Из благих побуждений

Так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены.
(Рим. 12: 5)

Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены.
(1 Кор. 12: 26)

Художник: Ладо Тевдорадзе

Такое не каждый священник предоставит, а чтобы к нему попасть, еще по часу жди в очереди таких же нетерпеливых и лезущих скопом недавно воцерковившихся «сестер во Христе».

Другое дело – Елена. Слушать и сопереживать было ее призванием. Благо во времени ограничений не было. Елена уже не работала в своем НИИ, справедливо рассудив, что на дорогу больше потратишь, чем получишь купонную зарплату. И жила, не дергаясь, на продажу козьего молока с дачи, что на горе.

Так что разговорам в начале знакомства не было конца.

А после очередной встречи бывало и такое. Перед прощанием помолится Елена у своих бумажных образочков (в ее крошечной «хрущевке» все восточные стены были как один большой иконостас) и вдруг выдаст неожиданное:

– На метро, Варюша, не ходи. Езжай автобусом.

Варвара, из духа противления, обязательно пойдет на метро, а оно хлоп – закрыто. Опять, выходит, в городе свет отключили. Приходилось тогда нагонять переполненный автобус и висеть всю дорогу на подножке, цепляясь за расшатанный поручень.

Пыталась Варвара потом докопаться до истины:

– В чем тут у вас фокус?

Елена только, сдержанно улыбаясь, отвечала:

– Мне Господь на молитве открывает, как поступить.

– А у меня почему так не выходит? – не унималась Варвара.

– Слушай, что я говорю, и со временем всё придет.

Короче говоря, Варвара все уши прожужжала своим подругам:

– Какого я человека откопала!

Подруги постарше не клевали на ее эмоции, а состав помоложе – семнадцатилетние девчонки – очень даже заинтересовались.

– А ну познакомь!

Варвара очень оперативно устроила нечто вроде брифинга после воскресной службы. По ходу выяснилось, что Катю, Нателлу, Оксану и Нину не интересовали тонкости теософского характера. Елене они задали конкретный вопрос:

– Как удачно выйти замуж?

Елена не растерялась, тут же дала им брошюрку «Христианский брак» и длиннющую «Молитву девицы о супружестве».

Вот она:

«О, всеблагий Господи, я знаю, что великое счастье мое зависит от того, чтобы я Тебя любила всею душою и всем сердцем моим и чтобы исполняла во всем святую волю Твою. Управляй же Сам, о Боже Мой, душою моею и наполняй сердце мое. Я хочу угождать Тебе одному, ибо Ты Создатель и Бог мой. Сохрани меня от гордости самолюбия; разум, скромность и целомудрие пусть украшают меня. Праздность противна Тебе и порождает пороки, подай же мне охоту к трудолюбию и благослови труды мои. Поелику же закон Твой повелевает жить людям в честном супружестве, то приведи меня, Отче Святый, к сему освященному Тобой званию не для угождения вожделению моему, но для исполнения предназначения Твоего, ибо Ты Сам сказал: “Нехорошо человеку быть одному”, – и, создав ему женщину в помощницу, благословил их расти, множиться и населять Землю (Быт. 1: 28; 2: 18). Услыши смиренную молитву мою, из глубины девичьего сердца Тебе воссылаемую, дай мне супруга честного и благочестивого, чтобы мы в любви и согласии прославляли Тебя, милосердного Бога Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

На том и расстались.

Девочки решили читать ее ежедневно.

Рассказывать историю каждой в отдельности – многосерийный фильм выйдет. Стоит остановиться на Кате Джапаридзе, так как в ее эпопее нашлось место всем героям повествования.

Начался Рождественский пост 1994 года.

До Варвары дошли слухи, что Катя собралась замуж. И ее неуемная подруга тут же поехала на другой конец города выяснять подробности. А подробности не вселяли оптимизма.

Катин избранник Дито имел 27 лет от роду, уже несколько раз был женат, хронический безработный и бесквартирный. Следовательно, он теперь претендент на Катины апартаменты – анализировала Варвара по дороге имевшуюся информацию. На счет апартаментов она того – загнула по своему обыкновению. На самом-то деле это кособокий самострой у мусорной свалки, размером 4 на 4, без окон, с земляным полом, санузел в форме скворечника во дворе, забора хоть какого-нибудь – и того нет. Это же в какой нужде Катина мать при коммунистах жила, раз ничего себе получше не соорудила?! Так, дедуктируя под тряску трамвая, добралась Варвара до знакомого оврага на Московском проспекте.

