Безбрачие во все времена предоставляло больше возможностей для творческой реализации человека, чем жизнь семейная. Еще Сократ высказывал мысль, впоследствии красиво сформулированную на латыни: «Aut liberi, aut libri» – «Или дети, или книги»[1].
В 2002 году даже появился рекламный лозунг для холостяков – Celiberté, то есть совмещение двух понятий: celibat (одиночество) и liberté (свобода)[2].
В свое время от европейских университетских профессоров требовалось жить в безбрачии. В частности, это касалось факультетов искусств, права, медицины и теологии. Да и разве могло быть иначе, если учение воспринималось как духовное обручение со знанием, с книгами?[3]
«Лучшие творения произведены холостяками или бездетными людьми, ибо они сочетались браком со всей своей нацией и всю ее оплодотворили мыслью и чувством», – сказал Фрэнсис Бэкон, повторяя идею, многократно звучавшую у Платона, Цицерона и других античных авторов[4].
Роль монастырей в распространении книжного знания, в развитии просвещения, в формировании науки известна, но, говоря об этом, имеют в виду главным образом Западную Европу. А как обстоит дело у нас, какую роль сыграло монашество в русской словесности? Сделаем небольшой беглый обзор, остановившись лишь на некоторых фигурах.
Одно из самых ранних литературных произведений Древней Руси – «Слово о законе и благодати» (1037–1050) митрополита Илариона. Как известно, святитель был первым русским (не греческого происхождения) митрополитом, поставленным на Киевскую кафедру. «Слово о законе и благодати» – выдающееся произведение отечественной словесности, без которого не обходится ни один курс истории русской литературы. Как считает Д.С. Лихачев, «Слово» было произнесено митрополитом Иларионом перед князем Ярославом Мудрым и его окружением на хорах киевского Софийского собора[5]. «Слово» дает впечатляющую картину мировой истории в свете Промысла Божиего и показывает миссию Киевской Руси и Русской Церкви. Иларион, «муж благ, книжен и постник», как сообщает о нем «Повесть временных лет», удалялся для молитвы в пещерку берега Днепра, на которой вырос знаменитый Печерский монастырь[6]. Считается, что он и похоронен в Киевских пещерах.
«Повесть временных лет» – один из первых исторических и литературных памятников на Руси. Она предлагает целую историософскую концепцию, начиная рассказ от Адама и рассматривая последовательно историю библейскую, византийскую, славянскую. Речь идет о возникновении славянских племен, о проповеди апостола Андрея Первозванного, об основании Киева: «И створиша град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев»[7]. Автор «Повести временных лет» – монах Киево-Печерской лавры преподобный Нестор Летописец.
Одно из первых художественных (в современном смысле слова) произведений на Руси – «Повесть о Петре и Февронии Муромских». «Повесть» была написана в XVI веке. Изначально она создавалась для корпуса «Великих Четьих Миней» Московского митрополита Макария, но из-за ряда жанровых особенностей и наличия некоторых полуфольклорных мотивов не была включена в этот агиографический свод. Автора обычно именуют Ермолаем-Еразмом – эта традиция идет от советской эпохи. На самом деле автором был священник приходской церкви в Пскове по имени Ермолай, потом его назначили настоятелем одного из кремлевских соборов, затем он принял монашество и стал иеромонахом Еразмом. (В некоторых своих произведениях он подписывается так: «Ермолай, во иноцех Еразм».) В наши дни «Повесть о Петре и Февронии» иеромонаха Еразма получила как бы вторую жизнь, она активно издается, пользуется огромной популярностью.
Первая грамматика славянского языка (1618) написана иеромонахом, впоследствии архиепископом, Мелетием (Смотрицким). Это первая учебная книга, по ней учился и М.В. Ломоносов. В своей «Грамматике» Мелетий впервые зафиксировал и описал систему падежей, свойственную славянским языкам, установил два глагольных спряжения и сделал целый ряд других лингвистических открытий, определивших развитие славянской филологии на несколько столетий.
Автор первого в России сборника стихотворений и по сути первый поэт – иеромонах Симеон Полоцкий (в миру Самуил Гаврилович Петровский-Ситнианович; 1629–1680). Он был образованнейшим человеком своего времени, окончил Киево-Могилянскую академию – один из центров гуманитарного образования на Руси, был наставником царских детей.
