HUMAN RIGHTS WATCH как политический инструмент либерально-космополитической элиты США

Введение

Логотип Human Rights Watch

Сотрудничество российских и западных правозащитников обусловлено не только их профессиональной солидарностью, но и близостью идеологий, а некоторых случаях и общностью целей. Ни для кого уже не является секретом сотрудничество известных российских правозащитных организаций - общество «Мемориал», Московская Хельсинкская Группа (МХГ), «Правозащитная сеть», Пермский правозащитный центр - с неправительственными и государственными организациями и благотворительными фондами западных стран  - National Endowment for Democracy (США), Open Society Institute (Институт «Открытое Общество» Д. Сороса), Международная Федерация Хельсинкских групп (IHF) (Вена, Австрия), Ford Foundation (США), MacArthur Foundation.

В настоящей статье речь пойдет об одной из самых крупных и, пожалуй, самой активной в «русских делах» американской правозащитной организации Human Rights Watch (HRW), что в переводе с английского означает «Наблюдатель за Правами Человека». Эта организация, которая входит в Международную Хельсинкскую Федерацию, поддерживает самые тесные отношения с российскими правозащитниками с момента ее образования в конце 70-х годов ХХ века. Нас интересуют причины и обстоятельства возникновения Human Rights Watch, а также роль, которую сыграл Д. Сорос в смене стратегии HRW в конце 80-х-начале 90-х годов ХХ века. Особое внимание уделено той роли, которую HRW сыграла в событиях в Югославии, приводятся многочисленные примеры «выборочной правозащиты» и «двойных стандартов» ставшими «классическим» примерами политизации правозащитной деятельности.

С середины 90-х годов прошлого века имя этой правозащитной организации не сходит со страниц западных газет и журналов. Ведущие американские и европейские газеты публиковали заявления и обращения его руководства; телевизионные каналы предоставляли ее руководителям и функционерам эфир; государственные институты и чиновники давали ответы на запросы HRW. Ни одна военная акция государственных силовых структур по наведению закона и порядка на своей территории не ускользнула от взора наблюдателей и сотрудников HRW: военные действия индонезийской армии по подавлению сепаратистских мятежей в Восточном Тиморе и острове Асме; полицейские антитеррористические операции югославской армии в Косово, российской - в Чечне. И всегда в зоне конфликта – до и по завершению военных операций - оказывались сотрудники HRW, или их коллеги по местной «братской» Хельсинкской группе, которые «фиксировали» нарушения прав человека и доносили его до широкой международной общественности, правительств западных стран и ООН.

А затем на голову западного зрителя и читателя обрушивалась лавина леденящей душу «информации» о зверствах сербской и российской военщины, об этнических чистках и геноциде боснийского, албанского, чеченского народов... В своих заявлениях и обращениях к Президенту и Конгрессу США руководство этой американской организации требовало применения политических, экономических, дипломатических, полицейских и даже военных санкций к иностранным государствам - Югославии, Индонезии, Македонии, России.

Иными словами, HRW взяла на себя функции информационно-пропагандистского обеспечения для дипломатического, экономического и военного вмешательства стран НАТО, в первую очередь, США, во внутренние дела других стран.

Как создавалась Human Rights Watch

Начало будущей Human Rights Watch (далее HRW) можно отнести к июлю 1973 года, когда группа из 11 американских писателей, историков и издателей образовала Комитет в защиту Андрея Амальрика, известного советского диссидента и публициста, осужденного советскими властями за написание и распространение своих произведений. Среди членов Комитета были известнейшие американские писатели Артур Миллер, Джон Апдайк, Роберт Пенн Уоррен, историк Харрисон Солсбери, а также президенты крупнейших книжных издательств: Вильям Йованович (“Harcourt Brace Jovanovich”), В. Брадфорд Вилли (“John Wiley & Sons”), Роберт Л. Бернштейн (“Random House”), и Винтроп Кноултон (“Harper & Row”).

