Архиепископ Мексики и Венесуэлы Антоний: В Мексике ждут русского православного священника

Перед переездом из Москвы в Киев и затем в Минск на юбилейные торжества митрополит Антоний рассказал «Нескучному саду», как строится жизнь православных в Мексике, как они откликаются на беды пострадавших от вооруженного конфликта в Сирии, и какое значение для вселенского христианства имело обретение Русской Православной Церковью свободы.

— Досточтимый Владыка, Вы неоднократно бывали в России; как она менялась за эти годы с точки зрения православного иностранца и иерарха братской Поместной Церкви?

— Я приезжал в Россию с 1964 года, и с каждым визитом видел множество обновлений. Заметно, что страна в целом двигается вперед и не идет назад. Это для меня очень важно и важно для всего мира — это то, чего ждут от России. Мне очень нравится, что вера в России не ослабела, хотя было очень много факторов, которые могли бы этому поспособствовать. Наоборот, вера у людей только усиливалась. В 1964 году, когда я приехал в первый раз, я был диаконом, а в 1972 году уже приехал в качестве митрополита. Хотя это была брежневская эпоха, когда активно поддерживался атеизм, храмы были полны народа. Я не могу забыть, как в 1972 году обсуждал с одним русским архиереем, что в наших странах — Палестине, Сирии, Ливане — люди не привыкли стоять в храме по три часа. Они привыкли сидеть. В России же, даже когда принесли стулья, все остались стоять.

В России меня связывала дружба с Патриархом Алексием I, а особенно — с митрополитом Никодимом, наставником нынешнего Патриарха Кирилла. Благодаря дружбе с митрополитом Никодимом я приезжал чаще. Быть в Москве и не увидеться с ним — было все равно что, по поговорке, быть в Риме и не увидеть Папу Римского.

— Понятно, что разница между Россией в 1970-е и сегодня — разительная. Но есть ли перемены в последние 20–15 лет, когда Церковь уже получила свободу? У нас иногда говорят, что мы уже растеряли тот порыв, с которого начинали 25 лет назад.

— Вы здесь, в России, думаете, что 25 лет назад Русская Православная Церковь получила второе рождение. Это не так. Вообще во всем мире с того момента, как Русская Православная Церковь получила свободу, заново родилось все Вселенское Православие. Ваша вера влияет не только на Россию, но и на весь мир. На Востоке мы никогда не забываем, сколько Россия страдала за нас, сколько помогала нам, мы все ценим, что Россия снова подняла колокола на наши церкви после того, как турки их сбросили. И сейчас Россия делает все, чтобы храмы остались в неприкосновенности. Может быть, Турция и сейчас играет какую-то роль, но настоящая угроза — от стран, называющих себя христианскими. Христианство в наше время существует в основном не в Европе, а в России. Я видел в Европе, даже в Риме, пустые храмы. Раньше Европа была оплотом христианства.

Когда Патриарх Кирилл посещал Сирию и Ливан в ноябре 2011 года, он сказал слова, эхо которых до сих пор звучит в нашей Церкви. Он сказал: «Я молюсь о том, чтобы сохранились святые места, чтобы они никогда не превратились в музеи, чтобы здесь всегда была живая христианская община». Он имел в виду не только храмы в России, но православные церкви по всему миру, в том числе в Сирии и Ливане. Нельзя допустить, чтобы они стали музеями. Это сохраняется и благодаря Патриарху Кириллу, и благодаря российскому правительству, которое постоянно призывает к диалогу в Сирии. Не было бы такого сильного государства, как Россия, и такого политика, как Владимир Путин, — на Ближнем Востоке уже не осталось бы меньшинств. Было бы только нагнетание розни и люди, готовые перерезать друг другу горло и съесть чужую печень.

— Русская Православная Церковь сейчас собирает средства в помощь пострадавшим от военных действий в Сирии. Как эту помощь воспринимает Антиохийская Православная Церковь, которую вы сейчас представляете на торжествах?

— Я верю, что весь мир должен откликаться на беду в Сирии. В России люди неоднократно показали пример, как помочь нуждающимся. Это путь Иисуса Христа, Который сказал: «Я был голоден, и вы накормили Меня». Нет большей помощи, чем накормить голодного и одеть нагого. В свою очередь, в Мексике и в Австралии тоже участвовали в сборе помощи. В прошлом году только в соборе в городе Мехико мы собрали 250 тысяч долларов и отправили эти деньги в помощь сирийцам. Мы очень ценим то, что Россия делает для Сирии: не только материальное, но и духовное, то есть моральную поддержку. Участие великой России, ее помощь бедным, голодным и босым очень важна для Ближнего Востока. Мы в Латинской Америке чувствуем то, о чем сказал один политик: наша беда в том, что мы настолько же далеки от Бога, сколь близки к Соединенным Штатам. Они, словно дракон, сосут кровь — я выражаюсь образно — из Латинской Америки.

— В 2010 году, посещая Россию, вы говорили, что на всю Мексику всего три православных прихода, а во всей архиепархии — десять приходов (еще три в Венесуэле и по одному в Пуэрто-Рико, Гватемале, Антигуа и Гондурасе). Стало ли с тех пор больше приходов и храмов? Нужно ли в Мексике больше храмов Антиохийского Патриархата?

