Новогодняя суета и рождественские распродажи быстро и
ловко вовлекают нас в круговорот, из которого на берег мы
выбираемся еле живыми, цепко и бережно прижимая к груди
свёртки, пакеты, коробки... Где-то среди всех этих покупок
— одна, самая важная. Где-то в глубине нашего сердца
— тот единственный, кому предназначен этот
подарок.
![]() |
Но апофеозом всего этого великолепия, конечно же, был резной шкафчик удивительно тонкой работы. Он затмевал собою всё остальное. Чёрное дерево, четыре изящные эмалевые миниатюры на крошечных дверках. На них люди в старинных одеждах занимались каждый своим делом: торговцы нахваливали товар, женщины старались сбить цену, погонщики верблюдов чинно вели свои караваны, цари отдавали приказы послушным рабам...
— А как он отрывается? — спросил кто-то.
— Разве он должен открываться? Это же просто декоративная вещица, — ответила хозяйка.
— Ужасно дорогая безделушка! Разве такое кто-нибудь купит?! — засомневались продавщицы.
— Конечно. На такие вещи всегда находится особый покупатель. — В голосе Эльвиры не слышалось ни капли сомнения, хотя мне показалось, что слово «особый» она произнесла тише и серьёзнее.
Каждый декабрь всё в нашем магазине подчинял своим законам. Обычное содержимое канцелярского и бельевого отдела скромно отступало в тень — всем правили игрушки. Раскупать их начинали сразу же: многие приходили к нам, памятуя о большой новогодней распродаже прошлого года, постоянные посетители брали шары и гирлянды нарасхват, потому что знали, что аналогов в городе не сыскать. Маленькие дети, как и планировалось, стали самыми верными нашими союзниками: их просьбы, улыбки и даже требования смягчали податливые родительские сердца. Не видимые нам, оставшиеся дома дети также были за нас — это для них сейчас моя напарница заворачивала в яркую обёрточную бумагу единорогов и медведей. Это для них я почти час бегала от полки к полке, стараясь угодить придирчивой даме в норковой шубе. Это для них готовят весь этот шумный и блестящий праздник, запасают подарки, украшают дома и витрины.
Посреди всей суматохи и суеты гордо и спокойно хранил таинственное молчание наш узорчатый шкафчик. Восторженные покупательницы, рассмотрев его со всех сторон, спрашивали о цене и, услышав ответ, осторожно ставили его обратно на витрину. Признаюсь, мы уже потихоньку начинали опасаться, что никакого «особого» покупателя так и не дождёмся, и Эльвира, вздохнув, заберёт его домой, где он пополнит собой её коллекцию замечательных, но бесполезных вещиц.
28 декабря наконец позвонил мой брат, верно служивший Отечеству в одном из далёких гарнизонов. Его отпускали домой на побывку на пять дней. Значит, мы всё-таки сможем поехать с ним на Рождество к маме в Херсон — только для этого придётся отпрашиваться с работы... Мой босс Владик считал, что зарплата сотрудника прямо пропорциональна количеству того времени, которое он проводит у прилавка. Отдыхать все предписанные государством десять дней он и для себя считал непозволительной роскошью, и того же требовал от подчинённых. Выпросить пару лишних выходных в предпраздничные дни, когда каждому по тысяче причин надо куда-то отбыть, у него можно было только чудом. Однако счастье улыбнулось мне: моя напарница Лариса легко согласилась подменить меня на целых два дня.
Новый год я собиралась встречать в компании таких же, как я, одиноких и не связанных святыми узами брака студентов-заочников. 31 числа радостное ощущение охватило меня с самого утра: что-то тёплое, поднимающееся из самых глубин сердца заставляло меня улыбаться и в переполненном автобусе, окна которого покрывали дивные павлиньи хвосты и пальмовые листья изморози. Нащупывая в кармане ключ, я поднялась по ступенькам на крыльцо магазина и, дуя на пальцы, с трудом открыла замок. Первым делом подняв голову, я уткнулась взглядом в шкафчик Эльвиры и с долей грусти констатировала: «Ну вот, она всё-таки ошиблась».