Вдохновителем и организатором Комитета был президент издательского дома «Рандом Хауз» Роберт Л. Бернштейн (Robert L. Bernstein), бизнесмен с либеральными взглядами, создавший годом ранее Фонд за Свободу Слова (“Fund for Free Expression”)

В своем Обращении к советским властям члены Комитета заявили, что А.А. Амальрик был осужден за то, что «открыто выражал свои мысли». Авторы призвали советские власти «восстановить его законные права, включая право на свободу самовыражения и на право путешествия за границу, если он этого захочет»^[2]. Через год Комитет вступился за сидящего в лагере строго режима советского правозащитника Владимира Буковского. В своих обращениях и заявлениях члены Комитета включили в число защищаемых ими прав и свобод право заключенного на свидание, почту, адвоката, и на медицинскую помощь^[3]. Существенным и новым было то, что Комитет особо отметил, что В.К.Буковский пострадал за предание гласности и за передачу на Запад «документальных свидетельств о нарушениях прав человека»^[4] в СССР.

В 1976 году Роберт Бернштейн посетил в Москве акад. А.Д. Сахарова и ряд других известных правозащитников. Многочасовые беседы с ними привели Бернштейна к идее создания в США организации, которая оказывала бы систематическую поддержку правозащитникам в Советском Союзе^[5]. И действительно, через два года после того, как весной 1976 года в Москве, а затем в других городах СССР возникли Группы по наблюдению за выполнением советскими властями Хельсинкских соглашений в области соблюдения прав человека («3-я корзина»), Робертом Бернштейном была создана в Нью-Йорке правозащитная организация, названная US Helsinki Watch Committee. Ее миссией была объявлена защита правозащитных групп в СССР и странах Восточной Европы и поддержка их деятельности по преданию гласности фактов нарушения прав человека в этих странах.

Существенное отличие US Helsinki Watch от советских правозащитных организаций состояло в том, что Армянская, Украинская, Литовская, Эстонская  Хельсинкские группы занимались проблемами прав человека лишь в своих республиках, а Московская – и по всему Советскому Союзу. В то время, как открыто заявленной миссией US Helsinki Watch Committee было наблюдение («мониторинг») за состоянием прав человека во всех государствах, подписавших Хельсинкское Соглашение, и в первую очередь в СССР и странах Варшавского Блока.

Этот шаг Helsinki Watch был поистине революционным. Ведь до той поры  (конец 70-х годов ХХ века) правозащитным мониторингом в зарубежных странах занимались лишь международные организации, как Международная Амнистия или Международная Федерация по Правам Человека (FIDH), созданная в 1922 году со штаб-квартирой в Париже. В ее руководство входят представители практически всех государств нашей планеты^[6]. В рамках ООН таким институтом является Комитет по Правам Человека при ООН со штаб-квартирой в Женеве (Швейцария), который работает в соответствии с Уставом ООН и подчиняется ее органам, в первую очередь, Генеральной Ассамблее ООН.

Что же касается US Helsinki Watch и секций, созданных позднее под «шапкой» Human Rights Watch, то их политика и по сей день определяется ТОЛЬКО Советом Директоров HRW и Комитетом Советников (Advisory Committee) соответствующей секции, где иностранцев можно по пальцем перечесть. Ни о какой формальной подотчетности ООН или иной международной организации, равно как и американским федеральным институтам - Конгрессу, администрации Президента, или Верховному Суду США– и речи нет.

Кто создавал US Helsinki Watch Committee

Первоначально весь штат US Helsinki Watch состоял из нескольких человек. Президентом стал сам Robert Bernstein, а вице-президентами  «корпоративные» юристы с Уолл-Стрита  – Orville Hickok Schell, партнер (совладетель) известнейшей адвокатской фирмы Hughes, Hubbard & Reed, и Adrian DeWind, партнер адвокатской фирмы Paul, Weiss, Rifkind, Wharton & Garrison. В Комитет вошли также Aryeh Neier, известный юрист и национальный директор Американского Союза Гражданских Свобод (ACLU), и Jeri Laber, активистка борьбы за гражданские права в США. Немного позже в Комитет вошел  один из ведущих американских юристов по международному праву Jerome J. Shestack, основатель и директор Комитета юристов по гражданским правам (1963) и основатель и председатель Комитета юристов по правам человека (1977).

Как вспоминает Jeri Laber, уже тогда, в 1978 году, Robert Bernstein  «предсказывал, что маленькая группка, собравшаяся за столом в конференц-зале издательства Рандом Хауз, когда-нибудь распространится по всему миру»^[7]. По-видимому, у Бернштейна уже тогда были серьезные основания делать такое смелое заявление. Как писал 20 лет спустя, в 1998 году тогдашний председатель Совета Директоров Human Rights Watch и одновременно президент Mac-Arthur Foundation  Джонатан Фантон (Jonathan F. Fanton), Роберт Л. Бернштейн был рекомендован на пост председателя US Helsinki Watch Committee Советом попечителей (Board of Trustees) Фордовского фонда (Ford Foundation) и Артуром Гольдбергом (Arthur Goldberg), тогдашним председателем Американского Еврейского Комитета и представителем США в ООН при президенте Л.Б.Джонсоне.

