Свет семи Церквей: Дорогами святых апостолов

Пункт 4. Фиатира

Историки отмечают одну интересную закономерность. О тех памятники древности, что дошли до нас в самой лучшей сохранности, нам, как правило, известно до обидного мало. Вот так же из всех посланий семи Церквам, содержащихся в Откровении Иоанна Богослова, самое развёрнутое адресовано в город, о котором мы знаем очень мало и от которого почти не осталось следа на земле. Четвёртый город Апокалипсиса с поэтичным названием Θυάτειρα — «Врата жертвоприношения» — полностью превращён в пыль истории.

Выяснить местоположение Фиатиры удалось только в конце XVII века. Сделал это английский консул в Смирне. Исторические изыскания привели его к выводу: на месте древней Фиатиры стоит турецкий городок Акхисар.

Поселение в районе Фиатиры существовало ещё в 3000 году до Р. Х. В IV веке до Р. Х. регион захватили персы, затем последовало завоевание Александром Македонским. В начале III века город был заново основан царём династии Селевкидов. Сюда, видимо, организованно поселили македонскую колонию. Являясь военным форпостом, к 189 году до Р. Х. (если не раньше) Фиатира вошла в состав Пергамского царства. После того как в 133 году до Р. Х. царь Аттал III завещал Пергамское царство римлянам, Фиатира оказалась под римским владычеством.

Человеку первых веков имя «Фиатира» наверняка говорило несравнимо больше, чем нам. В римскую эпоху город процветал — расположенный в плодоносной долине реки Лик на перекрёстке важнейших путей, ведущих в Пергам и Сарды, Магнезию и Смирну, он был заметным промышленным и коммерческим центром. Здесь существовали многочисленные торговые гильдии: медники, кузнецы, кожевники, обувщики, красильщики, шерстянщики, ткачи... Фиатира была городом ремёсел и с религиозной и культурной стороны не была особо примечательна.

Сарды. Руины храма Артемиды

Славился город в основном текстильным производством и красильнями, в особенности пурпурными тканями (в Евангелии такая ткань называется «багряница»). В наш технологичный век трудно представить, что цветная одежда в древности была практически роскошью и ценилась дорого. Можно вспомнить эпизод из истории Иосифа Прекрасного и его отца Иакова: ...любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, — и сделал ему разноцветную одежду. И увидели братья его, что отец их любит его более всех братьев его; и возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно (Быт. 37, 3­—4).

Производство багряниц было весьма прибыльным делом. Ткань окрашивали пурпуром, добываемым из моллюсков (эта технология применялась в древнем Тире), либо кармином, производимым кошенилью — неприметным насекомым. Третьим способом, которым пользовались в Фиатире, была окраска с помощью растительного пигмента — марены красильной. Интересно, что, несмотря на череду завоеваний, разрушений и полную смену населения, этот бизнес процветал в регионе до ХІХ века — до появления дешёвых искусственных красок. Большая часть местной продукции, кстати, шла на продажу Российской империи.

Из книги Деяний нам известно, что первое на европейской земле крещение, совершённое апостолами во время их миссионерских странствий, косвенно связано с Фиатирой. Когда Павел и Сила (и, видимо, также Тимофей) прибыли в Филиппы, они встретили там женщину по имени Лидия: И одна женщина из города Фиатир, именем Лидия, торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала; и Господь отверз сердце её внимать тому, что говорил Павел (Деян. 16, 14). Лидия приняла крещение, а вместе с ней крестились и её домашние. Гостеприимная Лидия настояла тогда, чтоб апостолы жили в её доме всё время их пребывания в Филиппах.

Сарды. Здание античного гимнасиума

Но и в общине Фиатиры не обошлось без искушений. Язычество здешнего разлива было бытовым, практическим. Каждая торговая гильдия имела своего покровителя в обширном римском пантеоне, и важное место в общественной жизни населения занимали профессиональные празднества, посвящённые богам-патронам. Эти праздники сопровождались пирами в храмовых трапезных, где участники вкушали идоложертвенную пищу. Для христиан-ремесленников, входивших в состав гильдий, отказ от участия в таких празднествах был, по понятным причинам, в профессиональном смысле неудобен. В нём усматривался вызов обществу, традициям; таким работникам мог грозить бойкот и невозможность заниматься своим делом. Потому находились среди христиан такие, кто пренебрегал апостольским запретом вкушать идоложертвенное. Именно это приспособленчество к обычаям языческой среды и обличается в послании к фиатирской общине.