И вот сидит Варвара при мерцании керосинки и слушает штрихи к портрету без пяти минут официального мужа:

– Он очень сложный человек, – рассказывает Катя. – Он и пил, и кололся, и женщин у него было много. Но это мой крест. Я молилась, и Бог мне его послал.

– С чего ты взяла?

– Мы познакомились в сентябре. Я стала за него ежедневно просить, и он уже четыре месяца не пьет. Я смогу его спасти. У нас такая духовная связь, что мы чувствуем друг друга на расстоянии.

– А если он сорвется?

У Кати какая-то обреченность в голосе:

– Будь что будет. Мы уже подали заявление. Уже и продукты для стола купили. Не выбрасывать же.

– Тебе еще нет 18. Подожди хоть до совершеннолетия. К тому же, сейчас пост.

– Ничего, мы повенчаемся потом.

– Он же безработный, пусть хотя бы работу сперва найдет, – не унималась Варвара, ощущая себя премудрым пескарем. – И как вы будете жить здесь все вместе: ты с Дито да еще и мать с отчимом? – кивнула на Катины хоромы. – Кстати, а что мать говорит?

– Она согласна.

Спорить дальше не имело смысла. И Варвара поехала к Елене докладывать собранные новости.

Короче говоря, свадьба состоялась, Нателла была свидетельницей.

Художник: Ладо Тевдорадзе

19 декабря звонок Нателлы и крик в трубку:

– У нас ЧП. Дито вдрызг напился и сильно избил Катю, настолько, что у нее синяки под глазами. Она пыталась перерезать себе вены, но не получилось. Сейчас мы с девочками бегаем туда по очереди, чтоб они чего-нибудь не натворили друг с другом. Мы не знаем, что делать!

«Что делать», Варвара тоже понятия не имела и поехала к Елене на дачу, куда та уже перебралась, чтобы ухаживать за парализованной матерью и отцом.

– Бедная девочка! Помоги ей Господи, – перекрестилась Елена, услышав новости. – Я знала, что он сорвется. В пост враг особенно неистовствует.

Потом подошла к иконам; беззвучно помолившись какое-то время, сказала:

«Бедная девочка! – перекрестилась Елена, услышав новости. – Ей надо немедленно исповедаться и причаститься. И Господь подаст выход…»

– Ей надо немедленно исповедаться и причаститься. И Господь подаст выход… Ведь это гордыня была с ее стороны – спасать его. Да разве мы, грешные, можем кого-то спасти? Спасает Господь. Потом этот нецерковный брак в пост, попытка самоубийства… Объясни ей это всё поподробнее. И пусть завтра же идет в церковь.

– Он ее из дома не выпускает.

– Ничего, вы с Нателлой помолитесь по соглашению, я отсюда буду просить. И Господь умягчит его сердце. Утешь ее, скажи, чтоб не унывала. А сейчас поезжай прямо в церковь, к дежурному священнику, расскажи всё и делай, как он благословит. Мне-то Господь так на сердце положил, но я человек грешный…

Отец Павел, выслушав всю историю, не задумываясь, сказал то же самое:

– Пусть как можно скорее исповедуется, причастится – и что-то изменится к лучшему. А с этим ее «супругом», – он возвысил голос, – я благословляю развестись. Наркомания так просто не проходит. Даже если бы они были венчаны, Церковь с наркоманов венец снимает. Он ведь и ее может заставить употреблять наркотики. Так и передай, пусть побыстрее разводится…

Увидев Варвару, Катя зарыдала:

– Мне жить не хочется. Я боюсь с ним оставаться одна, – и, пользуясь случаем, что Дито во дворе рубил дрова, показала предплечье с красными точками – следами вилки.

Вскоре появился и сам виновник переполоха. Увидев гостью, заулыбался, достал водку и тарелку хамсы:

– Угощайтесь, девчата.

Дальше был спектакль под названием «принимаем гостей» с участием всех присутствующих. Дито был тамадой, Варвара усердствовала с ответными тостами и сыпала анекдотами для усыпления бдительности, давясь солониной без хлеба. Но всё же ухитрилась передать сказанное и назначить встречу на завтра, мало надеясь на успех предприятия.

