Владимир Легойда: «Антиклерикальная волна спала, и это хороший итог года»

2013 год для Русской Православной Церкви был непростым – продолжалась начавшаяся ещё в 2012 антиклерикальная критика, произошёл ряд важных событий, в которых РПЦ принимала непосредственное участие.

Итоги года

Владимир Шушкин, АиФ.ru: Как можно в целом охарактеризовать итоги года для Церкви? Это касается как самой Церкви, так и диалога с обществом, который местами проходит тяжело.

Владимир Легойда: Давайте для начала определимся, о чём мы сейчас ведём речь. Церковь как мистическое тело Христово вне итогов года и вообще вне времени. Можно говорить о Церкви как о сообществе людей, о Церкви как об организации. Здесь тоже важная оговорка: говоря «Церковь и общество» неверно представлять, что это такие непересекающиеся реальности. Что есть, мол, общество — это мы, люди, и есть Церковь — «инопланетяне» со своими законами. И вот с ними у нас, общества, есть отношения. Повторяю, это неверное представление. Православные верующие сегодня — это большая и даже большая часть нашего общества. Они очень разные, в том числе и в своих общественно-политических предпочтениях. Но всех их объединяет вера в Христа, усилие, чтобы Евангелие было не просто умной книгой, но пространством смыслов, в котором ты живёшь и которое для тебя является главным. Хотя сразу замечу, что для кого-то признание Евангелия умной книгой — тоже шаг, и тоже усилие. Поэтому главный итог года для Церкви — это те изменения, которые произошли в человеческих сердцах. Увы, для социологов этот итог сложно измерить и посчитать.

Владимир Легойда. Фото: АиФ / Роман Кульгускин

— Мне кажется, это некоторый уход от ответа…

— А мне представляется, что это попытка разговора по существу. Понимаете, в каком-то смысле таким вопросом, точнее, ожиданием ответа в «цифрах и фактах» мы пытаемся встроить Церковь исключительно в логику организации, корпорации: итоги года — что сделано, что не реализовано, над чем ещё поработать. Конечно, количественные показатели тоже есть, Церковь и организация тоже. Но даже как организация Церковь живет по закону любви. Вот, скажем, я — преподаватель. Каковы для меня итоги года жизни моего Университета? Рейтинг успеваемости, индекс цитируемости, количество отчисленных… А каковы итоги года для меня как гражданина? Рост ВВП, индекс инвестиционной привлекательности страны, уровень зарплат. И т.д. И вот я — член Церкви. Каковы для меня итоги года? Стал ли я и мы все ближе к Богу? Изменился ли мой и наш внутренний мир настолько, чтобы он хоть как-то положительно влиял на окружающих людей? Смог ли я совершить или не совершить какой-то значимый поступок, потому, что я — христианин? Например, не уволить кого-то, поддавшись эмоциям. Чем больше мы задаемся такими вопросами, тем лучше итоги года в жизни Церкви.

— Вы против социологических измерений жизни верующих?

— Ни в коем случае: я их приветствую. Но что считают и измеряют социологи: что думают и как себя ведут люди, называющие себя православными (мусульманами и т.д.). Сколько среди них людей с высшим образованием, насколько они знают церковную догматику, как часто ходят в храм и какие общественные ценности для них наиболее важны. Интересно это? Чрезвычайно. Отвечает ли исчерпывающим образом на поставленный Вами вопрос? Не уверен.

— И все же… 2013 год сильно отличался от 2012-го, потому что прошлый год был очень сложным. Были скандалы, была волна даже не против Русской Православной Церкви, а антиклерикальная волна. Сейчас, спустя год, что-то изменилось?

— Начну с того, что говорили в том числе и мои коллеги в конце прошлого года: нет худа без добра. Антиклерикальная волна имела один безусловный положительный эффект: перемещение церковной тематики с периферии общественного и медийного поля в их самый центр остро поставило перед многими в нашем обществе вопросы, которые раньше были важными всё-таки для небольшого круга церковных людей: что такое христианство? Как жить по Евангелию в XXI веке? Если вера — это моё частное дело, могу ли я мотивировать свои общественные поступки религиозными причинами? Раньше об этом говорили очень мало. Уже в прошлом году заговорили много и всерьёз. Ответы, кстати сказать, тоже предмет серьёзной и вдумчивой дискуссии. В том числе, и в самом церковном сообществе.