Чтобы оценить уровень представительности рекомендующих,  полагаю уместным дать краткую информацию о Ford Foundation. Фонд был образован в 1936 году известным автомобильным магнатом Генри Фордом. Однако к 50-м годам ХХ века Фонд перешел в руки Совета попечителей, не связанных с семьей Форда. Сегодня в Совет попечителей Фонда входят около 20 человек, среди которых директора и председатели крупнейших американских производственных и финансовых корпораций, как Xerox Corp., Аlcoa Inc., Coca-Cola Co., Carlyle Asset Management Group. С 1950 года Фонд Форда финансирует проекты, «ориентированные на СССР и страны Восточной Европы».

В 1950 – 1988 годах им было выделено около 60 млн. долларов на «поддержку свободы слова, культурного плюрализма, соблюдения прав человека»^[8]. В 1989 году Совет попечителей Фонда «принял решение о прямой поддержке прогрессивных  организаций в Советском Союзе, Польше, Венгрии (и позже – в Чехословакии), чтобы ускорить процесс демократизации и экономического реформирования этих государств. На эти цели в 1989-1994 годах было направлено приблизительно 30 млн. долларов»^[9].  

Как видим, новая правозащитная организация была создана при непосредственном участии не только известных политических деятелей американского либерального истеблишмента (Артур Гольдберг, Арье Нейер, Джером Шестак), но и крупнейших производственных и финансовых корпораций США. Так что говорить о Human Rights Watch как об «общественной» (“grassroot” – англ.) организации нет никаких оснований.

Каковы же были побудительные мотивы американских либералов, толкнувшие их на защиту прав человека в СССР? И каковы были внутренние и внешние политические обстоятельства, способствовавшие возникновению US Helsinki Watch Committee.

«Мы - последняя надежда человечества...»

Отношение многих либералов середины 70-х годов ХХ века к проблемам прав человека в СССР и странах Восточной Европы укладывалось в либеральную по существу (хотя и разделялась многими консерваторами) концепцию мирного сосуществования, принятую в начале 60-х годов в качестве национальной стратегии президентом-демократом Д. Кеннеди. Эта концепция отличалась от доктрины сдерживания коммунизма, названной по имени ее создателя доктриной Кеннана» и проводимой с 1947 года обоими правящими партиями США – демократической и республиканской. Однако, общего между обеми внешнеполитическими доктринами гораздо больше, нежели различий, поскольку обе доктрины опираются на специфическую концепцию, лежащую в основе американского менталитета.

Речь идет о фундаментальной черте американского общественного сознания, присущей как правящей и интеллектуальной элитам, так и «широким массам» - идее исключительности и избранности американской нации (nation). Эта, как говорят социологи, идеологема, ведет свое начало от идеи избранного народа, привезенной в «землю обетованную» протестантами-англичанами, и ставшей «цементом» американской общенациональной идеологии. В статьях и выступлениях «отцов-основателей» США, в том числе и первого президента Северо-Американских Соединенных Штатов Томаса Джефферсона, а затем и в выступлениях президентов Джона Монро, Абрахама Линкольна, Тедди Рузвельта - звучат не просто нотки, но и целые тирады об особой миссии США в «этом мире». Именно А.Линкольну принадлежит знаменитая фраза: «Мы, американцы - последняя надежда всего человечества». А вот, что писал классик американской литературы Г. Мелвилл: « Мы, американцы – особые, избранные люди, мы – Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру»^[10].

Однако, пока США оставались ведущей державой лишь «Нового Света», «избранничество» и «мессианство» американцев проявлялось лишь в установлении контроля над странами Северной и Южной Америки и в этнических чистках северо-американского континента от туземцев-индейцев.