На следующее утро Варвара, к своему вящему удивлению, наткнулась в притворе на Катю с Нателлой. Даже заикаться стала.

– Умоляю, к-к-как это вышло?

– Сама не знаю, почему он меня отпустил. Я-то наврала, что сегодня особый день для семейной жизни и прочее, – и Катя поправила черные очки – маскировка для синяков под глазами. – Всё равно фантастика. Еще вчера даже за хлебом не пускал, а тут не знаю, что на него нашло.

Что уж она там говорила священнику, Варвара не спрашивала, только с удивлением наблюдала, как Катя через какое-то время подошла к Причастию. Потом все разошлись переваривать впечатления.

Чудеса в этот день не кончились. Несется Варвара на Трикотажку, на смену опаздывает, глядь: навстречу Маквала Тетрадзе идет из ОТК, издали улыбается.

– О чем ты так усиленно думаешь? – спрашивает. – У тебя лицо, как телевизор.

Варвара и вывалила в двух словах все последние приключения, потому что Маквала – в доску свой человек. Само понимание и сострадание ко всем окружающим. Маквала послушала, послушала и вдруг предложила гениально простое:

– Пусть твоя Катя идет ко мне жить.

И ключ Варваре протягивает:

– Вот. Держи. Мне только веселее будет. Он ее здесь не найдет. А если даже найдет – ничего не сделает: в общежитии круглые сутки милиция сидит… А я комендантше скажу, что ко мне двоюродная сестра из Гардабани приехала.

Сжимает Варвара ключ в руке и не верит такому везению. Опять, значит, благословение сработало. Вот оно: «После Причастия Господь подаст выход!»

Но, к сожалению, Катя этим не воспользовалась.

– Я всё же потерплю, подожду. Может, он исправится, – сказала она, узнав о ключе.

Напрасно Варвара ее уговаривала, описывала всю прелесть варианта с общежитием, обещала таскать еду и всё необходимое.

Катя, что называется, рогами уперлась:

– Еще потерплю.

Чтобы как-то ускорить события, пошла Варвара заказывать молебен к отцу Филарету, еще ничего не знавшему обо всей истории.

Собралось их человек пять перед образом «Нечаянная Радость». Вышел отец Филарет с крестом и Евангелием. Все передали ему свои записки с именами. Батюшка начал читать их, а дойдя до Кати, возвысил голос:

– …святые мученики Гурий, Самон и Авив, молите Бога о ней.

Дальше – больше. Дойдя до имени алкоголика, известного только Варваре, он вновь возвысил голос:

– …святые мученики Вонифатий, Моисей Мурин и святой праведный Иоанн Кронштадтский, молите Бога о нем.

То же самое повторилось и с другими именами в записках. По удивленным лицам остальных было видно, что он обращался именно к тем святым, в чьей помощи нуждались поминаемые.

Варвара только ахала, но с вопросами лезть не решалась. Статус не тот и ситуация не подходит.

Прошло два месяца. У Кати всё без изменений: террор с его стороны и желание всё терпеть с ее.

Потом долгожданный звонок от Кати:

– Приезжай ко мне по такому-то адресу. Мне очень нужно повидаться. Я ушла от мужа и живу у двоюродной сестры…

Едет к ней Варвара и дорогой думает, умные слова подыскивает, что сказать, как утешить человека после такой травмы.

А Катя ей с порога «1:1 сделала», оглоушила:

– Привези мне, пожалуйста, Новый Завет, – и невесело пояснила: – мой собственный Дито, когда выпивши был, разорвал… Мне очень нужна духовная литература.

«Вот тебе на! – туго соображает Варвара, сразу же позабыв приготовленную умную речь. – Ничего себе переключения! Она теперь сама кого хочешь утешит».

«Мне Господь такие чудеса показал, что просто нельзя так, не задумываясь, жить дальше», – и Катя взахлеб принялась рассказывать.

