Чего ждать России от «новой Европы»?

В том же ключе следует трактовать и нашумевшие высказывания Дональда Рамсфельда о том, что Франция и Германия – это «старая Европа», а центр перемещается в Восточную - «новую Европу», представленную новыми членами НАТО. Это не сбой в дипломатической этике и не просто неуклюжая попытка затушевать серьезнейшие разногласия внутри НАТО.

Оба тезиса обнажили глубокую удовлетворенность Вашингтона тем, что сегодня достигнута одна из главных целей всей геополитической стратегии англосаксов ХХ века – овладение Восточной Европой, значение которой превосходно выразил выдающийся русский политический географ В.П.Cеменов-Тянь-Шанский: это ключевой регион между «двумя Средиземными морями – Балтийским и Черным», контроль за которыми обеспечивает роль «господина мира».

Панорамный анализ ХХ века показывает: обе мировые войны и холодная война велись во многом за Восточную Европу, а Западная – «старая» Европа – была объединена в немалой степени, чтобы служить к этому трамплином.

* * *

По канонам британской геополитической стратегии, унаследованной Америкой после ее выхода на мировую арену, серьезную роль англо-американскому миру в континентальной Европе и по мере растущей тесноты мира – в Евразии обеспечивают два условия:

1) Достаточный контроль морскими силами атлантического побережья Европы и ключевых точек в Средиземноморье.

2) Предотвращение усиления Германии и России - двух единственных континентальных сил, для сдерживания которых морской мощи недостаточно. Первая задача была достигнута Британией за три века планомерного устранения соперников на море – Голландии, Испании, Португалии и Франции и закреплением ситуации в ХХ веке в НАТО.

Попытки реализовать второе условие не удавались в течение всего ХХ века, но эта цель близка к достижению сегодня. Классик Х. Маккиндер за 10 лет до первой мировой войны и во время формирования англосаксами Версаля сказал, что для мировой роли морской державы Британии опасны две потенциальные системы на континенте: «Срединная Европа» («Mitteleuropa») - Германия и евроазиатский гигант - Россия. Он уточнил, что эти силы обретают глобальную роль только при подключении к ним Восточной Европы, которая и придает той или иной континентальной конфигурации характер системы.

Поэтому Британия должна стремиться к построению от Балтики до Средиземного моря, то есть, между Россией и Германией, «срединного яруса» слабых, формально независимых государств. Вот ключ к разгадке хрестоматийной экзотической формулы: «Кто правит Восточной Европой, господствует над Сердцевинной землей; кто правит Сердцевинной землей, господствует над Мировым островом (Евразией); кто правит Мировым островом, господствует над миром». Развитие этой доктрины осуществил в своей «Великой шахматной доске» З. Бжезинский.

Именно так были созданы буферные государства из бывших территорий Австро-Венгрии и прибалтийских владений Российской империи англо-американскими архитекторами Версальской системы в 1919 г. Ллойд-Джорджем и Вудро Вильсоном. Новая архитектура Европы имела в качестве идейного обоснования соответствующую политическую идеологию – «вильсонианство»: «демократию и самоопределение». Этот принцип в ХХ веке на практике применялся лишь к нужным регионам, по сути дела лишь к Восточной Европе и к историческому государству российскому. Лига Наций разъяснила, что «право на самоопределение противоречит понятию государства как таковому и относится лишь к странам, охваченным войной и революциями». Именно эта доктрина была применена в ходе перестройки и бархатных революций в 1990-х годах.

Эта стратегия не менялась в течение всего ХХ века, хотя была заслонена идеологической борьбой коммунизма и либерализма, борьбой с гитлеровской агрессией. Причиной непрекращающейся демонизации Пакта Молотова–Риббентропа является то, что он явился крупнейшим провалом восточноевропейской англо-американской стратегии за весь ХХ век. Киссинджер с досадой признает, что Сталин пусть временно, но поменял приоритеты Гитлера, который, перед походом на СССР предпочел сначала завоевать Западную и Восточную Европу. Пакт изменил конфигурацию неизбежной войны таким образом, который сделал невозможным для «атлантических» держав войти в Восточную Европу ни в ходе, ни по окончании войны и изъять ее из под контроля как Германии, так и России.

Именно эту цель они осуществляют сейчас, о чем и возвестил Дж. Буш в Вильнюсе: «Больше не будет ни Мюнхена, ни Ялты».