Продолжая эту мысль, замечу, что положительным итогом 2013 года стало закрепление таких действительно значимых тем в общественном и медийном полях. Антиклерикальная волна спала — а она спала совершенно очевидно, могу сказать это как человек, регулярно измеряющий медийное поле, но интерес к содержательной религиозной проблематике остался. И это — хороший итог уходящего года.

— В конце года Владимир Путин встретился с Папой Римским. Выглядит это, как будто налаживаются мосты для более тесного контакта с католическим миром. Насколько это возможно? Что означает встреча Путина с Папой? Участвовала ли Церковь в формировании повестки дня этой встречи?

— Встреча президента России с Папой Франциском — это, прежде всего, встреча глав двух государств, поэтому у неё своя повестка дня. Отношения Русской Православной Церкви с Римо-Католической Церковью насчитывают века и развиваются по своей логике. Церкви общаются напрямую, возникающие в процессе диалога вопросы являются внутренним делом Церквей.

Что касается возможной встречи понтифика с главой Русской Православной Церкви, то мы много раз говорили об этом. Это вполне возможно. Самое главное — такая встреча не может произойти «для галочки», не может быть каким-то имиджевым ходом, как сейчас принято говорить. Она будет подготовлена, когда решатся вопросы, вызывающие сегодня напряжение (в первую очередь, конфликт между православными и греко-католиками на Украине).

Возвращаясь к встрече президента с понтификом, не могу не отметить, что на ней обсуждалось положение христиан в современном мире, прежде всего, на Ближнем Востоке, ситуация в Сирии. Мы горячо приветствуем усилия руководства Российской Федерации по отстаиванию интересов христиан, которых многие в мире просто не хотят замечать. Сейчас немало говорится о правах различных социальных групп, а вот об этой группе наших братьев и сестёр по вере, которую на наших глазах физически уничтожают, беспокоятся почему-то гораздо меньше. Поэтому приветствуем и то, что эти усилия поддерживает и Римско-Католическая церковь.

Владимир Легойда. Фото: АиФ / Роман Кульгускин

Церковь в повестке дня

— Самый запоминающийся «нарыв, который лопнул» в этом году — Бирюлёво. Простому человеку, верующему или неверующему, кажется, что Церковь должна существенную роль играть в межнациональном примирении. Может ли она это делать?

— Сначала немного о «делании» вообще, продолжая предложенную мною логику. Я мог бы много рассказать, например, о том, как в прошлом году Церковь активно занималась благотворительностью. Но Церковь — не благотворительная организация, у неё другие задачи, это не основное её назначение. Могу поведать, что Церковь активно занималась образованием, проводила различные конференции и учила детей в православных школах и вузах, но она — не министерство образования и не университетская корпорация. Кроме того, мы построили много храмов, но церковную жизнь измеряем не только их количеством… В Церкви человек получает то, что он нигде больше не получит. Понимаете? Он может получить кров помимо Церкви, пищу — не в Церкви… Церковь уникальна тем, что здесь человек спасается. Все остальное — продукт вторичной деятельности. Важный, но вторичный. Не существующий без первого. А что такое спасение? Если говорить не богословским языком, то это, в том числе, преодоление одиночества и эгоизма (нередко они связаны), уход от ужаса небытия, обретение смысла в кажущемся бессмысленным мире… Вот это самое главное. Без этого любой разговор вторичен.

Далее. Церковь — это люди. Когда мы хотим узнать, что делает Церковь, надо смотреть, что делают верующие люди. Важно понимать, что основной вектор служения Церкви направлен не на внешние дела, то есть он не из человека (это то, что вы ждёте от меня, когда спрашиваете, что мы сделали вовне), а он направлен внутрь и стремится изменить человека. Как в семье (недаром в церковной традиции семью называют малой Церковью). Представляете себе вопрос: а что сделала семья для преодоления бирюлёвского конфликта? Как ответить? Семья воспитывает детей. Вот не больше и не меньше. Так и Церковь то же самое делает, только она ещё и семью (взрослых) воспитывает. Это самое главное. Конечно, это не прямая аналогия, поэтому приведу еще одну. Меня часто спрашивают (в силу профессии): а каким должен быть настоящий православный журналист? И я всегда отвечаю: православным человеком и профессиональным журналистом. Понимаете? Православие — это не про профессию, а про человека, про базовые принципы, которые определяют этику профессии, про воспитание личности.