Покупатели не заставили себя ждать. Редко кто на сто процентов готов к Новому году. 31 декабря вы обязательно вспомните о паре человек, которым просто обязаны вручить хоть крохотный, но обвязанный ленточкой свёрток.
И вот, где-то перед обедом к нам забрёл представитель самого нелюбимого мной типа покупателей. Кожаное пальто, дорогой парфюм и часы... а также трёхдневная щетина, взъерошенные волосы и мутный взгляд. Увидев его, Лариса презрительно фыркнула и отвернулась к двум симпатичным старушкам, выясняющим длину отреза кружев из остатков.
Господин-Хозяин-Жизни тем временем с потерянным видом разглядывал наш по большей части женский товар и что то мучительно соображал. Совершенно неожиданно лицо его словно просветлело, и он целенаправленно двинулся ко мне. Испугавшись, я попятилась в сторону и с облегчением поняла, что нужна ему не я, а что-то над моей головой. Тут я заволновалась ещё больше, потому что сообразила: этот неприятный выскочка сейчас потребует у меня не что иное, как наш драгоценный шкафчик! Неужели он и есть наш «особый покупатель»?! Пусть лучше наше сокровище пылится в серванте у Эльвиры, чем в донжуановском притоне этого прощелыги!
— Девушка, сколько стоит вот эта вещь? Та, наверху.
— Простите, но она не продаётся, — слова сами сорвались с моих губ, но я об этом даже не пожалела.
— Но ведь она стоит на витрине, я даже ценник вижу! — продолжал настаивать Мистер Вселенная.
— Вещь обещана покупательнице, которая придёт за ней после обеда, — отчеканила я и бросила умоляющий взгляд на Ларису.
Оценив расстановку сил, та быстро вручила пакет с кружевом пенсионеркам и решительно объявила:
— Дамы и господа, магазин закрывается на перерыв, пожалуйста, не забывайте свои покупки, мы будем рады увидеть вас снова!
— Вы открывали его? — дрожащим голосом спросил наш неудачник. — Вы понимаете, что это такое? Не продавайте, дождитесь меня, я всё устрою, я очень вас прошу! — в голосе его звучало отчаяние, но мы уже закрыли двери и наконец смогли перевести дух.
— Что будем делать, когда он вернётся? — спросила Лариса.
— Можем спрятать шкафчик и сказать, что его забрала покупательница, — я сняла с его полки и стала оглядываться в поисках надёжного убежища.
— Откуда он знает, что шкафчик открывается? — задумалась вдруг Лариса.
— Понятия не имею. Даже Эльвире об этом ничего не известно.
— Давай попробуем посмотреть: может, мы чего-то не поняли?
Мы поставили коробку на витрину и стали разглядывать её со всех сторон, как вдруг поняли, что в зале есть ещё кто-то. Подняв голову, я увидела совершенно обворожительную женщину. Лучистые глаза, нежный овал лица, пряди светло-русых волос, рассыпавшиеся по откинутому капюшону... Лёгкую шубку усыпали снежинки, которые таяли от тепла и искрились, как бриллианты.
«Ох, какая вещь!» — воскликнула она, увидев, что мы держим в руках. Самое удивительное, что мы и забыли возмутиться, что в наш обеденный перерыв так бесцеремонно вторгается незваный гость.
«Может, это она?» — шепнула мне Лариса, и я мысленно пожелала, чтобы эта чудесная девушка и стала той «особой» покупательницей, о которой говорила Эльвира.
— Он ещё открывается, — вставила зачем-то я.
— Как здорово! Давайте откроем!
Мы втроём засуетились вокруг шкафчика, и, к нашему изумлению, вдруг какая-то пружина щёлкнула, открыв нашим глазам его содержимое.