— Сейчас в Мексике уже пять приходов: по одному на юге и на севере страны и три в Мехико. Недавно построен собор святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Мехико — это одна из самых больших и красивых церквей во всем Новом Свете. С каждым днем все больше и больше сил в Новом Свете направляется на строительство храмов. Когда я приехал туда в 1944 году, там была всего одна церковь и один священник. Сейчас у нас 25 священников, три дьякона и два епископа. Мы также хотели бы, чтобы к нам приехал священник из России.

— То есть из Русской Православной Церкви?

— Да. При встрече я просил Святейшего Патриарха Кирилла подобрать кандидатуру священника, который смог бы собрать под сводами своего храма верующих, приехавших из России, Украины, Молдавии и некоторых других стран. Мы готовы предоставить ему жилье и даже еду, лишь бы он окормлял русскоязычных людей. Мы познакомим его с одним из русскоязычных людей, а тот познакомит его со всей остальной диаспорой. Вместе они смогут построить и храм. Святейший Патриарх Кирилл благодарил меня за это приглашение и обещал подумать, кого направить в Мексику.

— Как строятся отношения между Православной Церковью и мексиканским государством?

— На территории Православной Церкви Антиохийского Патриархата нет государств, которые бы нас спонсировали. Президент Мексики — верующий, лично от себя он помогает Церкви, а государственной поддержки, какая бывает в других странах мира, нет. Но народ вокруг Церкви щедр, и мы идем вперед, не отступая назад. Хотя наш собор в Мехико — один из самых больших в мире, все работы, включая росписи, отделку, скульптурное убранство были закончены в четыре года. Я не ожидал, что это может произойти так быстро, настолько велика эта церковь. Когда строительство закончилось, мы подсчитали все расходы и убедились, что ни копейки не потратили в долг. Наоборот, на счету у нас было почти полтора миллиона долларов. Потому что настоящая сила — это верующий народ. Главное — чтобы служители Церкви не превозносились, а были с народом, тогда люди увидят, что Церковь — для людей, и будут помогать. Однажды во время строительства собора в Мехико меня позвал пообедать один мексиканец. После трапезы я сразу засобирался, сказав, что мне нужно на стройплощадку, смотреть за работой. Он спросил, сколько стоит строительство. Я не мог назвать точную сумму, да это и не принято. Он переспросил: 800 тысяч долларов будет достаточно? И на следующий день прислал эти деньги. А через год он заболел раком, и вот уже скоро год, как его нет. Он был католик, но в день годовщины я все равно отслужу по нему панихиду.

В Русской Православной Церкви тоже был подобный пример силы веры, когда во время Второй мировой войны митрополит Ленинградский Алексий, будущий патриарх Алексий I, сказал людям: забудем всё, что делала раньше власть против Церкви, здесь мы сражаемся за Россию. Его слова помогли избавить мир от нацистов. Люди собирали деньги на танковые колонны и бронепоезда, помогали фронту. Поэтому мы верим, что правительства и цари могут уходить и приходить, а народ, который живет с Богом, будет всегда.

— Ваши прихожане — арабы, живущие в Мексике, или и мексиканцы также?

— Есть и те, и другие, и люди прочих национальностей. Мы не смотрим, откуда человек приехал, главное — чтобы был верующим. Богослужение совершается на испанском языке. Люди не делают друг между другом различий по национальности: например, есть мексиканец, его жена — ливанка, их попросили помочь пострадавшим в Сирии, и он сразу отправил чек на 125 тысяч долларов. Мексиканцы очень помогли строить храм в Мехико.

— Вы упомянули президента Мексики Энрике Пенья Ньето. Правда ли, что он православный и считает вас своим духовным наставником?

— Энрике Пенья Ньето — верующий христианин. Он венчался со своей супругой в католической церкви. Я горжусь дружбой с ним. Я могу отвечать только за себя: я считаю его своим другом, а кем он меня считает — нужно спросить у него.

— Отношения с Католической Церковью получаются братскими?

— Да, у нас много друзей среди католиков. Мы исходим из того, что главное — любовь, и мы должны по-братски делать одно дело ради Бога, Мексики, нашего народа и всего человечества. Кардинал Мексики и посол Ватикана — мои добрые друзья. Человек должен быть просто верующим, а конфессиональные различия не имеют силы в добрых делах. Мы не молимся вместе с католиками, как и другие православные, не совершаем вместе Божественную Литургию, но если к нам в храм на праздник приходит католический священник, ему дадут место, и он сможет присутствовать. Недавно маронитский Патриарх Бeшар Бутрос ар-Раи посещал Мексику, и католический кардинал приехал его навестить, но опоздал на два часа. Он просил прощения и оправдывался, а Патриарх ар-Раи сказал: я бы ждал и десять часов. Партия левых тридцать раз «атаковала» католического кардинала: его хотели выдворить из страны, оскорбляли в прессе и тому подобное. А я ходил к нему и защищал его на телевидении и в газетах.

У меня много друзей в том числе среди мусульман. Если мы не будем друзьями, мы не сможем вместе бороться с радикализмом. Главное во всех религиях — любовь. В Мексике очень любвеобильный народ. Чтобы я мог жить среди них, у меня должно быть еще больше любви. Нужно только, чтобы при этом я сохранил свою веру.