И уже воспитанные Церковью люди могут помогать разрешать конфликты, Таких людей Церковь благодарит. Есть другие, которые, называя себя верующими, порой подливают масла в огонь. О таких Церковь плачет. И обо всех молится.

Владимир Легойда. Фото: АиФ / Роман Кульгускин

Конечно, есть и большая, важная, кропотливая работа, которую проводят церковные учреждения, взаимодействуя с государством, с общественными организациями. Нередко создавая или вдохновляя людей на создание таких организаций. И я ни в коей мере не умаляю труд моих коллег по синодальным или епархиальным учреждениям, тем более, что сам имею честь возглавлять одно из них. Просто даже об этом в СМИ говорится больше, чем о главном. А с вашей помощью я позволил себе роскошь непозволительную – сказать о главном, когда тебя не перебивают и не втискивают в прокрустово ложе современных журналистских форм.

Ещё о главном в связи с вашим вопросом. Место Церкви не на баррикадах. Мы знаем из истории, да и из современности, когда на баррикадах появляется священник — это ни к чему хорошему не приводит. Потому что место священника в храме. Конечно, это совсем не значит, что позиция Церкви не может звучать в общественно-политическом поле. Может — а порой и должна. Но эта позиция должна быть лишена сиюминутной политической конъюнктуры, это пастырская, а не политическая позиция.

Наконец, непосредственно к вопросу. Что мы можем сделать? Мы всегда славились своим гостеприимством, добрым отношением к людям другой веры, другой национальности… И сегодня очень важно, чтобы приезжающие в Россию люди чувствовали это традиционное гостеприимство. А желающие связать свою судьбу или жизнь с нашей страной — знали не только её законы, но и культуру, и язык, и обычаи. И здесь Церковь старается оказать ту помощь, которая ей по силам. У нас есть совместная рабочая группа с Федеральной миграционной службой, которая и занимается подобными вопросами.

Но: нельзя допускать ситуацию, когда домочадцы начинают ощущать себя лишними в своём собственном доме. Да, мы можем и должны поступаться личными интересами ради пользы нуждающихся. Но «нуждающиеся» перестают быть таковыми, когда посягают на мир и безопасность наших близких, на добрые традиции и обычаи. В каждом российском регионе есть свои традиции и обычаи, которые необходимо соблюдать тем, кто оказывается в этом месте. Но есть и гражданский закон — единый для всех: и православных, и мусульман, и иудеев; и русских, и не русских. Закон мы обязаны соблюдать как люди верующие и ответственные перед Богом. Да, закон предполагает принуждение к тем, кто его нарушает. Если силой государственной власти не наказывать нарушителей закона, то пострадает все общество. А члены общества должны помнить, что подобное принуждение — прерогатива государства и закона, а не неформальных групп разгоряченных граждан.

— Условно говоря, я — обычный прихожанин, я прихожу в Церковь ещё и за тем, чтобы мне там подсказали, научили, я ведь доверяю ей. Например, мне не хватает актуальной проповеди, потому что все проповеди, которые я слушаю, они к праздникам, поясняющие то или иное их значение. Актуальной повестки не хватает.

— Да, очень не хватает актуальной проповеди. Но актуальная проповедь для Церкви — это проповедь о человеческом сердце, о христианском отношении к миру, это не конкретный рецепт поведения на все случаи жизни. В прошлом веке жил такой замечательный священник, исповедник Роман Медведь (его мощи сегодня находятся в храме Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе). Церковь причислила его к лику святых за верность Христу и бесстрашное исповедание веры, несмотря на гонения и тюрьму… Отец Роман говорил, что задача священника «так воспитать душу, чтобы она сама могла стать пред Господом и вполне свободно и сознательно избрала добро».

Представьте себе — даже в ситуации духовной жизни духовник должен стремиться к тому, чтобы не он делал выбор за свое чадо, но воспитанный им человек осознанно следовал Евангелию.