Всю внутреннюю поверхность шкафчика вверху покрывало тёмное ночное небо, усыпанное звёздами. Над звёздами угадывались очертания чуть видимых крылатых созданий, а ниже, тонко вписанная в полукруг пещеры, сияла неземным светом фигурка Матери, держащей на руках новорождённое Дитя.
Им предстояли вырезанные из дерева фигурки волхвов в восточных халатах и пастухов в окружении крошечного стада, — все они чудом уместились за створками волшебного ящика.
— Это же вертеп, — догадалась я.
Действительно, за внешней красотой талантливый мастер скрыл удивительную тайну Рождества так, как скрывает человеческая плотяная оболочка бессмертную душу.
Когда удивительная девушка, открывшая нам тайну вертепа, ушла, унося с собой свою покупку, мы вздохнули с облегчением — видно, нам её послали свыше, чтобы решить наше затруднение.
Однако оказалось, что трудности только начинаются. Двери снова отворились, правда, теперь нараспашку, и в магазин вошли двое: наш давешний Мистер-Посмотрите-На-Меня и... Владик Русанов. Последний приглашающе жестикулировал и радостно улыбался. Оба остановились напротив нашего прилавка и одновременно посмотрели наверх.
— Где он? — спросил ещё ничего не подозревавший Владик.
— Мы его продали.
— Как продали?! Вы же обещали подождать! — спутник нашего хозяина совсем растерялся.
— Вам мы ничего не обещали, — гордо ответила я и тотчас об этом пожалела.
Потому что Владик быстро и популярно объяснил, что в данном случае он — на стороне своего лучшего друга Анатолия, а не позволяющих себе слишком много продавщиц, и, поскольку именно я виновата во всём случившемся, рождественских выходных мне не видать как своих ушей, если я вообще останусь работать в этом магазине, в чём лично он, Владик, далеко не уверен.
Так бесславно подошёл к концу день, месяц и целый год...
На работу я вышла третьего января, не зная уже, что говорить брату, а главное, как оправдываться перед мамой, которой так хотелось в кои-то веки собрать всю семью под крышей родного дома.
Зазвенел колокольчик, и, отряхивая с воротника снег, в пустой пока ещё магазин вошёл Владик. Вид у него был задумчивый и немного смущённый. Он сел верхом на стул, развёрнутый спинкой ко мне, и заговорил:
— Интересный ты человек, Валя. Смотрю я на тебя и удивляюсь, — он немного помолчал и продолжил, — я Анатолия знаю с детства. Он очень добрый и талантливый человек, поэтому высоко поднялся. Дела, бизнес, контракты, постоянные поездки по стране и за границу... Сама знаешь. Стал редко бывать дома, а когда недели две назад вернулся из очередной командировки, нашел на холодильнике записку от жены: «Ушла, искать не надо». Толик просто сломался. Когда я добрался до него, на человека страшно было смотреть. В тот день Толик наконец впервые вышел на улицу, мы договорились с ним встретиться здесь, в магазине. И когда он увидел эту игрушку, то почему-то решил, что если подарит её своей жене, то сможет всё исправить. А тут вы ему говорите, что всё уже продано. Я повёз его домой, и, представь, вдруг он резко просит меня затормозить и выпрыгивает чуть ли не на ходу. Смотрю в окно — и что я вижу: Анатолия и его жену, а в руках у неё — тот самый ящик... Самое странное, что они действительно помирились. Вот, тебе передали — на память, — он вложил в мою руку маленькую деревянную фигурку. — Поезжай в свой Херсон.
Вечером шестого января я последней подошла к исповеди и рассказала всё, как было. Основной свет в нашем храме уже потушили, лишь мерцали кое-где огоньки догорающих свечей. Они сияли и возле маленького вертепа, который, как рассказала мне мама, смастерил собственноручно отец Павел. «Батюшка, благословите», — попросила я, и когда он разрешающе улыбнулся, поставила среди душистых сосновых ветвей и своего маленького барашка.