Впервые четкая концепция, в которой изложены обоснования притязаний США на роль лидера мирового сообщества, была выдвинута президентом США Вудро Вильсоном в начале 20-х годов. Концепция постулировала три основные «американские» ценности, которые США должны «нести» в остальной мир: мир, рынок и демократия. Однако, вплоть до 2-й мировой войны, «освободительные» идеи не получили широкого распространения и поддержки в американском обществе. После войны идеи исключительности и мессианского предназначения США, протестантские по своей природе,  получили серьезное «подкрепление» в лице религиозной догмы «избранного народа», лежащей в основе иудейской религии. Ее в той или иной степени разделяют члены относительно немногочисленной (около 8 миллионов человек), но чрезвычайно влиятельной американской еврейской общины, занявшей к 70-м годам ведущие позиции в бизнесе, финансах, науке, адвокатуре, масс-медиа, а в последние годы и в государственных структурах США - Конгресс, суд, федеральное правительство. Так, что не случайно менталитет значительного числа американских верующих, тяготеет, как писал А.С. Панарин, «больше к ветхозаветной нетерпимости и морали избранного народа, чем к новозаветному универсализму, предпочитающему христианское смирение и покаяние – духу первородства и избранничества»^[11].

По мере того, как Соединенные Штаты выходили на «международный уровень», масштабы их притязаний на роль мирового лидера и «спасителя» человечества от всевозможных «вызовов» возрастали. После второй мировой войны, когда США стали самой сильной в политическом, экономическом, технологическом, военном отношении страной несоциалистического мира, исключительность США стала пониматься американским обыденным сознанием, как превосходство над всеми другими народами (nations), причем не только в религиозных, но и в культурно-цивилизационных терминах. Как самое развитое в мире в экономической, политической, военной, технологической сферах государство, Соединенные Штаты Америки взяли на себя не только функции всемирного гаранта «свободы и демократии», но и миссию распространения и внедрения американских ценностей по всему свету.

Четыре основные концепции внешней политики США

Советский Союз был для американской правящей элиты не просто враждебным и чуждым государством, основанном на иных, чем США, социальных, экономических, политических и идеологических принципах. Он воспринимался ею, как народ (nation) иной цивилизации. И поскольку СССР бросал вызов США в их притязаниях на роль образца для всеобщего подражания и на роль абсолютного мирового лидера, то он не мог не рассматриваться американской элитой как главный и злейший враг американской нации. И потому он подлежал либо уничтожению, либо низведению до уровня второстепенной державы.

Однако, методы, предлагаемые различными группами американской правящей элиты для «освобождения» мира от «коммунистического тоталитаризма», существенно отличались друг от друга. Хорошо известно, что в послевоенной американской политической жизни доминируют две социально-политические философии: либеральная (в основном, члены Демократической партии) и консервативная (в основном, члены Республиканской партии). Они отличаются  различным подходом к решению внутренних социальных и экономических проблем, пониманием роли государства в экономике и в социальной политике.

Во внешней же политике в США (вплоть до сегодняшнего времени) господствуют четыре основных концепции, которые «накладываются» на  дуализм политической жизни: изоляционизм, реализм, интервенционализм и социалистический интернационализм.

Первая концепция, изоляционизм, лидером которой сегодня является республиканец Пэт Бьюкенан (Pat Buchanan), провозглашает принцип «Америка в первую очередь» (“America first”). Она была весьма популярной до второй мировой войны, но потеряла свое влияние после вступления США во вторую мировую войну и с выходом на мировую арену Советского Союза. После распада СССР, она возродилась вновь и теперь разделяется значительной частью консерваторов-республиканцев. Изоляционисты критикуют претензии США на мировое господство и призывают американцев не вмешиваться во внутренние дела других государств и ограничить внешнеполитическую активность администрации защитой непосредственных интересов США.

Вторая концепция – реализм, которой придерживаются две группы - реалисты-республиканцы и реалисты-демократы - преобладала в американской внешней политике 60-70-х годов ХХ века. Реалисты разделяли сложившее после 2-й мировой войны представление о США, как об основном гаранте и защитнике «свободного мира». И хотя основную угрозу национальным интересам США они видели в СССР и коммунистическом Китае, они отдавали себе отчет в катастрофичности последствий ядерной войны для США и всего мира. Поэтому, обе фракции реалистов проводили в целом политику мирного сосуществования, предложенную руководством Советского Союза в середине 50-х годов. В соответствии с этой политикой реалисты пошли на разрядку международной напряженности и установление экономических, политических и культурных контактов с СССР, Китаем и странами Восточной Европы.