Мы называем священника «духовным отцом». А в чём задача отца? В том, чтобы до конца жизни ходить с сыном-оболтусом за ручку? В том, чтобы не пускать его на разгром в Бирюлёво или, наоборот, отправлять туда? Его задача — воспитать, то есть, научить человека думать, чувствовать, переживать таким образом, чтобы он сам принимал правильные решения. Можно актуализировать проповедь иначе — конкретными советами на каждый случай жизни, но представляете, во что это превратится? Церковь не отбирает у человека свободу. Актуальность проповеди в том, чтобы человек увидел, как Евангелие приложимо к его жизни, как, выходя из храма, оставаться христианином. Везде: в автобусе, на работе, в семье, на улице. Оказавшись в шумной, пьяной толпе на празднике или в разгоряченной толпе, громящей магазин; в тишине начальственного кабинета и в солдатском окопе. Или в строю ОМОНа, отправленного не допустить беспорядков на улице.

Знаете, какой очень актуальный совет дал мне как-то мой духовник? Если есть сомнение: делать или не делать, говорить или не говорить и проч., попробуй мысленно взять благословение. Очень действенно! Благословите… выпить бутылку водки! в порыве благородного гнева ударить женщину! Не получается, правда? Сразу многое становится на свои места.

Владимир Легойда. Фото: АиФ / Роман Кульгускин

Год юбилеев

— В 2013 году отпраздновали 400-летие Дома Романовых. Прошло много мероприятий, всё было очень пафосно. Какова была роль Церкви в организации этих празднований? С позиции обычного человека это кажется странным. Да, император был канонизирован, но ведь многие представители этой династии к Церкви относились очень «практически».

— Ну, немного пафоса после десятилетий лжи — не так уж и страшно. Главное, чтобы всё не ушло в пафос. А этого, на мой взгляд, не происходит. Роль Церкви в этих празднованиях очень велика. Приведу один из самых ярких примеров: подготовленная Патриаршим советом по культуре выставка в Манеже «Православная Русь», посвященная 400-летию Дома Романовых. За две недели ее посетило более 300 тысяч человек!

Но выставка — это наш вклад в разговор об истории. Сложный, важный разговор. Что такое история? Пророчество о прошлом, как сказал один американский ученый? Только факты? А как отделить факты от интерпретации? Даже современные физики задаются таким вопросом, а мы что, считаем, что можем легко одно от другого отделить? Мне кажется, что это важно, причём есть вещи, которые нужно актуализировать, а есть вещи, которые нужно переводить в спокойный и иногда академичный разговор.

Полагаю, что Церковь смогла внести в этот важный разговор свою лепту. Если угодно, обозначить правильную тональность. Как сказал по этому поводу в одном из своих интервью Святейший Патриарх: «Мы должны искать правды: и исторической, и нравственной».

— Настороженное отношение частично было в связи с тем, что Николай II — всё-таки не Сергий Радонежский, это был, прежде всего, деятель исторический, о котором сложилось мнение, что он — хороший человек, но слабый правитель. Когда он канонизируется, у людей есть ощущение, что признали, будто он был во всём прав, но это же не так.

— Ну, преподобный Сергий тоже исторический деятель… Святость не тождественна безгрешности, а канонизация не провозглашает человека идеальным, тем более, не делает таковым. Такого человека в принципе быть не может, это противно христианскому пониманию человека. Государь Николай канонизирован как страстотерпец. То есть тот, кто смиренно, беззлобно принял смерть, в данном случае — от своих же сограждан.

Государь Николай канонизирован за это смирение, с которым он принял свою судьбу, после того как он отрёкся от престола. Это очень важно понимать. Его канонизация не означает одобрения всей его государственной деятельности, в которой безусловно, были сильные и слабые стороны. Но для того чтобы увидеть, что в его поведении христианского, достаточно почитать дневники членов царской семьи в последние дни жизни. Там совершенно очевидно явлена красота подлинной христианской души, проявлявшаяся, в том числе, в заботе друг о друге, о близких, обо всех, кто их окружал в том время… А что касается представления о царе Николае как о слабом государе, то здесь тоже много стереотипного, много неправды. Иначе мы бы не приводили в пример по многим показателям, включая экономические, Россию именно времён его царствования.

— Ещё один юбилей уходящего года — Крещение Руси. 1025 лет назад Крещение сыграло роль в объединении княжеств. Прошло 1025 лет. В глобальном понимании работа Церкви не изменилась, потому что она бесконечна. Но осталась ли роль объединителя страны, такого «надувателя парусов»?