– Мне Господь такие чудеса показал, что просто нельзя так, не задумываясь, жить дальше. И Катя ей дальше взахлеб принялась рассказывать, будто боится не успеть:

– Это ведь не жизнь была, а что-то такое, что я не могу словами выразить. Постоянный страх. Он ведь опять колоться начал. А когда приходил выпивший или наколотый, вообще на человека не был похож. Всё кругом крушил. Сколько раз я хотела самоубийством покончить. И всегда меня Господь от этого удерживал. Только соберусь с собой что-то сделать, в этот момент кто-то придет или невольно помешает. Раз даже я термометр сломала и ртуть выпила. Потом села Библию читать. Ждала, что отравлюсь, но ничего не произошло… И сны какие были потрясающие… Опять как-то уныние нахлынуло, ну, думаю, не могу так больше жить – и той же ночью увидела во сне, что меня будет ждать после смерти, если я решусь на этот шаг. Это был такой кошмар, что я не могла дождаться утра, только мысленно просила: «Господи, продли мне жизнь»…

Она рассказывала очень сбивчиво, пытаясь объять необъятное, что было за последние месяцы.

– В общем, я потом обет дала: «Господи, избавь меня от него, и я буду жить по-другому». Дито сперва вообще и слышать не хотел о разводе. Стоило мне завести разговор об этом, он начинал вопить, что зарежет меня, чтоб я вообще никому не досталась. А потом как-то в один день сам спокойно сказал: «Давай разойдемся. Всё равно жизни нет». И вот я здесь, у сестры, в безопасности…

В конце своего рассказа Катя объяснила, почему ей нужна срочная встреча с Еленой:

– Я же обет дала. Я что конкретно делать – не знаю. Она сможет сказать, с чего мне начать…

Через несколько дней подруги вместе отправились к Елене на дачу.

Что же касается Кати, то, побывав там, она стала регулярно бывать на службах и молиться о том, чтобы как можно скорее получить развод и найти работу. Оба желания ее вскоре исполнились. А данный ею обет отец Филарет конкретизировал как посильное ведение церковной жизни.

После устройства в кафе уборщицей (сутки – 5 лар) жизнь Кати постепенно вошла в спокойное русло.

Прошло еще полгода. К Кате, похорошевшей и внутренне, и внешне, под тем или иным предлогом стал заглядывать Дито. Опять бездомный, безработный, голодный.

– Ну что мне делать? – вздыхала Катя. – Как я его выгоню, если он хлеба просит? Собаку кормлю, а человеку не дам? На днях, например, стучит ко мне в дверь: «Вынеси, – говорит, – стакан кипятка». Ясное дело, вынесла. Он туда брикетик супа «Галина бланка» кинул, ножом размешал и выпил. По горячему человек соскучился.

– На что он живет? – лениво поинтересовалась злопамятная Варвара. У нее почему-то не было никакой жалости к Дито. Не прошел еще старый зуб за битье подруги.

– Ни на что. По карманам в нашем трамвае шарит или на базаре по мелочи ворует. Он ведь всем должен. Вечно от кого-то прячется. Мне его жалко.

– После всего, что было?

– Я же ему всё простила. Он ведь духовно болящий… К тому же он о Боге спрашивает. Я ему отвечаю, как знаю. Вот, пожалуйста, письмо мне написал на десяти листах, – и вынимает листки с каракулями. – Тут вся его жизнь подробно. Прочтешь и не осудишь, почему он такой.

Варваре только и оставалось, что восхититься:

– Ну ты даешь, подруга. Мне до тебя далеко.

Несмотря на эту прелюдию, Варвара поразилась, встретив через неделю Дито в церкви. Зима, а он в одной рубашке. Подошел, культурно поздоровался. Вспомнил, видно, старые тосты.

– Не холодно?

– Я привык.

Молча отстоял всю службу и ушел.

Потом стал приходить в церковь вместе с Катей. Она, что называется, порхала: Дито, мол, решил начать новую жизнь. Естественно, всячески его опекала, стараясь познакомить его с тем, что нравилось ей самой.

Немного погодя, заручившись благословением отца Филарета и официальным приглашением Елены, все вместе отправились к ней на дачу.

Это было первое воскресение Великого поста – Торжество Православия. По этому поводу был накрыт стол.

– Неслучайно нас Господь здесь собрал именно сегодня, – так начала хозяйка свой тост. – Вот что значит единоверие! В наше время особая милость Божия – иметь единомышленников. Я скажу словами Пушкина: «Друзья, прекрасен наш союз». Давайте же выпьем за наше единство. И пусть Господь сохранит нас в таком единомыслии и дальше.

После трапезы мужское меньшинство – Дито с Семеном – занялось дровами. А женское большинство – делами по хозяйству.

По инициативе Елены Дито остался жить на даче, чтобы «благополучно провести первый в жизни пост» и одновременно бросить курить и пить.

