Проповедь в Тайване и особенности менталитета китайцев в восприятии христианства

С особенностями проповеди в Китае и на Тайване, обусловленными менталитетом местных жителей, знакомит читателей миссионер, преподаватель Тайваньского университета Нань Хуа Алексей Александрович Ажинов. Доклад был представлен в рамках конференции «Православие в Китае» (Московская духовная академия, 9 декабря 2011 г.)

Основные направления деятельности христианских деноминаций и сект в Тайване – это проповедь Евангелия и богослужебная практика. Христианами была создана разветвленная система начального и среднего образования в рамках социального служения: школы, детские сады, семинарии, христианские университеты; внесен вклад в систему здравоохранения: построены госпитали, акушерские клиники. Имеет место довольно обширная издательская и культурная деятельность: публикуются книги, журналы, проводятся концерты.

Но длительное присутствие христиан на острове всё же не способствовало формированию китайской христианской культуры. Как только христианская культура сталкивалась с китайским миром, тут же, подвергаясь изменениям, приобретала китайский колорит. При этом китайские традиции проявлялись не во внешней атрибутике, а, адаптируя христианство, видоизменяли его сущность, выражающуюся в догматике и ритуалах, преобразовывая их до неузнаваемости. Христианство столкнулось с серьёзной проблемой – особенностью китайского менталитета, который не позволяет его представителям с лёгкостью воспринимать иные культуры и их идеи. Таким видоизменениям подвергалось не только христианство, а например появившийся в Тайване ранее христианства буддизм, который синтезировался с китайскими народными верованиями. Сейчас он представляет собой смесь буддийской традиции и китайской национальной религии.

Ввиду такой ситуации у христианских миссионеров появлялись различные идеи инкультурации, где предусматривалось, что китайские традиции будут приспособлены к христианским, и это приведёт к изменению китайского религиозного сознания и успеху христианской миссии. Но в подавляющем большинстве случаев выходило ровным счётом наоборот. Приводило это к ассимиляции христианства и рождало новый элемент синкретического направления.

Можно привести некоторые примеры ассимиляции. Пятидесятники, говоря о духовном мире, пытаются сблизить христианские представления с китайскими традиционными верованиями. Некоторые сравнивают Евхаристию с приношением жертвенной пищи китайским богам, а глоссолалию с языческим трансом представителей местных тайваньских культов. Также ввиду того, что китайцам нелегко отказаться от поклонения предкам, предлагается идея сохранения жертвоприношений, но не языческим богам, а истинному Богу. Выдвигается идея о сохранении гадания, которое интерпретируется как одна из форм молитвы.

Для сравнения, совсем иная ситуация обстоит с аборигенами Тайваня. С момента прихода на остров европейцев, начала их контактов с аборигенами, впоследствии организации колоний в регионах, коренные жители стали знакомиться с христианством. Сейчас на острове проживает 14 различных племён. В последнее столетие христианство достаточно быстро распространилось среди коренных народов. В настоящий момент в Тайване 100 % аборигенов исповедуют христианство. Ввиду исторических особенностей и взаимодействия коренных жителей с европейцами и христианскими миссиями сформировалась ситуация, где среди некоторых племен более распространено протестантство, а среди других католицизм. Познакомившись с христианством, аборигены оставили свои языческие традиции, и в Тайване сформировалась христианская культура аборигенов.

Проанализируем, какие факторы и причины способствовали особому формированию отношения к христианству среди китайского населения.

Как высказывается П.Иванов в книге «Из истории христианства в Китае» 2005 г., в китайских условиях возникает проблема совместимости и несовместимости конфуцианства и христианства, христианского богослужения и китайского ритуала, появляются споры о ритуалах почитания предков. Кроме того, миссионеры столкнулись с тем, что богословские вопросы в понимании троичности Божества, сущности и предназначения человека для китайского традиционного сознания оказываются трудными.

Как пишет Тертицкий К.М. в «Китайцы. Традиционные ценности в современном мире», согласно китайскому мировоззрению член китайского общества, принадлежащий к традиционной культуре, — это прежде всего «социальный человек», полностью подчиняющий личное общественному. Представление о личности не замкнуто на себе, а раздвинуто до границ социальной группы и неотделимо от неё. Стефаненко Т.Г. в «Этнопсихология» отмечает: «…особенности самоописаний представителей культур Восточной Азии позволяют рассматривать их модель личности как взаимозависимую, в которой приоритет отдается социальным структурам, социальным ролям и межличностным отношениям с членами “своих” групп (семей, друзьями, организацией и т. п.)».

«Отношения» в китайском обществе не выходят за рамки установленных этических категорий, которые внешне ритуализированы.

Из исследования Торопцева С.А. в статье «Локус культуры китайской ментальности» находим, что одной из главнейших категорий китайской этики является ритуал ли, который полностью регламентирует поведение индивида. Этот ритуал способствует тому, что все внутренние импульсы человека проецируются на внешний мир, причем эти импульсы «встраиваются» в определенные шаблоны социального поведения и тем самым сводятся к уже сложившимся архетипам. За тысячелетия своего существования этот принцип закрепился настолько, что архетипическое поведение вытеснило такой способ действий, когда индивид совершает поступки, исходя из своих собственных внутренних мотивов.