Нелишне привести редкий документ, рассекреченный лишь в середине 90-х годов. Вскоре после нападения гитлеровской Германии на СССР - 22 августа 1941 американский Совет по внешним сношениям, который тогда был подлинной кухней американской стратегии, сформулировал в меморандуме для Государственного департамента цель, реализованную в конце ХХ века: «Военный результат этой войны может обусловить огромный процесс перегруппировки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива...

Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами. В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы...»

Можно только представить, каким ударом по этим планам были итоги Второй мировой войны и Ялтинско-потсдамская система. Холодная война была неизбежна. Переговоры 1945-1947 годов между В.Молотовым и его британским и американским визави по вопросам послевоенного устройства Европы показывают очевидную линию англосаксонских сил: категорически не пустить СССР на Балканы, раз вход советских войск в Восточноевропейские страны стал фактом. Граница «зоны безопасности» СССР от Балтики на Юг ни в коем случае не должна замкнуться на Средиземном море. Ее надо было завернуть на Восток и отделить военно-стратегически Черное море и СССР от Средиземноморья.

Запад отбил все попытки СССР хотя бы мизинцем ухватиться за какой-либо пункт в Средиземном море – южной границе будущей атлантической Европы. Южные рубежи СССР были окружены военными базами. Вакуум в регионе проливов, создаваемый разгромом фашистской Германии должен был быть временно заполнен неподконтрольными СССР силами, пока не будут созданы устойчивые механизмы военно-политического характера – НАТО. Для этого англичане в конце войны высадились в Греции и воспользовались амбициями И.Б. Тито.

События 1990 годов обнаруживают проявление этих же констант, к которым добавились сугубо новые интересы в области геоэкономики и направления потоков углеводородов через регион Средиземного и Черного морей и Каспия.

На рубеже 90-х годов Россия ушла из Восточной Европы, «организатором» которой всегда была либо она, либо Германия. Западная Европа осталась консолидированной в НАТО. Но «социалистическая Восточная Европа», выйдя из под российского контроля рассыпалась в постверсальский ярус мелких и несамостоятельных государств от Балтики до Средиземного моря. Его надо было срочно инкорпорировать в западный постялтинский каркас под англосаксонским контролем. Во втором «Версале» расширение НАТО планировалось, прежде всего, как один из инструментов, гарантирующих незыблемость прежней атлантической эгиды. Вот ключ к пониманию слов Д. Рамсфельда: «атлантический» центр перемещается на Восток – в «новую» Европу.

ЧТО СУЛИТ РОССИИ «НОВАЯ» АТЛАНТИЧЕСКАЯ ЕВРОПА?

Восточноевропейские государства попадают в НАТО по разным причинам. Замена тоталитаризма на демократию не могла привести к самостоятельности малых стран, которые на стратегическом стыке соперничающих геополитических систем не могут иметь независимой внешней политики. Либо Россия удерживает их в своей геополитической орбите, либо они неизбежно, как это и случилось сегодня, оказываются втянутыми в антироссийскую комбинацию.

Необходимо осознавать, что вступление в НАТО Венгрии, Польши и Чехии помимо резкого нарушения военно-стратегических симметрий сделало Североатлантический альянс более антироссийским. Причины этого имеют исторические корни. Став последней добычей религиозной экспансии католицизма на востоке Европы, эти нации были превращены в форпост латинства в славянском мире и на протяжении веков сами или в фарватере западных держав давили на Русь и православное славянство. При всех смутах России эти нации, так или иначе, участвовали во внешних акциях против России. Примеров тому достаточно от наполеоновского нашествия с участием польских легионов до интервенции в охваченную гражданской войной Россию, куда устремились и венгры, и чехи, и поляки. Вечная геополитическая реальность - историческая враждебность Польши к Руси-России - с неизменностью проявлялась во все века польского могущества и самостоятельности на Востоке Европы. После пяти веков (XIII-XVII вв.) ничем не спровоцированной экспансии на западнорусские православные земли это наивно объяснять “разделами Польши царизмом”.

Антикоммунизм деятелей ХХ века от Ю. Пилсудского до Л. Валенсы имел, прежде всего, антирусский характер. Спасенный от конницы Буденного лишь ударом Белой армии в тыл большевикам, Ю. Пилсудский отказал в аналогичной помощи Врангелю, откровенно заявив: «пусть Россия погниет под большевиками лет пятьдесят, а мы за это время подрастем и окрепнем».