Однако основной повод к упрёку, который высказывает Христос христианам Фиатиры, — это терпимость общины к некой лжепророчице с символическим именем Иезавель (истинное её имя нам неизвестно). Имя отсылает к книге Царств, к временам царя Ахава, чья жена Иезавель насаждала культ Ваала в Израиле, совращая народ Божий. Тем же занималась и «новая Иезавель» в Фиатире, и её последователям грозит «великая скорбь» и смерть.

Членам Церкви, не последовавшим за лжеучительницей, обещано утешение и сказано, что на них не будет возложено никакого «иного бремени», то есть никакого дополнительного ограничения помимо тех правил, что установлены Апостольским Иерусалимским собором 49 года (воздерживаться от идоложертвенного мяса, крови, удавленины и блуда).

Интересна символика обетования Христова верным Фиатиры: Дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся (Откр. 2, 26–27). Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) поясняет: «Этот образ берёт начало в древнеегипетском царском ритуале, когда фараон разбивал глиняные сосуды, символически демонстрируя таким образом власть над народами земли. В обетовании христианам всё это не означает рабского послушания или даже истребления язычников. Это просто символ для изображения великой власти тех, которые примут свою власть вместе со Христом».

Сарды. Остатки синагоги

Сегодня в Акхисаре мало что напоминает о Фиатире — четвёртой Церкви Апокалипсиса. Христиане давно покинули эти места. Дань истории город отдаёт в рамках небольшой археологической зоны. Но кое-где и за её границами находишь материальные свидетельства прошлого. Вот античная капитель, встроенная в стену дома, а вот — древнейшая из мечетей Акхисара, которая до XIV века была византийской церковью, а ещё прежде — каким-то общественным зданием, а до того — римским языческим храмом... Очередной «слоёный пирог» истории, обычный в этих местах.

Пункт 5. Сарды

В дневниковых записях Марины Цветаевой есть такое рассуждение о свойствах воспитанного человека. «Мастерство беседы в том, чтобы скрыть от собеседника его нищенство. Гениальность — заставить его, в данный час, быть Крёзом».

Имя Крёза, легендарного лидийского царя, самого богатого человека своего времени — в веках стало нарицательным. Щедрый, склонный к философствованию, довольный собой, но, в общем, симпатичный — таким предстаёт его образ из древних легенд. Геродот, которого с лёгкой руки Цицерона зовут отцом истории, начинает свои рассказы о древних народах как раз с повести о царстве Крёза (VI век до Р. Х.) и его печальном конце.

Как гласит легенда, однажды Крёз принимал у себя прославленного афинского законодателя Солона. Радушный хозяин не скупился на угощения, демонстрировал гостю свои несметные богатства и под конец не удержался. «Друг Солон, ты мудр, ты объездил полсвета; скажи: кого ты считаешь самым счастливым человеком на земле?» К его удивлению, Солон назвал имя простого афинского гражданина. Объясняя свой ответ, философ сказал: «Он жил и видел, что родина его процветает, что дети и внуки его — хорошие люди, что добра у него достаточно, чтобы жить безбедно, а умер он смертью храбрых в таком бою, где его сограждане одержали победу. Разве не в этом счастье?» Солон и дальше продолжал с подобными примерами, но не это хотел услышать Крёз. Он даже слегка обиделся: «Выходит, моё счастье ты ни во что не ставишь?» Тогда Солон произнёс свою самую известную фразу: «Если ты хочешь услышать мудрый совет, вот он: никакого человека не называй счастливым, пока он жив».

Эти слова царю пришлось вспомнить, когда в решающем сражении с персидским властителем Киром Крёз был побеждён. Крёза должны были сжечь заживо. Увидев приготовления к жуткой казни, он воскликнул: «Как ты был прав, Солон!» — «Что говоришь ты?» — спросил его Кир. — «Я говорю о человеке, которому следовало бы сказать всем царям то, что он сказал мне», — ответил Крёз. Кир стал его расспрашивать и, выслушав урок, смутился. Оптимистическая версия легенды гласит, что он приказал освободить Крёза и сделал его своим советником. Крёз же своими советами спас своё бывшее царство и народ от разграбления и гибели.