Разница во внешней политике, проводимой реалистами-республиканцами (консерваторами) и реалистами-демократами (либералами) была следующей. Консерваторы были большими прагматиками и националистами, чем либералы и не ставили перед собой глобальных задач изменения общественно-политических систем других стран. Степень враждебности к той или иной коммунистической стране определялась не степенью ее тоталитарности, а степенью конкурентности - геополитической (СССР, Китай), или экономической (СССР, Чехословакия, ГДР). В критике внутренней политики коммунистических странах основное внимание консерваторы уделяли не нарушениям прав человека, а неразвитости (или отсутствию) в этих странах демократических институтов, свободного предпринимательства, рыночных и капиталистических отношений, а также преследованию религии.  

Прагматизм внешней политики консерваторов особенно проявлялся в поддержке республиканскими администрациями «правых» репрессивных режимов, если те проводили проамериканскую внешнюю политику, или обеспечивали для американских компаний и их капиталов выгодные экономические условия и благоприятный инвестиционный климат. Таким же прагматичным было отношение республиканцев-реалистов к международным институтам (ООН, ОСБЕ), которые они рассматривали лишь как инструменты для достижения национальных целей США. Поэтому, консерваторы легко нарушали международные договоренности, выходили из международных конвенций, если считали для это выгодным для США. Наиболее ярким и известным представителем реалистов-консерваторов был (и есть) Генри Киссинджер.

Реалисты-либералы формулировали свою внешнюю политику так, чтобы защита национальных интересов не входила в противоречие с общечеловеческими в их понимании ценностями. Более того, устами президента Джона Кеннеди демократы объявили защиту свобод и прав человека национальной американской философией. В отличие от консерваторов либералы не делали различий в своей критике нарушений прав человека между «просоветскими левыми» и «проамериканскими правыми» тоталитарными и авторитарными (или просто репрессивными) режимами, что давало их крайне правым критикам повод  считать либералов чуть ли не коммунистическими агентами^[12]. Критикуя коммунистические режимы, либералы-реалисты делали упор не столько на «недемократичность» политической системы и отсутствие рыночных  отношений в этих странах, сколько на нарушения властями гражданских и политических прав человека - свободы слова, собраний, эмиграции.

В отличие от консерваторов, которые откровенно заявляли о безусловном приоритете национальных интересов США над международными институтами и соглашениями, либералы настаивали на верховенстве международных законов и соглашений, таких как Международные Пакты о Гражданских и политических правах, Всеобщая Декларация Прав человека. Равным образом, они поддерживали тезис об ограниченном суверенитете всех государств, включая США, и приоритете прав человека над суверенитетом национальных государств. В последствии, этот тезис получил свое развитие в т.н. «гуманитарных интервенциях» в Югославии, Восточном Тиморе, Сьерра-Леоне.

Выдающимся представителем либеральных демократов был Джон Кеннеди. К ним также следует отнести президентов США Джимми Картера, Била Клинтона, сенатора Эдварда Кеннеди и нынешнего кандидата в президенты США от Демократической партии Джона Керри.

Третья группа – это интервенционалисты, часто называемые «ястребами» (hawks). Поначалу, в середине 70-х годов, в этой группе преобладали республиканцы, хотя было много и демократов, как сенаторы Henry Jackson и Jacob Javits. Но наиболее пикантным было присутствие в группе интервенционалистов интеллектуальных вождей коммунистических троцкистских партий и групп 30-40-х годов преимущественно еврейского происхождения - Irwing Kristol, Norman Podhoretz, Sidneу Hооk, Frank Mayer.

Интервенционалисты резко критиковали демократическую администрацию Д. Картера за ее «прекраснодушие» и утопизм в оценке коммунистической угрозы и за политику «разоружения» перед лицом наступающего на «свободный мир» мирового коммунизма, в первую очередь, СССР. Умеренных республиканцев интервенционалисты критиковали за «оборонческую» позицию, за политику торговли и экономического сотрудничества с коммунистической «империей зла».

Воинственная идеология интервенционалистов часто апеллировала к традиционным религиозным ценностям, в основном, к фундаменталистским христианским (протестантским), и представляла «коммунизм», как безбожную идеологию, а СССР – как ее адекватное воплощение, как «империю зла». Это придавало холодной войне с СССР характер крестового похода и облекало империалистические и гегемонистские устремления интервенционалистов в религиозные и моральные одежды.