– Сначала о Крещении. В последнее время часто (и совершенно оправданно) говорят, что это — исторический, цивилизационный выбор Руси. Однако, бывает и так, что, чем чаще ты произносишь правильные слова, тем меньше за ними улавливается смысл. Очень бы хотелось, чтобы люди понимали, что это действительно так, что каждая буква, если хотите, этой оценки верна. Да, история не знает сослагательного наклонения. Но если бы в 988 году князь Владимир не крестил Русь, мы бы с вами сейчас не сидели и не беседовали. Страна была бы другой, мир был бы другим, всё было бы другим… Кто-то, может быть, скажет: и слава Богу, но мне лично так не кажется. Не было бы ни великой страны, ни великой истории, ни Толстого с Достоевским, ни Репина с Айвазовским, ни Чайковского со Свиридовым… Этот выбор действительно определил всё развитие нашей политической, гражданской, культурной жизни… Как можно понять Достоевского с его «красота спасёт мир» без рассказа о выборе веры гонцами князя Владимира? Ведь именно народная память фиксирует этот критерий — красота — в словах о богослужении в храме Святой Софии: «Не знаем, на небе мы были или на земле». А Церковь сегодня и есть хранительница этой красоты, которая стала отправной точкой нашего развития, которая вдохновляла наших великих предков и которая, очень надеюсь, не будет безразлична нам, их потомкам.

Владимир Легойда. Фото: АиФ / Роман Кульгускин

Не главное, но важное направление

— Понятно, что благотворительность — это не главное направление деятельности Церкви. Тем не менее, Церковь широко занимается благотворительностью, в том числе и помощью, и волонтёрскими движениями. В прошлом году было ужасное наводнение с жертвами в Крымске, и Церковь существенную роль сыграла в помощи. В этом году Дальний Восток. Как-то учитывается этот опыт, идёт ли перепрофилирование добровольческого движения церкви?

— Наверное, сегодня только ленивый не знает о деятельности Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению. За последние 5 лет сотрудниками отдела накоплен колоссальный опыт. В том числе, по действию в кризисных ситуацяих. Во-первых, мы поняли, что когда что-то происходит, чтобы начать помогать, нужно понять, какова реальные потребности пострадавших. Это очень важный момент. Церковь собирает то, что требуется. Если нужен аспирин, значит, будет аспирин. Если он не нужен, значит, его не будут покупать. Второе. Важность системного взаимодействия с профильными государственными организациями. У отдела по социальному служению самые тесные отношения с МЧС, с минздравом. С одной стороны, курсы, которые священники проходили в МЧС, а с другой стороны, занятия, которые священники проводили с сотрудниками министерства.

Вот, например, последние цифры по помощи пострадавшим на Дальнем Востоке. На сегодняшний день собрано более 100 миллионов рублей — от частных лиц, приходов, епархий. Церковь приобретала технику, гуманитарную помощь, ремонтировали жильё. До сих пор есть какие-то запросы, с которыми адресно разбираются. Причём важно понимать, иногда говорят: а почему деньги ещё не потрачены? Ровно поэтому. Можно, конечно, сразу перечислить. А что дальше? Мы, может быть, не потратили все собранные деньги быстро, но мы уверены, что ни один рубль из тех денег, которые собрала Церковь, не украден, не потрачен зря. Он абсолютно по делу был использован.

— Возможно ли создание каких-то гражданских православных инициатив? Допустим, приходят люди и говорят, что хотят создать общественное движение в рамках Церкви.

— Не просто возможно, всё это уже существует. Например, международный открытый грантовый конкурс «Православная инициатива». Появился он в 2005 году как результат празднования 100-летие прославления преподобного Серафима Саровского, во время которого реально проявилось соработничество Церкви, власти и общества. Грандиозное было празднование. Из всех Поместных церквей приезжали. Люди, которые это всё готовили со стороны епархии, местных властей и общественности, не хотели терять накопленный опыт работы. Вот тогда и был создан, в том числе, и фонд Серафима Саровского, который стал заниматься грантами по поддержке гражданских инициатива. Гранты даются на условиях софинансирования, чтобы люди не просто получали деньги за красиво оформленную заявку, но и сами внесли свой вклад в дело: опыт показывает, что в таких случая больше шансов, что проект будет жить и по окончании срока действия гранта.