Как видим, эмоции китайца, находящегося в социальном поле, контролируются группой, определяются его социальной ролью и принятой в обществе системой ритуалов.

Ритуал предусматривает определенную последовательность обрядовых действий, представляя собой структурный «порядок», являющийся одной из базовых ценностей китайской ментальности.

Порядок в китайской конфуцианской ментальности проявляется в жесткой иерархичности структуры, в которой каждое звено строго придерживается своего места, так как нарушение порядка неумолимо ведет к разрушению самой структуры. Представление об иерархичности во всех её проявлениях является одной из наиболее значимых составляющих китайского национального характера. Иерархия строго соблюдается как в родовых, так и в государственных отношениях, причем структура рода проецируется на государственное устройство. С соблюдением строгой подчиненности связана и другая важная черта китайской ментальности — равноправие в отношениях, но это актуально лишь в границах «своего» круга.

Не менее важную роль, чем ритуальный «порядок», в китайской ментальности играет род и семейные отношения. Имеющий государственное сознание китаец видит в своем сообществе не свободно составленную по какому-либо социопсихологическому принципу группу, а иерархически жестко сцепленную конструкцию. Государство рассматривается им как проекция на него малой группы индивидов, т. е. рода, семьи. Типологически родовая конструкция «власти отца» распространяется на все социальные структуры китайского общества.

Прежде всего, следует говорить об «отношениях» внутри родовой структуры — именно они составляют основу китайской жизненной философии. Ключевым здесь оказывается взаимодействие по принципу «отец — сын» или «старший — младший». Этической основой всех этих типов связей являются категории «властности», с одной стороны, и «почтительности» — с другой. Как говорил конфуцианский философ Мэн-цзы (IV–III век до н. э.), нужно быть внутри, как отец и сын, а внешне, как правитель и подданный. В этом заключается великая этика человека. Таким образом, основой любых «отношений» должны стать принципы родственности и долга.

В таком обществе, сутью которого является общинность и коллективизм, человек не предоставлен только самому себе и, следовательно, не волен поступать так, как ему захочется. Каждый принадлежит еще и своему роду или клану. Из исследований культурологов видно, что сила рода во многом обусловлена его исторической репутацией, и принадлежность к тому или иному роду во многом определяет отношение к данному человеку в обществе. Человек изначально оценивался не по тому, каким он являлся сам по себе, а по тому, к какому роду он принадлежал. Таким образом, род в определенной мере контролирует морально-этический образ жизни своих представителей, поскольку сама устойчивость рода во многом зависит именно от общественного признания его членов.

К вышесказанному можно применить высказывание Торопцева С.А. из статьи «Локус контроля китайской ментальности» о том, что китайцы воспринимают происходящие с ними события и характер отношений с другими людьми как результат воздействия внешних по отношению к ним факторов, которые они не могут контролировать. Оценку собственным действиям они склонны давать не «изнутри», а «извне», как бы глазами других людей, прежде всего членов «своей» группы.

Представители индивидуалистических обществ в своих поступках и суждениях сосредотачиваются на личных, внутренних мотивах, и их социализация направлена на самоутверждение и выделение из группы. В коллективистских культурах на первый план выдвигается взаимозависимость индивидов, и их социализация есть адаптация к установленным в группе ценностям и нормам.

Российский этнопсихолог Лурье С. В. формулирует концепцию, согласно которой у каждого этноса существует «центральная зона» ментальности, остающаяся неизменной при любых переменах в культурной традиции. Этнические константы включают в себя представления о локализации источника добра, локализации источника зла; представление о поле, условиях и способе действия человека, при котором добро побеждает зло.

Торопцев С.А. добавляет, что для китайской ментальности все эти компоненты системы находятся в тесной связи с группой. Источник добра локализуется в «своей» группе (как «большой», так и «малой»), источник зла — в «чужой». При этом надо заметить, что вероятность победы добра над злом занимает в национальной психологии китайцев достаточно высокое место.

В связи с таким пониманием соотношения личности и социума автором данной статьи на протяжении четырёх лет преподавались в двух университетах Тайваня лекции на темы «Основы русской культуры», «Русский язык», «Основы Православия и религиоведения». Во время лекций предлагалась тема для обсуждения семейных отношений. Опыт такого метода миссионерства заключался в том, чтобы на примере предметного и близкого студентам образа дать отличную от их стереотипов картину мира, а также исследовать вероятность восприятия представителями данного общества идей, выходящих за границы привычных им стереотипов. Для этого использовался метод анализа художественных фильмов с сюжетом семейно-родовых отношений. Одними из таких были фильмы «Возвращение» Звягинцева А. и «Остров» Павла Лунгина. После просмотра использовался мониторинг и открытый диалог.