Для сравнения – финны не проявляют враждебности к бывшей «метрополии» и, несмотря на печальный опыт советско-финской войны, Финляндия продолжает оставаться добрым соседом России. Что бы ни писали о «русском империализме», общим итогом десяти веков истории остается неоспоримый факт, что с ХII до ХХI столетия именно Запад с острием из латинизированных восточноевропейцев постоянно продвигался на Восток, а рубежи колыбели русской государственности едва удерживались с переменным успехом. Только Ялта и Потсдам сделали на пятьдесят лет сферой влияния СССР всю территорию Восточной Европы и, Запад, по честному признанию А. Тойнби, «впервые за тысячу лет ощутил на себе давление России, которое она испытывала все века от Запада». В этот период Венгрия, Польша, Чехословакия оказались куда менее надежными членами советского блока, чем побежденные и разделенные немцы. ЦРУ в своих оценках лояльности к СССР в годы холодной войны ставило на антирусские настроения именно в Польше и Венгрии. Если немцев М. Горбачев буквально вытолкал к их западным собратьям, то поляки, венгры и чехи не желали быть сателлитами СССР, и бунтовали против порядка, санкционированного не только Сталиным, но Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем, забыв о Судетах и Силезии – даре, оплаченном кровью русской армии.

Повторение из века в век антироссийской направленности ряда восточноевропейских народов нельзя не учитывать.

Однако не все восточноевропейские потенциальные члены атлантических и европейских механизмов имеют историческую неприязнь к России, что дает возможность гибкой и плодотворной восточноевропейской стратегии России. Для этого нужны знания исторического сознания и культурных особенностей каждого региона. Серьезного внимания заслуживает католическая Словакия и православная Болгария.

Во второй половине XIX века вовсе не русские славянофилы, а именно словацкие интеллектуалы П. Шафарик, Й. Коллар, Л. Штур выдвинули идею «славянской взаимности» и исторические концепции союза славянских народов под эгидой русского царя. Представители этого течения вплоть до Первой мировой войны ждали казацкую конницу и освобождения славянских народов, втянутых в ходе «Дранг нах Остен» в Германию и Австро-Венгрию. Именно из-за этих идей австро-венгерских славян Россию бешено обвиняли в пресловутом «панславизме», в чем особенно отличился Ф.Энгельс, заботой которого в этих вопросах был исключительно немецкий «гроссраум».

Однако и Словакия, и Болгария обречены проявлять солидарность с США, не говоря уже об искренне сервильной позиции Польши, Литвы, Венгрии и Чехии. Судьба Словакии весьма симптоматична. В начальный период своего становления Словакия стремилась избежать односторонней ориентации на евро-атлантические структуры и интенсивно развивала взаимоотношения с Россией, вызвав острое недовольство Вашингтона. В период с 1993 по 1995 год часть влиятельной словацкой интеллигенции даже проповедовала образ Словакии как „моста между Востоком и Западом” через нейтральную Австрию, и высказывала идеи некоего оборонительного союза Центральной Европы с гарантом-Россией и НАТО. В 1996 г. Бжезинский бесцеремонно пригрозил В. Мечьяру: «Если Словакия не станет членом НАТО, история вынесет ему строгий приговор, поскольку он пользовался полным доверием своих избирателей, что существенно облегчило бы интеграцию Словакии в НАТО... Это трагедия всего словацкого народа, ... и вам еще предстоит горько пожалеть об этом». Мечьяр был смещен в результате длительной подрывной кампании против него, спонсированной с Запада, о чем откровенно писал лондонский «Спектэйтор».

Тем не менее, словацкому обществу свойствен традиционализм в культурно-мировоззренческом отношении. В сегодняшней Словакии даже можно встретить редкое в Европе славянофильское течение среди христианских интеллектуалов, которые проповедуют объединение католиков и православных в противостоянии дехристианизации западной цивилизации. В сознании словаков незаметно клише «варварской полуазиатской России» и «цивилизованной Европы», которое довлеет над В. Ландсбергисом и более респектабельным В. Гавелом. Во время своего государственного визита в Россию, словацкий президент Р. Шустер, несмотря на провозглашенную ориентацию на вступление в НАТО и ЕС, немало говорил о «славянской взаимности», близости культуры и языка, общности исторического наследия, произнося слова, давно вычеркнутые глобалистами из евро-атлантического и восточноевропейского лексикона.