К концу 70-х годов интервенционалистов с подачи Ирвинга Кристола (Irwing Kristol) стали называть «неоконсерваторами». Некоторые из них, как Paul Wolfowitz, Jeane Kirkpatrick, Donald Rumsfeld, Douglas Feith, Elliot Abrams, Richard Perle, Abram Shulsky вошли в начале 80-х годов в администрацию Рональда Рейгана, хотя и не находились там на ключевых постах.

И, наконец, четвертой, самой немногочисленной, но весьма активной на студенческих кампусах группой было левое социал-демократическое и социалистическое крыло Демократической партии, куда примыкали и непартийные социалисты, члены Зеленой партии. Хотя большая часть из них не считала себя марксистами, в своей политической деятельности они солидаризировались с социалистическими движениями и партиями Латинской Америки, с Кубой, сандинистами Никарагуа, с левыми группами Сальвадора и Колумбии. Социалисты обличали империализм США за поддержку репрессивных режимов, эксплуатацию народов стран Третьего мира и за гонку вооружений. Будучи социалистами и критиками «экономического человека», они высоко ценили достижения стран социализма в области социального равенства,  всеобщего и профессионального образования, медицинского обслуживания, гарантированности работы. В то же время, они отмечали неразвитость правового государства и низкий уровень гражданских и политических свобод в этих странах. В 70-80-е годы признанными «духовными» лидерами американских «непартийных» социалистов были Noam Chomsky, Аlexander Cockburn.

Реформы «изнутри» против давления «извне»

В соответствии со своей идеологией американские консерваторы не видели в «коммунистической» системе внутренних сил и ресурсов, способных создать условия для ее трансформации в общество «западного» типа. Поэтому, те из них, кто добивался для США мировой гегемонии, как неоконсерваторы-интервенционалисты, единственный и реальный способ устранения СССР, как своего «конкурента», видели в его уничтожении. Быстрое или постепенное – это вопрос обстоятельств, но не принципа. Ликвидация Советского Союза могла произойти либо в результате военного поражения СССР, либо как следствие его истощения в ходе гонки вооружений или экономической блокады. Поэтому, концепция «сдерживания и отбрасывания коммунизма», направленная на удушение Советского Союза, или, в лучшем случае, на его ослабление, была естественной для консерваторов обоих типов – как «реалистов», так и «интервенционалистов».

Ни уровень жизни советских людей, ни степень развитости в СССР гражданского общества, ни тем более состояние с правами человека – не имело для консерваторов существенного значения. Сами же права человека в СССР, как и в других странах, оказывались в поле зрения консерваторов лишь в тех случаях, когда их можно было использовать в интересах США.

В отличие от консерваторов, либералы считали, что советская система способна к трансформации в результате постепенных внутренних изменений и реформ. Они не описывали существующий в СССР строй в религиозных (и, тем более, в конспиративных) терминах и полагали, что социализм есть исторически преходящая общественно-политическая система, имеющая свои плюсы и минусы. Плюсом либералы считали более справедливое, чем во многих странах Запада социальное обеспечение всех слоев населения (бесплатное образование, медицина, гарантированная работа и т.д.). Минусом - отсутствие в СССР правового государства, что не соответствовало, по их мнению, культурному уровню населения, и развитости технологической и производственной базы страны. При такой оценке «реального социализма» идеология «противостояния коммунизму», будь-то «отбрасывание» или «сдерживание» - теряла моральные и исторические основания, а сами «коммунистические» страны становились объектом положительной критики, в том числе и в области прав человека.

Соответственно, политика США, по мнению либералов, должна была быть направлена не на военное противостояние с СССР, не на усиление гонки вооружений, и не на создание в СССР подпольных групп, ставящих целью свержение режима «большевиков», а на формирование в СССР объективных и субъективных условий, необходимых для проведения политических изменений. Одним из важных «субъективных» условий, по мнению либералов, было бы постепенное приведение советской юридической практики в соответствие с советскими же законами, а после подписания Л.И. Брежневым Хельсинкских соглашений, и с международным законодательством, со Всеобщей Декларацией прав человека.