Как говорит один из исследователей его творчества, Симеон Полоцкий «положил основание в русской литературе той отрасли художественного творчества, которая до него была почти совсем не разработана, – поэзии и драматургии»[8]. Симеон ввел силлабическое стихосложение в русскую поэзию: систему, при которой поэтическая речь организуется чередованием равносложных строк. Но всё его творчество было направлено на разъяснение христианских истин в доступной форме, на подлинное просвещение – в евангельском смысле. Конечно, порой для современного уха его вирши звучат наивно:
Блаженна страна и град той блаженный,
В них же начальник благий поставленный…
Симеон изложил и Псалтирь рифмованными славянскими виршами[9]. Этот поэтический перевод Псалтири был издан в 1680 году отдельной книгой.
Иеромонах Симеон Полоцкий – и один из основоположников редактирования в современном понимании[10]. Активно занимался он и педагогической деятельностью. В 1679 году в Москве был издан «Букварь языка славенска», составленный Симеоном Полоцким для малолетнего царевича Петра[11]. Cимеон придавал большое значение именно печатному слову и активно участвовал в книгоиздательской деятельности, в частности в работе Верхней типографии. Он даже сочинил панегирик печатному станку:
…Россия славу расширяет
Не мечем токмо,
но и скоротечным
Типом, чрез книги сущим многовечным…[12]
Прославились также и ученики иеромонаха Симеона Полоцкого, в частности монах Сильвестр (в миру Семен Агафоникович Медведев; 1641–1691). После смерти Симеона он на некоторое время занял его место придворного поэта, почему впоследствии, после свержения царевны Софьи, и был казнен, а его поэтические произведения – уничтожены. Большинство ученых также приписывают именно Сильвестру один из первых библиографических трудов в России – «Оглавление книг, кто их сложил»[13].
Другой ученик Симеона Полоцкого, иеромонах Карион Истомин (его отца звали Истома Заболонский[14]), занимался книгоизданием, был справщиком Печатного Двора. В современной издательской практике трудно подобрать аналогию его обязанностям, это что-то близкое выпускающему редактору. «Справщик – человек, на котором лежала забота о текстологическом, литературном и, конечно же, идеологическом качестве книг, выходящих из печати»[15]. С 1698 года иеромонах Карион стал начальником Печатного Двора – по тем временам высокая государственная должность[16].
Впоследствии он был и поэтом, переводчиком (например, переводил некоторые ученые сочинения с латинского для Петра I), но особенно прославился как педагог. Его знаменитый «Букварь» (1694) ныне хранится в библиотеке Российской Академии наук в Санкт-Петербурге[17]. Умер иеромонах Карион в Москве в Чудовом монастыре.
Большое значение для теории поэзии, развития редактирования и русской литературы имела деятельность другого монаха – архиепископа Феофана (Прокоповича; 1681–1736)[18]. Он преподавал курс поэзии в Киевской академии, состоял в ней профессором, а затем ректором. Феофан Прокопович писал стихи на русском, латинском и польском языках, создал трагикомедию «Владимир» (1705) – значительное для своего времени произведение, сюжет которого взят из русской истории; написал трактат «О поэтическом искусстве»[19].
Иеромонах Амвросий (1745–1792) опубликовал в 1787 году «Краткое руководство к Оратории российской». Именно по этой книге, по всей видимости, в начале XIX века изучали риторику в лицеях; например, по ней учился Гоголь[20].
Целая плеяда выдающихся русских писателей и мыслителей XIX века связана с Оптиной пустынью. Остановимся кратко на двух фигурах – Николае Васильевиче Гоголе и Константине Николаевиче Леонтьеве.
Гоголь хотя и не был в собственном смысле монахом, но по сути вел жизнь монашескую. Есть предание, что он просил у старца Макария благословения на поступление в монастырь, но отец Макарий указал ему на литературное служение. «Не давая монашеских обетов целомудрия, нестяжания и послушания, он воплощал их в своем образе жизни», – пишет известный гоголевед Владимир Воропаев[21]. Так, Гоголь не имел своего дома и жил у друзей, всё его имущество составляли книги, потрепанная одежда и небольшие карманные деньги.
Гоголь постоянно тянулся к монашеской жизни и не раз бывал в Оптиной пустыни. По сути, свою литературную деятельность он воспринимал как послушание, данное ему Богом и духовными наставниками.
Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891) – выдающийся писатель, критик, публицист, глубоко оригинальный мыслитель со своим неповторимым стилем и острым взглядом. Его недавно изданное собрание сочинений насчитывает 12 томов[22]. Лучшим своим произведением Леонтьев считал роман «Одиссей Полихрониадес», из публицистических работ стоит выделить труд «Византизм и славянство».
