Интервью Патриарха Московского и всея Руси Алексия II французской газете «Le Monde»

– Франция стала второй родиной для сотен тысяч россиян, которые были вынуждены покинуть свою страну из-за великой трагедии XX века. Близость наших культур не требует доказательств. Поэтому я бы хотел напомнить руководителям Западной Европы, что если их страны не будут соблюдать верность своим духовным и нравственным ценностям, у них не будет будущего. Европейское общество отмечено агрессивной секулярной идеологией, культом потребления, поклонением разуму. Если свобода не идет рука об руку с чувством ответственности, смирением, тогда и человек, и общество вступают на путь саморазрушения.

Европейская культура, как и русская культура, основана на христианских ценностях. Мы не можем отринуть это наследие, но мы с горечью отмечаем, что в преамбуле Европейского конституционного договора даже не упоминается о христианских корнях Европы.

– Являются ли Ваши запланированные встречи с высокопоставленными представителями французской Римско-Католической Церкви подготовкой к встрече с папой Бенедиктом XVI? Или Вы все еще отрицательно к этой встрече относитесь? Создается впечатление, что экуменизм ужался до «нравственного фронта» против вседозволенности Европы…

– Я никогда не исключал возможности подобной встречи. Я возражаю лишь против того, чтобы она состоялась только ради официальных снимков. Перед тем, как эта встреча свершится, в наших отношениях должны произойти глубокие изменения, но в данный момент существует много препятствий.

В 1990-е годы, руководители Католической Церкви заявляли, что Россия постмарксистского периода представляет собой духовную пустыню, а для них – миссионерские земли. Мы не можем это принять. Именно Православная Церковь принесла в Россию свет христианства более тысячелетия назад. От борьбы, которую вели атеисты против Церкви в XX веке, от их террора пали мучениками десятки тысяч православных россиян. И сегодня, когда начинается духовное возрождение, не надлежит вести на нашей территории параллельную миссионерскую деятельность. И, тем не менее, тысячи католических священников пытаются обратить в свою веру наш народ, который воспринимает это как прозелитизм.

Второе препятствие – это экспансия униатства на Западной Украине. (Униатская, или Греко-Католическая Церковь сохраняет некоторые православные обряды, но подчиняется Риму и пытается обратить в католицизм православное население на Востоке. – Примеч. Le Monde). Греко-Католическая Церковь была запрещена Сталиным, но в течение пятидесяти лет она получала духовную помощь от наших теологических школ. Так не стоит ли сначала нас поблагодарить? К тому же имели место конфликты в отношении так называемого возвращения имущества и храмов. Подобное поведение было возможно в Средние века, но не сегодня. На Западной Украине мы до сих пор не можем получить разрешение на покупку земли. Короче говоря, наш раскол с Римской Церковью произошел около тысячи лет назад, и потребуется еще много усилий, чтобы преодолеть эту разобщенность.

– В оппозиционных кругах часто критикуют Церковь за то, что она занимает слишком большое место в российской общественной жизни. Ваша близость к президенту Путину не обязывает ли Вас поддерживать его политику, в том числе и его репрессии в Чечне?

– Запад не может понять, какие испытания выпали на долю священников, епископата, и всех православных людей в 1920–1930-е годы. Его поражает, что сегодня множество храмов вновь открывает свои двери для прихожан. Но это процесс не был навязан гражданскими и религиозными властями. Эта потребность идет снизу, от того самого православного народа, который после многих лет репрессий вновь обращается к вере своих отцов и нуждается в нравственном и духовном наставничестве. Россия – новая страна, но стереотипы, навеянные советской эпохой, все еще живы. Это неправильно. Россия открыта для любого типа сотрудничества.

«Поддерживать» политику президента Путина? Я со всей ответственностью вам говорю, что государство не вмешивается во внутренние дела Церкви. И Церковь не вмешивается в политическую жизнь государства. Принцип отделения Церкви от государства соблюдается, но есть области, где мы должны работать вместе, например образование, социальные программы, сохранение мира между религиями и народами. Мы знаем, какие действия государства направлены на благо народа, но когда принимаются решения, которые, например, вредят самым обездоленным слоям населения, мы говорим об этом властям.

Что же касается Чечни, то я хотел бы напомнить, что националисты убили десятки священников, и что сегодня, спустя шестьдесят лет после Второй мировой войны, терроризм – увы! – вновь показывает свое жесточайшее лицо.

– Вы родились в Прибалтике, в Эстонии, в эмигрантской среде, которая тщательно оберегала ценности Православия, реформы которого были сформулированы на Поместном Соборе 1917 года, и конец которым положила большевистская революция. Но создается такое впечатление, что сегодня консерватизм победил реформаторский дух…

– Православная Церковь является не Церковью реформ, но Церковью традиций. Но традиция для нас не является мертвым наследием ушедших веков, она – живое наследие, благодаря богатству, унаследованному от наших отцов. Именно в этом духе я был воспитан в православной общине Эстонии.

Поместный Собор 1917–1918 годов остается значительным событием в нашей истории. Мы обращались к нему, когда готовили принятую в 2000 году социальную доктрину, которая сохраняет традиции и дает ответы на актуальные вопросы современности – биоэтика, экология, культура, наука, политика, а также разъясняет наши взаимоотношения с государством.

Сегодня Русская Православная Церковь возрождается. Поэтому нам необходимо проявлять великую мудрость, чтобы не поранить новые ростки. Для внешнего наблюдателя это может походить на чрезмерный консерватизм. Но изнутри видно, что наша Церковь ведет очень активную жизнь, что ее структуры и идеи развиваются крайне динамично.