Дито с воодушевлением пилил дрова, копал огород, а в перерывах каждые три часа читал Евангелие.

Первые две недели всё шло прекрасно. Дито с воодушевлением пилил дрова, копал огород, а в перерывах каждые три часа читал Евангелие, по вечерам, когда все дневные труды были кончены, при свете керосинки изливал Елене свою израненную душу – о том, как его с 15 лет закрутила улица, потом она же, подлая, толкнула на воровство и наркотики.

Затем рвение его стало спадать и к окончанию поста совсем сошло на нет. Восторг сменился унынием. Дито лелеял надежду вновь сойтись с Катей, но это не выходило, так как она требовала сперва найти работу, которую Дито искать не спешил.

Напрасно Елена пыталась ему объяснить:

– Искренность и бескорыстие – залог нашего единства. Господь потому нас и сохраняет как одну семью, что мы открыты друг другу. Мы открываем друг другу помыслы, чтобы не вкралось в наше общение что-то нечистое…

Но Дито продолжал свое.

В конце мая Дито одолжил у Елены 20 лар и был таков.

– Зачем вы ему дали? – разозлилась Варвара, узнав об его уходе. – Ежу понятно, что он вас, как фраера, развел.

Елена поморщилась на «фраера», но спокойно ответила для Варвары совсем нелогичное:

– Мне заранее было ясно, что он мне их не вернет. Но нельзя было ему отказать. Иначе он бы осуждал всех верующих… Эх, какой ему Бог дал шанс начать всё с начала, а он всё перечеркнул!

– Ну и пусть бы осуждал! – упорствовала Варвара. – А так, небось, радуется, что его дело проехало. И 20 лар коту под хвост пропали.

Вскоре выяснилось, что у Дито опять запой.

На Троицу все собрались в церкви. Пришла подавленная Катя и сообщила новость:

– Дито психует, угрожает угнать коз. Хвастает, что у него есть какие-то знакомые и план действий.

– Ну что ж, – не испугалась Елена, – давайте тогда читать молитву по соглашению «о вразумлении ненавидящих нас»…

Прошел еще один год. Катя поменяла несколько забегаловок в поисках более высокооплачиваемой работы. Быт и среда брали свое, и духовная жизнь отходила на второй план.

Иногда, на большие праздники, она доходила до церкви и, не стесняясь людей, плакала, говоря: «Какое же я ничтожество! Ничего из меня не получится!»

Варваре это было яснее ясного, сама такая же, потому и успокаивала ее тем, что в Елениных книжках вычитала, – словами епископа Варнавы: «Я ничего от вас не требую: ни неядения, ни спанья на голых досках, ни длинных молитв, – а только укоряйте себя за всё, всегда, на всяком месте».

В мае 1998 года отошла ко Господу мать Елены[1].

25 сентября 1998 года Варваре позвонила Ликуша и ну кричать на психе:

– Ты там деньги делаешь! А на Елену напали, сильно избили! У нее и ее отца сотрясение мозга!

Она вбежала в открытую калитку и видит: в доме всё вверх дном, на стенах то тут, то там брызги крови.

Варвара, передав по цепочке сенсацию дальше, тут же пулей помчалась на гору. Вбежала в открытую калитку и видит: в доме всё вверх дном, на стенах то тут, то там брызги крови. Навстречу ей привстал дядя Коля. Рана на голове у него была неглубокая, но впечатляющая.

– В 11 ночи мы прочитали вечернее правило и вышли окропить двор, как нас батюшка благословил, – рассказывал он, то и дело прерываясь, чтобы откашляться. – Слышу: собаки залаяли. Пошли мы к концу двора. Вдруг сзади и спереди через сетку перепрыгнули какие-то парни. Ножи к нам приставили: «Ведите, говорят, в дом и собак уберите, а то хуже будет!» Что было делать? Загнали мы собак в будки, а Умка вырвалась и вцепилась в главного. Он ее р-р-раз и обрезком трубы саданул, что было силы. Погибла моя Умочка, – тут старик заплакал.

Варвара слушала и не понимала: «Тут самих чуть не прибили, а он по собаке убивается. Вот блаженный состав!»