Когда об этом опыте несколько лет назад рассказали Святейшему Патриарху Кириллу, он не только приветствовал инициативу, но предложил её масштабировать. Так был создан Координационный комитет под эгидой церкви по поддержке социальных, культурных, образовательных и прочих инициатив, который набирает обороты. Грантовый фонд в 2012 году составлял 115 млн рублей, в 2013 году — чуть больше. Гражданское общество в действии.

Владимир Легойда. Фото: АиФ / Роман Кульгускин

Церковь, 21 век

— Очень серьёзное идёт обсуждение, можно ли крестить детей. Есть мнение, что не нужно крестить несовершеннолетних, потому что они лишены выбора таким образом. Как Церковь к этому относится?

— Это логика неверующего человека. Верующий человек рассуждает иначе. Он исходит из реальности духовной жизни. Поэтому мне важно, чтобы мой ребёнок приобщался к таинствам Церкви. Мы же водим ребенка на занятия спортом, музыкой, учим в школе. А духовная жизнь пусть подождет до 18-ти лет? Это безответственная позиция. Второй момент, не менее важный: надуманность этого вопроса на самом деле. Если человек вырастет и решит, что он — не христианин, он всегда сможет сделать выбор. Один бывший семинарист у нас даже стал генсеком коммунистической партии и возглавлял атеистическое советское государство.

— Понятно, что у Церкви с технологическим прогрессом появляются различные инструменты. Кажется, что в этом есть какая-то опасность. У моей жены стоит в телефоне цитатник, и она видит, что сегодня такой-то праздник. А чего мне батюшку слушать, я лучше в телефоне прочитаю, что этот праздник означает. Как это совместить: использовать инструменты для общения с людьми, но при этом не отдаляясь от Церкви?

— Отмечу два момента. Первое. Самое главное таинство Церкви — это таинство Евхаристии, таинство Причастия, то есть когда человек становится частью Церкви и не просто интеллектуально и духовно, а всем своим естеством причащается иной релаьности. Таинство причастия было установлено на Тайной вечере, на последнем ужине Христа со своими учениками, когда произошло тогда непонятное для них действие: Спаситель предложил им хлеб и вино, сказав, что это Его плоть и кровь. Прошло 2 тысячи лет, и мы через это таинство (то есть то, что выше разума, необъяснимо с рациональной точки зрения) становимся частью этой высшей реальности, соединяемся с Христом. По сути дела, мы участвуем в этой Тайной вечере, становимся в один ряд с апостолами. В таинстве евхаристии мы образуем вокруг Христа особое единство, которого мир не знает: это единство веры и единство любви. Это и есть Церковь. Разве ей страшна какая-то технология?

Вместе с тем, это пространство, которое ещё вчера мы называли виртуальным, оно всё больше развиртуализируется. В каком смысле? Когда появился интернет, говорили: реальное пространство и виртуальное, и было более-менее понятно, что они мало пересекаются. Сегодня эта грань всё больше стирается. Когда мы беседуем по скайпу, это виртуальное пространство или реальное? Или когда мы совершаем реальные покупки через интернет? Я здесь не вижу угрозы. Наоборот, мне кажется, что какие-то вещи будут более доступны: поговорить друг с другом, со священником. Я вижу здесь даже определённую помощь. Чтобы что-то прочесть, необязательно покупать книжку. Или не надо с собой возить 13-томное собрание сочинений Иоанна Златоуста, можно закачать его в планшет и с него читать.

Мы начали с вами разговор с того, что Церковь — это преодоление одиночества. Информационные технологии сегодня позволяют так устроить свою жизнь, что из дома не надо выходить: можно будет удовлетворять все свои потребности… Кроме одной — тотальное одиночество человека ты без Бога не преодолеешь. У тебя может быть «умный дом», который будет по одному щелчку готовить, читать тебе книжки вслух, стирать, гладить, но одиночество никуда не денется. Любой человек в предельном смысле одинок. Каждый из нас переживал в жизни такие минуты, когда ты понимаешь, что даже самые близкие не помогут — ни друзья, ни супруг, ни родители, ни дети… К кому обратиться? Это бывает, когда до края доходишь. В таких ситуациях многие открывают для себя Бога. А виртуальная реальность — не более, чем иллюзия в преодолении одиночества. А подлинное преодоление существует только в Боге и на практике осуществляется в Церкви.