В своих первых Обращениях и Заявлениях в ООН, ОБСЕ, в Конгресс США руководители подавляющего большинства американских правозащитных организаций отнюдь не выставляли требований изменения политической системы в Советском Союзе, но лишь выполнения советским руководством Хельсинских соглашений. US Helsinki Watch Committee стала первой и на сегодняшний день единственной в мире национальной неправительственной организацией (NGO), взявшей на себя «миссию» указывать правительствам других государств, что и как им следует делать в своей стране в области прав человека. Эта установка на вмешательство во внутренние дела других стран, на ограничение суверенитета независимого государства самостоятельно разрешать свои проблемы вряд ли бы получила «широкое хождение» в правозащитной среде, а затем и в прессе, если бы в «провинившихся» странах руководство HRW не нашла себе поддержку и единомышленников.  

Такой небольшой, но активной группой лиц, выступавшей «на мировой арене» в качестве «совести нации» и готовой жертвовать ради этого своей свободой, были российские правозащитники. Именно, российские, ибо правозащитники в других советских республиках - Литве, Украины, Грузии, Армении, Эстонии - были, фактически, борцами за политическую независимость своих республик, облекавших свою сепаратистскую деятельность в правозащитную фразеологию.

Единомышленники

К середине 70-х годов стали очевидны признаки надвигающегося кризиса во всех сферах советской системы и советского общества. Диссиденты и правозащитники были лишь айсбергами «инакомыслия», охватившего значительную часть образованного слоя советского общества, включая членов компартии. Для западных либералов, для которых степень развитости гражданских и политических прав служила лакмусовой бумажкой «прогрессивности строя», появление в СССР правозащитников, было очевидным симптомом начала процесса «реформ в сознании», и они включились в этот процесс.

К этому времени на Западе уже было известно о расколе в среде российских диссидентов на два «лагеря»: «прогрессистов-западников» и «консерваторов-националистов». С «западниками» связывались имена физиков А.Д. Сахарова, Ю.Ф. Орлова, В.М. Турчина, философов Г.С. Померанца, Л.М. Баткина и тех правозащитников, кто считал, что России следует идти по «универсальному европейскому» пути в «правовое» государство с рыночной экономикой. С идеями русских «националистов» обычно связывали имена писателя А.И. Солженицына, математика И.Р. Шафаревича, историка и философа Л.Н. Гумилева и тех российских диссидентов, кто полагал, что у России есть свой собственный русский путь, не сводимый ни к западному (европейскому), ни к восточному.

Мотивы, по которым американские либералы включились в деятельность по защите российских правозащитников, можно было бы объяснить и на личностном уровне. Действительно, в российских диссидентах и правозащитниках западные защитники прав человека увидели людей, как им казалось, со схожим с ними менталитетом и имеющих такие общие характеристики и черты, как обостренное чувство справедливости, преданность гуманистическим идеалам эпохи Просвещения, критическое отношение (а иногда неприятие) ценностей общества потребления, бескорыстие и альтруизм.

Немаловажным было и то, что в глазах американских либералов российские правозащитники выглядели интернационалистами,  защищающими культурные и религиозные права национальных меньшинств, угнетаемых, как им представлялось, «русским великодержавным» государством. Этот аспект правозащитной деятельности особенно затрагивал чувства американских евреев, еще в 50-е годы подвергавшихся в некоторых Южных штатах религиозной и этнической дискриминации, а в 70-80-е годы составивших ядро правозащитных организаций в США.

И, что самое главное, - российские правозащитники объявили гражданские и политические права универсальными и фундаментальными человеческими ценностями, а их защиту - делом не только советских граждан, но и всего человечества. В самом факте появления «правовых универсалистов» в «недемократической» и «незападной» России американские сторонники «всемирной либерализации»  узрели  подтверждение своего тезиса об универсальности и глобальности концепции прав человека. Естественно ожидать, что американские либералы, в том числе и члены Fund for Freedom of Expression, увидели в российских правозащитниках близких себе по духу и мировоззрению людей. Эта близость усиливалась и тем обстоятельством, что, как среди американских, так и российских правозащитников значительный процент составляли евреи. (И до сих пор среди американских правозащитников и историков распространено мнение, что российское правозащитное движение, возникшее в середине 60-х годов, зародилось в среде либеральной еврейской интеллигенции, воспитанной на книгах Ильи Эренбурга, Ильи Ильфа, Исаака Бабеля^[13]).  