Всё это нельзя не вспомнить, приближаясь к Сардам, или Сардису, — столице Крёзовой державы. Руины великого царства располагаются в окрестностях Измира. Здесь, в Сардах, находилась пятая из Церквей Апокалипсиса. Церковь, не удостоенная от Христа ни единым словом похвалы...

В VII веке до Р. Х. Сарды были столицей могущественного Лидийского царства, где чеканились первые в мире золотые и серебряные монеты. Легендарный Крёз царствовал в Лидии с 560 по 546 год до Р. Х.. В 547 году, завоёванные Киром, Сарды стали столицей персидской сатрапии в Малой Азии. В 499 году до Р. Х. были разрушены греческими повстанцами, которые вели освободительные войны против персов. Персидский период закончился в 334 году до Р. Х., когда город сдался без боя Александру Македонскому. В дальнейшем Сарды вошли в состав Пергамского царства и по завещанию Аттала III в 133 году до Р. Х. подчинились Риму. Последующая история города типична: традиционный период византийского господства, опустошительные набеги варваров. Конец земной истории города положил приход Тамерлана в 1402 году.

Самый богатый в мире город утратил своё величие ещё тысячелетия назад. Уже ко времени создания книги Откровения Сарды, разрушенные мощным землетрясением и отстроенные заново, потеряли прежнее значение и жили в основном благодаря производству шерстяных тканей. Периоды расцвета и упадка сменяли друг друга, пока в XV веке для города не пробил час стать достоянием истории.

А природа здесь по-прежнему завораживает. Живописный фон для этого кладбища мирской славы составляют два высоких горных хребта со снежными вершинами. Обширную равнину омывает некогда золотоносная река Пактол. Говорят, и сегодня на его берегах можно найти сардоникс — камень, названный по имени города. И в центре этой природной роскоши — вечная поэзия руин.

Ещё с VI века до Р. Х. в Сардах существовала значительная еврейская община, в римские времена получившая большие привилегии от государства. Частично отреставрированное здание синагоги III века считается самым крупным из тех, что построены за пределами Палестины.

Фрагмент из бесед архимандрита Ианнуария (Ивлиева) «Апокалипсис. Беседы на радио „Град Петров“»

И Ангелу Сардийской Церкви напиши: так говорит Имеющий семь духов Божиих и семь звёзд: знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв. Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти; ибо Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны пред Богом Моим. Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя. Впрочем у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны. Побеждающий облечётся в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам.

Обращение к Церкви в Сардах носит характер проповеди покаяния и в целом напоминает послание в Эфес. И здесь, и там прежнее блаженное состояние противопоставляется современному сомнительному. Не сказано определённо, в чём упрекается Сардийская Церковь. Говорится, что она сонная и мёртвая. Иногда полагают, что это образы нерешительности, халатности и бездейственности. Удовлетворённая своей умеренностью, она вовсе не имеет желания развивать у себя какое-нибудь лжеучение, но нет у неё и христианского энтузиазма, той силы убеждённости, которая может вызвать её преследование.

Однако стих четвёртый указывает совсем в ином направлении: Церковь осквернила свои одежды. На языке Иоанна это означает, что она предалась распутству. Иначе говоря, Церкви в Сардах угрожало либертинистское заблуждение, соглашательство с языческим образом жизни, которое оправдывало себя ложно понимаемой свободой во Христе. При этом всякое упоминание о лжеучителях отсутствует. Следовательно, Церковь, за малым исключением, была единой в своём заблуждении. Поэтому она мертва или близка к смерти, и ей угрожает суд. Извне можно получить впечатление, будто речь идёт о Церкви, исполненной жизни. Но в действительности она мертва, в ней отсутствуют «дела». Для Иоанна действительная жизнь проявляет себя в делах, то есть в нравственных поступках. Отсутствие дел означает смерть или сон (иудейская и раннехристианская традиция под этими образами понимала греховное состояние человека).