Однако экономическая стагнация и неустойчивость власти вынуждает делать ставку на Запад и особенно США, заинтересованных в «новой Европе». Восточноевропейские страны с большей или меньшей искренностью готовы отдать свои стратегические плацдармы за финансовые кредиты, за участие в европейских экономических структурах. До недавнего момента, проявившего раскол между старой Европой и США, «новая» Европа полагала, что готовность послужить НАТО поможет им скорее быть принятыми в ЕС. Однако Ж. Ширак в его отповеди торопливого сервилизма со стороны Болгарии и Румынии постарался показать, что Европа и англо-американская эгида - это не одно и тоже.

НАТО рассматривается восточноевропейскими странами и как новая гарантия территориальной стабильности, подрываемой этнополитическими конфликтами, становящимися чертой глобализации, особенно, на фоне усиливающегося внимания к теме Судетов и Восточной Пруссии не только со стороны маловлиятельных неонацистов, но и лидера ХДС-ХСС Э. Штойбера, уже открыто оперирующего терминами Восточная Пруссия.

Многие из этих проблем были инспирированы далеко за их пределами, и «старая Европа» теперь, возможно, сожалеет о том, как она в пику СССР, провоцировала пересмотр ялтинско-потсдамского порядка. Иначе как провокационными нельзя назвать высказывания бывшего президента Франции Ф. Миттерана в ходе визита в Восточную Европу в 1990 году о несправедливости послевоенного мирного урегулирования, когда в 1945 г. «перерисовали карту, руководствуясь тем, кто победитель и кто побежденный», что могло вызвать беспокойство за Силезию, Судеты и румыно-венгерское размежевание.

Болгария – еще один пример раздвоения общественного сознания между прагматизмом либеральной элиты и традиционализмом масс. Демонстрируемое Болгарией желание вступить в НАТО, предоставление болгарского воздушного пространства для агрессии против Югославии, готовность услужить США в войне против Ирака могут повергнуть в изумление только тех, кто воспитан на тиражированном в советских учебниках клише о благодарности «братушек» за освобождение, но не знает о борьбе интересов за болгарскую ориентацию с конца ХIХ века.

Уже через 10 лет после освобождения Болгарии австрийская стратегия привела к переориентации Софии, которая в правление Фердинанда Кобургского была окончательно вовлечена в орбиту австро-германской политики. Болгария участвовала в Первой мировой войне на стороне Германии, а в 1941 г. присоединилась к Тройственному пакту Гитлера. За годы коммунизма болгарская народная память утратила православный стержень, атеизация ослабила ощущение общей культуры. Историческому сознанию нанесли удар затем либералы-западники. Однако любовь и интерес к России проявляется в Болгарии все еще заметно среди народа и политической и интеллектуальной элиты, не говоря уже о Болгарской Православной Церкви, которая является столпом православного единства.

Полное отсутствие внятной болгарской политики со стороны России не способствует созданию рычагов для сбалансирования вектора болгарской ориентации, которая в обозримый период будет официально западнической, хотя не антирусской в целом. Однако не стоит забывать, что вступление Болгарии и Румынии в евро-атлантические структуры, тем более в НАТО, на фоне проамериканского курса Грузии сделает Черное море практически вотчиной сил, которые в течение веков стремились оттеснить Россию на Северо-восток Евразии. Это изменение соотношения сил на Черном море – одна из предпосылок чеченской войны и возвращения Кавказа в орбиту мировой политики.

БАЛКАНСКИЙ УЗЕЛ НА БАЛТО-СРЕДИЗЕМНОМОРСКОЙ ДУГЕ

Главный шанс для завершения линии от Балтики до Средиземного моря Западу могло предоставить лишь втягивание Югославии и Адриатического побережья в военно-стратегический ареал. Война в Боснии и «косовский кризис» были вписаны в общие планы расширения НАТО.

Англо-американская стратегия на Балканах с начала ХХ века была миниатюрной моделью для всей Балто-Средиземноморской дуги. Доклад Фонда Карнеги о Балканских войнах 1913 г. был переиздан в 1993 г. с предисловием Дж. Кеннана как пособие для перестройки Югославии. Местный национализм, кланово-родовой партикуляризм, несмотря на общность этно-культурного и религиозного наследия, все еще свойствен балканским народам в значительной мере из-за двойного (Австрия и Турция) иностранного господства, воспрепятствовавшего формированию больших конкурентоспособных наций на том этапе этногенеза, когда народам свойственно собирание.