Задача показа фильма – на примере метафоры, символов, образов ввести студентов в сферу размышлений о христианских ценностях, христианской любви, показать значимость и силу личности. Цель такой формы проповеди заключалась в том, чтобы заставить студентов думать о добре и зле, основанном не на представлении о социальном ритуале, где добро есть соответствие этому ритуалу, а на любви как образе жизни, являющейся основой и целью отношений, а не одним лишь из атрибутов нравственных предписаний «благородного мужа».

Например, главные герои данных фильмов не заботятся о том, какими они являются в глазах окружающих, в то время как для китайцев «сохранение лица», наоборот, является главнейшей составляющей их менталитета. В фильме «Остров» о. Анатолий и младший сын в «Возвращении» не только не пытались ориентироваться на социальную группу и соответствовать её закону, но, напротив, противопоставляли себя ей.

Большинство студентов не воспринимало позицию младшего сына. Его поведение, в отличие от поведения старшего сына, воспринималось как не соответствующее его положению самого младшего. Отношение студентов к этому было разным. Некоторые отдавали предпочтение старшему брату и считали, что отцу нужно было ещё строже действовать по отношению к младшему. Но были и другие, которые полагали, что отец неправильно учил своих детей и не имел достаточного таланта или опыта для этого. При этом некоторые студенты одобряли позицию младшего сына и восторгались его мужеством, с которым он отстаивал свое мнение. Например, высказывание одного из студентов по этому вопросу: «Мне нравится младший брат, потому что он смело выражает свои мысли и, не боясь отца, вступает с ним в спор». По отношению к поступкам отца также не было однозначного мнения. Часть студентов не критиковали отца, так как, согласно их высказываниям, его действия были согласованы с положением главы семьи. Но были и другие, которые думали, что отец не имел достаточного опыта к воспитанию детей и не умел выражать свою любовь к сыновьям.

При обсуждении фильма «Возвращение» сравнивалось поведение старшего и младшего сыновей: по мнению студентов, поступки и мышление старшего отвечали коллективному мышлению, а младшего – выходили за его рамки. Позиция старшего – вести себя в соответствии с установленными нормами в группе, согласно с принятой позицией власти отца, соответствия порядку и закону. Позиция младшего – отстоять право личности как значимой и ключевой, имеющей право на существование. Ориентация старшего – власть отца и группы. Ориентация младшего – прощающая любовь матери. При этом мать своим прощением не отрицает закон социальной группы, в данном случае группы мальчишек. Она говорит, что сын может прыгнуть с вышки потом, когда сможет это сделать. Её любовь к сыну выше закона, она принимает его таким, каков он есть, вместе с его слабостями. Её всеобъемлющая любовь является примером для младшего сына, основанием и целью, той любовью, которую он пытается найти в отце.

Закон же не прощает. Группа и отец готовы воспринять сына только тогда, когда он послушен закону и подчиняется ему. Но индивид, находящийся под властью социального закона, в котором нет любви, теряет всякую ценность, когда перестаёт ему соответствовать.

После сравнительного анализа ставился вопрос: является ли социальный порядок основой и целью жизни, не оказывается ли он при некоторых обстоятельствах выше любви, говорилось о том, что любовь занимает центральное место в жизни и способна преобразить социального индивида в полноценную личность.

При разборе фильма предлагалась идея цельного, соборного познания, цель которого – любовь, являющаяся вместе с тем основой отношений и образа жизни. Предлагалась следующая мысль: закон не отрицается, но личность стоит выше его. И функция закона – служить личности, а не наоборот. В этом случае личность уже не воспринимается как одна из функций закона, системы. Поэтому в таких отношениях личность предстаёт не как средство, а как цель. Её ценность обусловливает уважение к ней, и, соответственно, познание бытия отношений осуществляется соборно. При этом закон не разрушается, а исполняется в отношениях любви, которая ставит человека выше родовых связей.

В целом отношение студентов к позиции главных героев не было однозначным. Конечно, просматривалась их приверженность традициям, что выражалось в их симпатиях к социальному ритуалу. Они полагали, что возникшие проблемы в отношениях героев фильмов состояли в том, что не соблюдался социальный порядок. Вместе с тем был некоторый процент студентов, которые соглашались с позицией младшего сына и одобряли его мужество отстаивать собственное мнение. Также они довольно критически относились к действиям отца, отмечали некоторую жестокость в его поступках, считали, что в отце, как в олицетворении закона и порядка, не хватало любви. Как оказалось, студенты открыты к диалогу на эту тему и интересуются её изучением. Примером служит желание большого колличества студентов посещать лекции о Православии.

Библиография:

1.   Иванов П. «Из истории христианства в Китае» 2005 г
2.   Лурье С. В. Историческая этнология
3.   Стефаненко Т.Г. «Этнопсихология».М.: Аспект Пресс, 2006.С. 127.
4.   Тертицкий К.М. «Китайцы. Традиционные ценности в современном мире». М., 1994. С. 50.
5.   Торопцев С.А. «Локус культуры в китайской ментальности»