«Еврейский вопрос»

Важным фактором, вызвавшим в США повышенный интерес к проблеме прав человека в СССР, стало движение советских евреев за выезд в Израиль. Суды над «самолетчиками», проведенные в Ленинграде и Риге в начале 70-х годов, привели к массовым демонстрациям американских евреев, требовавших от советских властей “Let my people go!”. Борьба советских евреев за выезд в Израиль представлялась евреям Северной Америки, Западной Европы и Израиля повторением «исхода» евреев из Египта, а помощь евреям-«отказникам» стала богоугодным делом и долгом каждого еврея.

В ходе борьбы за «исход» советского еврейства во многих американских штатах местными либеральными евреями-реформистами (то есть евреями, принадлежащими к реформистской ветви иудаизма) были созданы «Советы в защиту советских евреев» (Councils for Soviet Jewry). В 1972 году они объединились в Union of Councils for Soviet Jewry (UCSJ), в который вошли «советы» из США, Канады и Великобритании. Каждый «совет» курировал, то есть обеспечивал финансовую, информационную, политическую и моральную поддержку нескольким советским евреям-отказникам и вносил их имена в особые списки, регулярно представляемые президенту США и в Конгресс. К концу 70-х годов практически в каждом американском штате был создан такой «совет», что позволяло «охватить» несколько сот советских евреев-отказников.

Вслед за «реформистским» UCSJ в США был создан «консервативный» National Conference for Soviet Jewry (NCSJ), тесно связанным идеологически и финансово с Израилем. 1972 году либеральными американскими учеными-евреями был создан Committee of Concerned Scientists, миссией которого стала помощь (в том числе и профессиональная) советским ученым, преследуемым за инакомыслие и правозащитную деятельность. В большинстве своем это были ученые-евреи, попавшие в «отказ», уволенные с работы, или уголовно преследуемые за желание эмигрировать из Советского Союза.

В 1974 году из отдельных еврейских студенческих организаций, устраивавших демонстрации в защиту советских евреев, была создана американская еврейская организация Student Struggle, регулярно устраивавшая сидячие забастовки и демонстрации у советских консульств. И, наконец, в 1978 году, в Нью-Йорке, была создана организация юристов Lawyer Committee for Human Rights, практически состоящая из одних евреев, занявшаяся юридической помощью советским евреям, подавшим на выезд из СССР.

В центральной американской прессе (в своем большинстве контролируемой евреями) – New York Times, Washington Post, Los Angeles Times, San Francisco Chronicle, Wall Street Journal, The New Republican, Newsweek, US News and World Reports - положение советских евреев сравнивалось с положением негров на Юге США до принятия анти-дискриминационных законов. Результаты такой массированной кампании дали себя знать: к началу 80-х годов в борьбу за выезд советских евреев из Советского Союза вступила не только еврейская община США, но и не-еврейская часть американского либерального истеблишмента. К ним присоединились протестанты-евангелисты, традиционно видевшие в евреях «избранный Богом народ», а в их эмиграции в Израиль – библейский «Исход».

Общественные акции и усилия прессы, в конце концов, проявились и на государственном уровне. В 1974 году усилиями еврейского лобби и вопреки позиции республиканской администрации «реалиста» Р. Никсона, Конгрессом США была принята поправка конгрессменов - «интервенционалистов» Джексона и Вэника, увязывающая торговые отношения США с СССР с эмиграционной политикой советских властей в отношении евреев. Это был первый акт американского правительства, превративший внутреннюю правовую проблему Советского Союза во внешнюю и политическую.

(Продолжение следует)

^[2] New York Times Book Review, July 19, 1973

^[3] New York Times Book Review, June 27, 1975

^[4] New York Times Book Review, June 27, 1975

^[5] J. Laber, Biography of  Robert L. Bernstein, http://www.hrw.org/annual-report/1998/events3.html

^[6] http://www.fidh.org/

^[7] J. Laber, Biography of  Robert L. Bernstein

^[8] A. Schlesinger, Jr., “The Cycles of American History”, Houghton Mifflin Co, NY (1987).

^[9] A. Schlesinger, Jr., “The Cycles of American History”, Houghton Mifflin Co, NY (1987).

^[10] http://www.fordfound.org/

^[11] А.С. Панарин, «Искушение глобализмом», Москва, Русский Национальный  Фонд. 2000

^[12] James L. Tyson, “Target America: The influence of Communist Propaganda on US media”, Chicago, Redner Gateway, (1981)

^[13] Joshua Rubenstein, “Soviet Dissidents”, Beacon Press, Boston (1985)