Эта стратегия еще перед первой мировой войной противодействовала формированию однородных славянских государств, особенно «Великой Сербии», являющейся для Запада в течение 150 лет пугалом из-за неискоренимой любви простых сербов к России. Ибо латинские хорваты имели германскую ориентацию, а православные славяне, несмотря на лавирование элиты, не могли быть совсем изолированы от России. Аглосаксонская стратегия на Балканах имела цель одновременно и фрагментировать, и связывать политический потенциал имеющих разное тяготение народов. Для этого чередовалось поощрение сепаратизма и навязывание нежизнеспособных и зависимых объединений. Так было в Версале и после мая 1945 года.

Распространено необоснованное клише, что Черчилль под давлением Сталина сделал ставку на И.Б.Тито, предав «националиста» Д. Михайловича – признанного союзника антигитлеровской коалиции. Выбор был продиктован британскими планами. Авторитетный Михайлович мог за сербские заслуги в войне потребовать «великой Сербии», а Тито, зная, чем можно заинтересовать Черчилля, в письме ему предложил «союз и братство югославских народов, которые не существовали до войны», «создать федеративную Югославию». Этот план соответствовал британской стратегии, растворял сербов в шести квазигосударствах. Своими претензиями на самостоятельный центр сил в Европе титовский проект служил противовесом СССР. Черчилль немедленно поддержал идею «федеративной Югославии», но она просуществовала ровно столько, сколько в ней нуждался Запад.

На каждом этапе югославской драмы США вовлекали Россию в свои проекты, шаг за шагом расчленявшие именно историческое сербство. Результатом было сокращение российского влияния на Балканах. Претерпев не только агрессию и капитуляцию, к которой их склонил никто иной, как Россия, но и удары по национальному достоинству (шельмование, демонизация и выдача сомнительному органу президента), сербская нация находится в состоянии деморализации и неспособна найти консенсус ни по одному вопросу своего прошлого, настоящего и будущего. США через различные фонды практически контролируют ведущие СМИ, которые стали воинственно прозападными и либеральными. Заменены практически все командные посты в учебных, научных, аналитических и журналистских сообществах – то есть в сфере формирования общественного сознания.

Грядущий распад уже аморфного договорного сообщества Сербии и Черногории окончательно отсечет сербов от выхода к морю, перечеркнет 150 лет сербской истории и борьбы за независимость и против Гитлера, в которой сербы потеряли каждого десятого – более всех наций Европы.

Македония. Одним из инструментов расчленения антиатлантической Югославии стала старейшая националистическая партия - Внутренняя македонская революционная организация, возглавившая в 1903 году Илинденское восстание. В ВМРО всегда существовал законспирированный, как венты карбонариев, слой, свой подпольный отряд с террористическим опытом, правая ветвь и левое течение, выпускавшее даже газету «Искра» с серпом и молотом. Не менее разнообразны были тайные и явные связи – с Ватиканом, с хорватскими националистами, с болгарскими фашистами, с масонством, с Коминтерном и со спецслужбами США.

Сегодня ВМРО заняла серьезное место на политической сцене новой Македонии, полагая главными врагами сербский «империализм» извне и албанизацию внутри. Радикальная националистическая верхушка ВМРО резко отрицательно относится к «титовской» СФРЮ, якобы отдавших македонцев «под иго сербского великодержавия». Признавая реальность македонского этногенеза, можно все же сделать вывод, что в сложном контексте балканских и великодержавных интересов получить государственность к концу ХХ столетия им помогла именно «титовская» Югославия и «ленинские принципы национальной политики».

Ярко выраженные антисербские настроения у верхушки ВМРО, отсутствующие у народа в целом, определяют ее стратегию и тактику даже после обретения независимости. Но весь балканский исторический и геополитический контекст делает македонскую идею в антисербской форме инструментом третьих сил, моделью для отделения Черногории от Сербии.

Македонцы не раз были разменной картой. Когда в Версале победителям понадобилось стереть все следы австро-германского присутствия в Южной Европе, о Македонии забыли и создали Королевство сербов, хорватов и словенцев. Но США привечали македонские организации на фоне дипломатических отношений с Королевством Югославия. Имеется документ, в котором выражается благодарность Вашингтону за признание «глубины трагедии македонского народа» и содействие преодолению судьбы македонцев как «разъединенной» нации, «находящейся под гнетом режимов трех государств – Югославии, Болгарии и Греции».