Христианам не просто чего-то недостаёт, но они, будучи близки к смерти, — а именно так описано их религиозно-нравственное состояние, — должны радикально покаяться. Поэтому Церкви направлено настоятельное требование: бодрствуй! Здесь бодрствование равно жизни, а сон — смерти. Церковь должна бодрствовать, проснуться, ибо приближается Судия. Очевидно, призыв направлен к тем добросовестным членам Церкви, которые должны заботиться о том, чтобы утверждены были и «прочие». Но представлено всё это во втором лице — «ты», то есть распоряжения отдаются «Ангелу Церкви», как бы ответственному за неё. Стих третий говорит о том, в какой форме должно происходить пробуждение, бодрствование. Церковь должна вспомнить своё начало. Поставлены на карту первоначально принятые спасительные дары благовестия (что ты принял и слышал). Именно их следует держаться (хранить). Но это возможно только через обновление жизни, то есть через покаяние. Речь идёт, судя по общему смыслу, о соблюдении однажды принятых норм христианской нравственности. Если христиане не обратятся, Христос их застанет врасплох, как тать, ибо они не знают, в какой час Он придёт.

Но в Церкви есть проблески света: те люди, которые живут согласно воспринятому некогда спасительному дару. Образно это выглядит так: не запятнали своих одежд, то есть не осквернили себя сексуальной «свободой». Иоанн использует образ одежды, который характеризует человека в целом, а более конкретно — человеческое тело. Ведь осквернение через блуд фактически происходит в сфере телесного. Белый цвет — цвет небесного мира. Поэтому белые одежды символизируют небесную, прославленную телесность.

Только тот, кто соблюдает себя в повседневной жизни, выйдет из неё победителем. Таковому гарантируется, что его имя не будет вычеркнуто из «книги жизни». Здесь использовано иудейское представление, согласно которому Бог ведёт некую книгу, в которую вписаны имена благочестивых, которым уготовано место в грядущей славе. На последнем Суде Христос выступит свидетелем их чистоты и добрых дел перед Своим Отцом и перед Ангелами Его.

Итак, в пророческом обращении к Церкви в Сардах речь идёт не о простой халатности и равнодушии членов Церкви, а о неких либертинистских тенденциях, прежде всего о распутстве. «Побеждающий» — тот, кто воздерживается от блуда в разных его проявлениях, и в прямом, и в переносном смысле.

Сарды. Фрагменты пола синагоги

Во втором веке Церковью в Сардах управлял святитель Мелитон Сардийский. Помимо богословских споров о Пасхе, он известен своим обращением к Марку Аврелию, в котором изложены аргументы в защиту христиан и христианства. Не исключено, что доводы святителя оказали воздействие на императора-философа; хроники доносят до нас его слова, обращённые к подданным по случаю крупного землетрясения. «Вы приходите от этого в отчаяние, — а христиане утверждаются в вере своему Богу. Когда вы не имеете никаких опасений, — вы нерадеете к богам, не приносите жертв бессмертному Богу и гоните до смерти христиан, поклоняющихся Ему».

Сарды оставались епископской кафедрой до XIV века. Христиане построили здесь немало храмов, остатки некоторых видны до сих пор. Среди артефактов, доступных взгляду редкого здесь туриста, наиболее представительные относятся к византийскому времени. Комплекс бань и гимнасий, торговые ряды, театр... Уцелели и остатки святилища Артемиды, уже знакомой нам по Эфесу. Здесь можно себе представить, как выглядели построенные римлянами улицы с мраморными колоннадами. А с самых древних времён, от великой столицы Лидии, описанной Геродотом, сохранилось немного: остатки оборонительной стены, мастерских и жилого квартала.

И, конечно, могилы. Их здесь тысячи, разбросанных на склонах акрополя, холмах и скалах по обе стороны реки. Эллины и иудеи, готы и арабы, персы и турки. Сказочно богатые цари и скромные прядильщики шерсти. Безвестные солдаты бесконечных войн и матери, растившие новое поколение солдат. Язычники, счастливые своим простым земным счастьем, — и христиане, чаявшие жизни будущего века. Двадцать семь веков все они ложились в эту сухую горячую землю. Ложились, чтобы встать однажды по звуку архангельской трубы на последний Суд, который выше суда человеческого, выше суда истории.