«Достоинство Леонтьева чрезмерно, удивительно. Прошел великий муж по Руси – и лег в могилу», – писал о нем В. Розанов. «Леонтьев стоял головой выше всех русских философов», – говорил о нем Лев Толстой[23]. Восторженно относился к его творчеству Тургенев.
Труды Леонтьева во многом опередили свое время; уже в наши дни мы начинаем понимать некоторые его прозрения, выраженные ярко, резко и темпераментно. Например, это: «О, как мы ненавидим тебя, современная Европа, за то, что ты погубила у себя самой всё великое, изящное и святое и уничтожаешь и у нас, несчастных, столько драгоценного твоим заразительным дыханием!..»[24]
Надо иметь в виду, что эти слова написал европейски образованный человек, эстет и аристократ, много лет живший и работавший в Европе.
В 1874 году Леонтьев совершил первую поездку в Оптину пустынь, где встретился со старцем Амвросием и познакомился с отцом Климентом (Зедергольмом). Позже Леонтьев написал замечательное жизнеописание отца Климента, в котором изложил свои взгляды на монашескую жизнь.
23 августа 1891 года в Предтеченском скиту Оптиной пустыни Леонтьев принял тайный постриг с именем Климент. По совету старца Амвросия новопостриженный монах покинул Оптину и переехал в Сергиев Посад, где и похоронен – в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры.
Еще один тайный монах, выдающийся культуролог, философ и филолог, золотыми буквами вписавший свое имя в историю науки, творил в XX веке – это Алексей Федорович Лосев: монах Андроник.
Он принял тайный постриг в 1929 году от афонского архимандрита Давида[25], причем это стало известно лишь в конце 1980-х, уже после смерти Лосева. Монашескую скуфью, которую всегда носил Лосев, считали академической шапочкой, чудачеством великого ученого.
Лосев принимал участие в создании более 800 произведений; он автор более 40 монографий. Отдельного упоминания заслуживает «История античной эстетики» в восьми томах, но были и другие фундаментальные работы: жизнеописания Гомера, Платона, Аристотеля, Владимира Соловьева, исследования «Философия имени», «Диалектика мифа» и многое другое[26].
Монах Андроник (Лосев) не только пронес свою веру через гонения, травлю, лагеря, но и оставил нам многообразные плоды своего замечательного литературно-философского творчества.
Как видно даже из этого беглого обзора, монашество сыграло огромную роль в становлении и развитии русской словесности. Хорошо бы, чтобы для нас, современных монахов, это стало не просто исторической констатацией, а примером христианского служения своим ближним, примером посвящения всех своих сил, интеллектуальных и творческих, – единому Богу. «Не нам, не нам, но Имени Твоему!»
P.S. В ходе обсуждения докладов был упомянут и современный пример монашеского литературного творчества – книга архимандрита Тихона (Шевкунова) «“Несвятые святые”» и другие рассказы», которая произвела настоящий фурор в читательском мире и стала значимым событием литературной жизни.
Вот интересно, а сейчас принимают тайно постриг?
читаю про древность Киево-Могилянской академии, как обще-русскому истоку (не искаженному проказой национализма) - аж сердце радуется, и смущается одновременно,потому что училась там недавно
изначально, до знакомства с Православием МП, меня туда привлекли романтика братств, образ книжных монахов и энтузиазм учебы "под крылом" Всевышнего:)...
раскол и национализм - это неправильно, это разбивает не только церковь артиллерийскими ударами, но и режет по сердцу наивных, ищущих высоких идей детей, потому что это обман...
человек и вера выше национальной идеи...я пережила это, я знаю вкус непонятной и острой боли, когда искусно обыгранная неправда предлагается как что-то высокое, а в доказательство тебе предлагают подвиги истинных подвижников старины, которые бы ужаснулись, узнав это...эта странная национальная гордость с запахом вражьего "духа"...
но стоит посмотреть только на феномен Почаева и их первые православные книги, вспомнить, что из Киевской и Острожской академий ехали русские (в смысле истинной рус.православной церкви)святители в Болгарию, Сербию, в Беларусь, и при всем этом, при разных языках и тысячах километров, было единство ...
не знаю как поправить дело, наверное только Божьей помощью и "спасись сам и тысячи вокруг тебя спасутся" (Св.Серафим)
эх, последнее, это самое тяжелое:)