тысячами и тысячами уничтожала священнослужителей и верующих мирян... Только в 1943 году Сталин решил осла­бить эти гонения.

Между тем в Эстонии епископ Нарвский Павел добился разрешения германского командования на духовное окормление заключенных и помощь им продуктами и одеждой. Даже когда в одном из концлагерей вспыхнула эпидемия тифа, владыка Павел не изменил себе и продолжил там архипастырское служение с риском для собственного здо­ровья. Он в полном смысле слова посвятил себя служению милосердия, побуждал к этому своих клириков и призывал паству, чем возможно, помогать своим страдающим братьям и сестрам.

Мой батюшка горячо поддержал владыку Павла и также старался все возможное время служить милосердию. В каче­стве псаломщика отец, как правило, брал с собой будущего митрополита Таллинского и всей Эстонии Корнилия (Якобса), а мальчиком-прислужником — меня. Иногда ездила с нами по лагерям, расположенным в порту Палдиски, а также в де­ревнях Клоога и Пылкюла, и моя дорогая матушка, Елена Иосифовна, но после увиденного и пережитого она потом несколько дней не могла прийти в себя. После этого у мамы появилось молитвенное правило: с тех пор перед иконой Божией Матери она каждый день стала читать акафист «Всех скорбящих радость». Потому что скорбей у нее было много: ведь моя бесценная матушка пропускала через свое сердце буквально все, что касалось меня и отца...

Столько непереносимого горя, физических и душевных страданий, человеческих драм и трагедий, сосредоточен­ных на одном пятачке земли, я больше нигде в своей жиз­ни не видел.

Людей из России — военнопленных Красной Армии и рабочую силу из мирных городов и деревень — доставляли в Эстонию в гораздо худших условиях, нежели убойную скотину. Их почти не кормили, поили тухлой или ржавой водой. Большую часть страдальцев затем отправляли на каторжные работы в Германию, меньшую использовали тут же, в Эстонии, обрекая на рабское — и это в лучшем случае — существование.

В пересыльных лагерях собирались тысячи людей. Для всех, кто оказался за колючей проволокой, такая жизненная ситуация была настоящей трагедией, которая усугублялась подчас безумными слухами. Например, несчастные из средней полосы России впервые увидели море и почему-то решили, что их непременно утопят в балтийских волнах... Поэтому обращение к вере, духовная поддержка священнослужителей, окормлявших лагеря, им были крайне необходимы. В основ­ном сюда попадали взрослые люди, но встречались среди них и подростки, и вовсе дети. Мы старались им хоть как-то помочь: для забитых, голодных, оборванных людей собирали продукты, одежду, лекарства...

Обычно в бараке выделялась комната или просто отгора­живался закуток. Туда помещали привозной престол и совер­шали богослужения. Многие узники просили их окрестить, чтобы вверить свою судьбу Господу Богу. Мы никому не отказывали. Именно в пересыльных лагерях я впервые начал читать Шестопсалмие.

Особенно жалко было, конечно, детей: перепуганных, изможденных, голодных. Многие из них были моими сверс­тниками, но попадались и меньшего возраста... Спокойно взирать на их страдания было нельзя. Кое-кому из рас­чувствовавшихся местных жителей удавалось уговорить коменданта, и тогда обреченных на мучительную гибель ребятишек брали в милосердные семьи, усыновляли либо удочеряли. Спасали».

В 1943 году Ридигеры спасли из концлагерного ада пятнадцатилетнего Василия Ермакова, его младшую сестру Варю, священника Василия Веревкина с семьёй и позже — Валерия Поведовского. Василий Ермаков станет православным священником, в своих воспоминаниях он напишет: «Бог так судил, что моя жизнь с молодых лет оказалась связанной с жизнью Его Святейшества Святейшего Патриарха Алексия II. Я прекрасно знал его семью: батюшку Михаила Александровича, матушку Елену Иосифовну, и, разумеется, самого Алёшу. Думаю, не пережил бы я страшных военных лет, если бы Господь не послал мне встречу с удивительной семьей будущего Патриарха. Михаил Александрович вызволил меня из фашистской неволи: еще немного — и я бы непременно погиб...»

В 1942 году в Казанском храме Таллина Михаил Александрович Ридигер был возведён в сан священника и отныне сам мог совершать богослужения. И он совершал их не только в храмах, но и в концлагерных бараках…

14 октября 1943 года, в самый праздник Покрова Богородицы отцу Михаилу удалось добиться освобождения из лагеря Палдиски (Балтийский) брата и сестры Ермаковых и священника Василия Верёвкина.