– …Зашли мы в дом, – дядя Коля постепенно успокоился и продолжал. – Я прошу: «Вы только дочку не трогайте!» Они говорят: «Не волнуйся, дед»… Стали у нас деньги требовать. «Нам, – говорят, – известно, что у вас есть 5000 долларов». Дочка им говорит: «Таких денег я в жизни не видела. Мы живем на то, что молоко продаем». Они не поверили, стали ее бить. Я пытался защищаться. Тут они мне по голове дали чем-то тяжелым. Я упал, они стали меня ногами топтать. Всю грудь отбили. Я им говорю: «Вы кого бьете? Вы фронтовика бьете?» А им плевать. Ох, как вспомню, так всё в голове и крутится… Потом перерыли весь дом. Ничего, конечно, не нашли и взяли, что было: 30 лар да продукты: бутылку постного масла и гречки два кило.

– Умоляю, что за позорные воры пошли! – фыркнула Варвара, несмотря на весь трагизм положения.

– А главарь сел у стола, – продолжал дядя Коля, – голову на руки уронил и говорит: «Куда я попал?» Потом вышел, вскоре вернулся и сообщает: «Я побил того, кто нас сюда привел». Затем они нас связали и на полу лежать оставили. Старший говорит: «Мы у вас скотину возьмем». – «Что ж. Берите», – отвечаем. Двое пошли выгонять стадо, а двое остались нас караулить. Смотрим через окно: побежали наши козочки. Через какое-то время возвращаются те двое и говорят: «Нам какая-то сила мешает коз угнать. Мы их обратно в сарай завели». Потом стали с нас кровь смывать и веревки развязывать. Потом мне руку на прощанье пожали: извиняемся, мол, что ошибка вышла. Взяли барахло наше, даже носки мои новые, ненадеванные, те, что Катя вязала, прихватили и ушли…

Вскоре пришла Елена. Под глазом ножевой порез, на лице синяки, обе руки обклеены лейкопластырем, чтобы прикрыть порезы.

– Это звери, а не люди, – вырвалось у Варвары. – Что они с вами сделали!

«Это несчастные люди, гонимые демоном, – был ей тихий ответ. – Ты их не осуждай».

– Это несчастные люди, гонимые демоном, – был ей тихий ответ. – Ты их не осуждай, Варюша. Их Господь на нашу гору привел, чтобы им дать еще один шанс к покаянию и спасти их души. В двух из них еще осталась искра Божия, а двое других уже полностью потеряли человеческий облик.

– Да ладно вам в каждой гадости духовный смысл искать! – окрысилась Варвара. – О каком спасении речь, когда они вот что наделали?!

Тут прибежала запыхавшаяся Катя и, увидев весь разгром, с порога заплакала:

– Простите меня, Елена Николаевна! Это всё из-за меня. Не надо было сюда этого негодяя таскать. Я, дура, уши развесила: новую жизнь человек начать хочет.

Елена обняла ее еле сгибающимися руками.

– Ты всё правильно сделала. Не вини себя, родная. Всё это не случайно, – и к Варваре повернулась свою мысль досказать: – Мы всегда торопимся, а Господь не торопится наказывать. Двое этот шанс использовали… Когда мы лежали связанные, один из них по моей просьбе подал мне воды, – тут она перекрестилась, глядя на иконы в углу. – Помяни его, Господи, во Царствии Твоем за эту чашу воды. Этот парень стал мне свою жизнь рассказывать и убивался, что он уже конченый человек. А я его, лежа, успокаивала, что пока жив человек, всё можно исправить. Разбойник на кресте покаялся и первым в рай вошел. Он слушал, слушал. А потом мне руку поцеловал. Когда они нас развязали и собрались уходить, я ему на память иконочку подарила…

Как ни странно, настроение у пострадавших (у обоих врач обнаружил сотрясение мозга) было оптимистичное: ничего, дескать, с Божией помощью всё управится. Тем более что вторжение они объясняли не иначе, как:

– Это всё по нашим грехам.

На вопрос, откуда эти ребята, ответили однозначно:

– Это Дито их привел.

– Бедный, бедный, как его враг запутал, что он на такое пошел, – говорила Елена. – Как, однако, было важно для его души здешнее пребывание и этот, первый в его жизни, пост. Потому враг так восстал.

Скоро стали собираться соседи и знакомые пастухи со всей округи. Охали, возмущались, а кое-кто, не искушенный в религиозных тонкостях, и проклинал. Все сходились на одном: надо сообщить в полицию!

Елена, как могла, пыталась удержать всех от осуждения и наотрез отказалась писать заявление, объявив:

– Я предала всё в руки Божии, пусть Господь Сам рассудит.