Сегодня США весьма преуспели в ориентации македонской политической элиты на Запад и НАТО. Но в Македонии народ в целом настроен отнюдь не антирусски и даже не антисербски, и проявил неожиданно для политиков масштабное сопротивление агрессии НАТО против Югославии. Албанский вопрос в Македонии стоит не менее остро, чем в Сербии, а проект «великой Албании» прямо распространяются на Охридское озеро. Но в конце 90-х годов ВМРО победила на выборах, блокировавшись с албанскими националистами, сделала ставку на НАТО, несмотря на свои заверения в духовном антизападничестве и презрении к декадентскому «мировому порядку». [Н.А.Нарочницкая в 1996 г. в Македонии имела интенсивные беседы с лидерами Партии и ее интеллектуальным ядром по широкому спектру международных проблем.]

Россия до сих пор не продемонстрировала внятной стратегии по отношению к Македонии, на что поначалу имелись объективные причины. Это холод между Белградом и Скопье, и самопровозглашенная и непризнанная автокефалия Македонской Церкви. Это ревнивое отношение Болгарии и, наконец, категорическое возражение Греции против названия Македония. Греция наложила вето на признание Европейским Союзом нового государства под названием Республика Македония, которое греками временно именуется «бывшая Югославская республика Македония».

После вступления в НАТО восточноевропейских государств Белград - ранее противовес СССР, стал превращаться в единственный антиатлантический анклав. С 1992 года поэтапно моделировалась напряженность поочередно, что обеспечивало поэтапное военное присутствие, в частях бывшей Югославии - сначала в Крайне, затем в Боснии. Косовский кризис был доведен до апогея только после завершения ситуации в Боснии.

В свете начавшегося после 11 сентября 2001 года входа США в Азию и шантажа государств Персидского залива, ясно, что оккупация Косова была нужна для создания нового плацдарма в Европе и ради геополитических и военно-стратегических задач: давления на остальные страны «новой» Европы, контроль пути от Дуная к Салоникам и сырьевых и военно-стратегических коммуникаций Европы с Малой Азией, приближение к Персидскому заливу.

Причиной демонизации Белграда уже после оккупации Косова были не в авторитаризме, мало чем отличавшемся от механизма власти в доброй половине мира, а в антиатлантизме. Вашингтону нужна была смена международного курса Белграда и оправдание агрессии. Специальный координатор Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы (напоминающего «дунайскую конфигурацию», продвигаемую Британией с начала ХХ века и Черчиллем) Б. Хомбах признал, что до 2000 г. осуществлялась стратегия «изоляции Сербии», а после смены власти началась «реинтеграция Югославии в международное сообщество».

* * *

Что можно прогнозировать в «новой Европе», находящейся под новой для нее англо-американской эгидой? Дальнейшее вытеснение с Балтики и изоляцию Калининградской области. Следовало бы жестко противостоять размещению в Прибалтике НАТО. Трудно исключать постановку вопроса о «международных водных путях» в Европе – дунайскому судоходству, по которому шли острые дебаты в 1945-1947 годах между Молотовым, Бирнсом и Бевином. Несмотря на давление Британии, СССР настоял на Конвенции по Дунаю, которая определила различные права дунайских и не-дунайских стран. После распада СССР было обещано, что Россия сохранит статус дунайской державы, хотя ею уже не является. Обещано было и не расширять НАТО. Под угрозой нейтралитет Австрии, закрепленный Государственным договором с Австрией 1955 года, заключенным в обмен на вывод из нее советских войск.

Одной из задач оккупации Косова – единственной природной равнины на Балканах, через которую танки могут пройти в Салоники, считали перемещение туда американских баз из Германии и Италии (Авиано). Однако чеченские повадки албанских боевиков, похоже, побудили Вашингтон поискать иную точку. Появились сообщения, что ею станет атлантическая Польша и, скорее всего, Литва, чтобы заблокировать Калининградскую область.

Вот такую «новую Европу» выковала «не крестом, так пестом» западная стратегия, вытесняющая Россию с Балтики и с Черного моря – двух позиций, что сделали ее в свое время «державой, без которой ни одна пушка в Европе не стреляла».