Вася Ермаков был верующим мальчиком, он с семьей рос в городе Болхове Орловской области, оказался в оккупации. В своих воспоминаниях он писал: «С 1942 года в редкие свободные часы я посещал храм и, быть может, впервые ощутил благодать Божию, хотя многого не понимал из Евангелия». В июле 1943-го фронт проходил в нескольких километрах от Болхова. Немцы стали устраивать облавы, хватали работоспособных подростков в возрасте от десяти до пятидесяти лет и угоняли их на запад. 16 июля Вася Ермаков с сестрой Лидой попал в такую облаву и в числе многих других его погнали пешком до самой Эстонии. В сентябре оказались в концлагере Палдисский, довольном крупном — в нём содержалось около ста тысяч человек. Смертность от голода и болезней страшная. Тогда и стали приезжать в лагерь священник Михаил Ридигер с сыном Алёшей, а также девятнадцатилетний псаломщик эстонец Вячеслав Якобс. Они привозили приставной престол, совершали богослужение, причащали и подкармливали верующих концлагеря. Вскоре таллинское духовенство обратилось к немецким властям с просьбой отпустить священника Василия Верёвкина с женой Варварой и сыновьями Василием и Владимиром. Просьбу удовлетворили, а добрый отец Василий сказал, что Вася и Лида Ермаковы, а также и Виталий Солодов также являются членами его семьи. Никто не проверил, и вместе с Верёвкиными выпустили из лагеря троих псевдо-Верёвкиных. В Таллине их поселили в квартире Марии Фёдоровны Малаховой, духовной дочери отца Михаила Ридигера, которая с братом, сестрой и племянницей были в 1941 году репрессированы советской властью.

«Когда мы прибыли в Таллин, я сразу отправился в церковь, — вспоминал Василий Ермаков. — Изможденный, голодный, я чуть не падал от порывов ветра, но пока не принес молитву благодарения Божией Матери за своё счастливое освобождение, о еде даже думать не мог. С тех мгновений для меня началась новая жизнь...

До конца войны вместе с Алешей Ридигером я служил у епископа Нарвского Павла. Получил доступ к духовной литературе и окунулся в нее. Тогда я впервые узнал, что был на Руси угодник Божий Серафим Саровский. Мы много и подробно говорили о нем с Алешей.

Особенно нам запомнились слова из проповеди священника: «Наступит золотое время для России, когда летом будут петь пасхальные песнопения»… Я стал вести дневник, он у меня сохранился, разные выписки, духовные наставления и особенно о России. И мы молились, веря, что «золотое время» наступит».

Спасать людей и молиться о «золотом времени» — вот что было войной для священников на оккупированных землях, таких, как отец Михаил Ридигер. Сотни спасённых жизни — вот их подвиг. Победа России — вот награда за их молитвы!

Отец Валерий Поведовский исповедовался в концлагере Пылькюля у отца Михаила, и тот ходатайствовал за него. Добиться его освобождения долго не удавалось — отец Валерий открыто выражал своё негодование по поводу плохого обращения с пленными в концлагере, ругал немцев. Лишь в конце 1942 года немецкое начальство выпустило его, причём отцу Михаилу было заявлено, что если отец Валерий впредь будет высказываться против действий гитлеровцев, то арестуют и его вместе с ним. Таким образом, отец Михаил становился заложником, но он, не моргнув глазом, пошёл на это. Вместе с отцом Валерием были выпущены его дети и супруга. Все они нашли приют при церкви Святителя Николая, где отец Валерий стал ещё одним священником.

Освобождённых нужно было одевать, поскольку в лагерях их одежда превращалась в лохмотья, и первое время кормить, покуда они не смогут как-то зарабатывать себе на пропитание. И это при том, что сами эстонские православные священники жили бедно. Отношение немецких властей к Православию лишь в первый год оставалось более-менее снисходительным. Войдя в Таллин, гитлеровцы первым делом разрешили колокольный звон, запрещённый большевиками, возобновили работу духовных учебных заведений. Но уже в 1941 году они закрыли таллинский собор Александра Невского, и все годы оккупации сохранялась угроза уничтожения этого храма.

…«По-моему, война — это самое противоестественное, что есть на свете. Я был мальчишкой в те годы и, может быть, далеко не всю трагичность нашего положения тогда понимал… - вспоминал Патриарх. - Но в одном убедился твёрдо: даже в самых, казалось бы, критических ситуациях Всемилостивейший Господь неизменно оказывал нашей семье Своё покровительство».

…Такою была весна жизни будущего Патриарха. Впереди были долгие годы служения Богу и Отечеству, ради которых Господь и хранил этого светлого мальчика.