Кто-то предлагал принести охотничье ружье, кто-то – достать лимонки без зарядов, если «гости» опять появятся. И то и другое было категорически отвергнуто:

– Как я занесу в дом оружие, когда там иконы?

Оставшись наедине, без гостей, Варвара еще раз попыталась повлиять на Елену в свойственной ей бесцеремонной манере, но услышала шокирующее признание:

– А я ведь заранее знала, что к нам придут разбойники.

– Чего-о-о?

– Молилась, чтобы Господь дал мне какой-то знак, что Ему угодно наше здесь пребывание. И вот он освятил это место нашей кровью.

И видя, как округлились у Варвары глаза, добавила:

– Только, прошу, не болтай никому, а то ты у нас как бесплатное радио на весь Тбилиси.

Постепенно ажиотаж спал, и всё вернулось на круги своя.

Событие это, конечно, имело свой отголосок и в церкви. Общий вывод после сочувствия и возмущения был такой:

– Надо им уходить из такого глухого места.

Лишь одна пожилая певчая отозвалась по-другому:

– На всё воля Божия. Может быть, они кого-то из своих предков вымолили оттуда, – она махнула рукой вниз, – вот враг и ополчился на них через этих несчастных. У меня такое уже было. Ни с того ни с сего меня один наркоман избил – я потом месяц встать не могла. Я в обыкновенном доме живу, не на горе, как они. И только потом Господь открыл причину. Слава Богу за всё!

Отец Филарет среагировал на нападение так:

– Никуда уходить не надо. Всех святых били. А со здоровьем всё наладится.

Через месяц Дито, потерявший остатки страха и совести, трижды вламывался средь бела дня к Кате в хибарку и выносил, что попадалось под руку.

Катя была в отчаянии еще и от того, что в полиции даже не хотели принимать от нее заявление. О защите не могло быть и речи.

Узнав всё это, отец Филарет, обычно очень воздержанный и кроткий, высказался:

– Его надо посадить. Это уж совсем никуда не годится.

Но каким образом это сделать, не объяснил.

По его молитвам возмездие появилось само собой через неделю в лице студента-юриста Гелы. Этот двухметровый парень поднялся на вершину горы к Елене и постучал в ворота:

– Правда ли, что на вас было нападение?

Ему рассказали подробности с новым продолжением, которое произошло с Катей. Гела тут же вооружился ее адресом, групповой карточкой, сделанной на Торжество Православия, где был и Дито, и поехал на другой конец города к Кате за дополнительной информацией.

Через три дня Гела схватил Дито прямо в метро и отвел к дежурному в отделение.

Через два месяца суд приговорил Дито к «лишению свободы сроком на пять лет». (Как тогда выяснилось, у Дито уже была судимость, о которой даже Катя не знала.)

Летом 1999 года – еще «сюрприз»: поднимается на гору, пыхтя и потея с непривычки, прокурор (его черная «Волга» не осилила крутой подъем и осталась у подножья) и просит Елену прийти на очную ставку:

– У нас есть информация, что год назад на вас было совершено нападение. Преступники задержаны. Вы должны помочь следствию.

Оказывается, когда их поймали на очередном грабеже и заставили писать показания, один из них сказал:

– Много чего было, но меня совесть больше всего мучает за Елену, – и подробно описал весь инцидент и сообщил адрес.

После долгих отказов в виде «у меня нет к ним претензий, я им всё простила» Елене всё же пришлось ехать в тюрьму на опознание.

Вернулась она оттуда в шоке.

– Это настоящий ад. Там стены в крови на уровне человеческого роста.

– Вы узнали кого-нибудь? – поинтересовалась Варвара, ценящая в любом детективе заслуженное возмездие.

– Одного – да. Он очень изменился, похудел на 15 килограммов. Но я всё же сказала, что не узнаю никого. Хватит с него и того, что он там находится.

– А остальные?

– Двое еще в розыске, а третьего, того, кто мне руки целовал, убили при разборке полгода назад. Недавно я молилась о нем и почувствовала, что его уже нет в живых. И легко так было на сердце, не ощущалось никакой тяжести. Видно, принял Господь его покаяние…

Варвара слушала это всё и думала, что ей, наверное, никогда не понять непредсказуемую Елену. И все-таки как ей повезло, что такой человек живет рядом, всего в двух часах езды, но главное – в одном городе.