Одной ногой в раю

Как-то, ещё в то время, когда у меня и мыслей не было о возможности поехать на Святую Землю, я спросила свою подругу, недавно вернувшуюся из паломничества: «Изменилось ли что-то в тебе после этой поездки?» Она ответила коротко: «Изменилось. Что именно — этого не расскажешь. Но мне кажется, что каждый хотя бы раз в жизни должен там побывать».

Понять в полной мере правдивость её слов мне пришлось позже, только испытав их на себе. И теперь на вопрос «ну как?» я зачастую отвечаю примерно так же.

Иерусалим — это локус вне времени и пространства. И если на земле есть географическая точка, наиболее близкая к небу, то эта точка, без сомнения, здесь. «Чувство Иерусалима», единящее тех, кто хоть однажды вдыхал воздух этого города, немыслимо без опыта Встречи — той самой, о которой молчат слова. Именно она здесь — главная. А всё остальное — детали.

Всё начиналось с Вифлеема. Прохладное палестинское утро, неуютные улицы, поспешные шаги в тишине ещё сонного восточного города... И вот мы уже на площади перед крохотными Вратами смирения.

Базилика Рождества, какой её можно видеть сегодня, возведена в VI веке на месте церкви, построенной царицей Еленой. С тех пор богослужения здесь не прекращались практически никогда: это единственная христианская церковь в Палестине, сохранившаяся в целости с домусульманского периода. Даже во время персидского нашествия в 614 году храм чудом избежал печальной участи: на мозаике поклонения волхвов персы узнали своих соотечественников и сохранили святыню из уважения к предкам.

Людей, привыкших к русскому благолепию, здесь удивляет всё. Вместо блистающего собора — хмурый неф базилики и почерневший от копоти потолок крипты Рождества. Вместо громыхающего праздничного хора — один или два монаха, заунывно тянущих речитативом греческие песнопения. Во всём — какая-то подчёркнутая будничность. До реставрации и благоустройства здесь, кажется, вообще никому нет никакого дела.

Способность рассуждать о внешней реальности вернётся позже. А пока ты стоишь на ватных ногах под закопчённым сводом пещерки, и, громче любого хора, в груди стучит мысль, разрывающая сознание: здесь! Здесь Бог стал человеком, и ты, непонятно каким дивом тут очутившийся, имеешь к этому непосредственное отношение. Здесь родился Бог... для меня!

Дальше всё как во сне: Фавор, Назарет, Кана, Галилея, Иордан... Места и города, не имеющие никакого отношения ни к государству Израиль, ни к земной географии.

А если и говорить о каком-либо «национальном духе», то земля эта при первой встрече больше всего кажется... нашей, славянской. Разительно «крымские» пейзажи Галилеи, множество русских храмов, славянская речь и повсеместно «свои» — всё это создаёт атмосферу родины, и порой невольно забываешь, что находишься в совершенно чужой стране.

Впрочем, это навязчивое ощущение дома не так уж обманчиво, ведь во множестве мест Святой Земли мы действительно не просто гости. Каждый православный, приезжающий сюда, непременно посещает «Русскую Палестину» — особое государство, начавшее свою историю во второй половине ХІХ века и связанное с именем архимандрита Антонина (Капустина). До жути обидно, что об этом человеке, отдавшем тридцать лет своей жизни, чтобы мы не чувствовали себя на библейской земле чужими, у нас знают только в узких кругах.

А спустя годы архимандрита Антонина назначили начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме. Деятельный и дальновидный, он начал покупать земли вблизи евангельских мест, чтобы облегчить нелёгкие труды русских паломников. Первым был приобретён участок, где рос Мамврийский дуб — тот самый, под которым Авраам встречал Святую Троицу. Чтобы понять масштабы этого шага, надо помнить, что до отца Антонина христиане не появлялись в Хевроне — одном из самых фанатичных мусульманских регионов — уже около пятисот лет. Как описать радость начальника Миссии, когда наконец-то, после многих тяжб и махинаций, к нему прибежал его верный помощник с криками: «Дуб — русский!»

Потом, постепенно, «русскими» становились Елеон, Горняя, Магдала, Гефсимания и многие другие места. На купленных землях строились монастыри, гостиницы, больницы, школы и приюты. Монастыри, о каждом из которых хочется рассказывать долго, и сегодня живут по заложенному отцом Антонином укладу, утешая славянские сердца радушным приёмом.

Помимо выполнения служебных обязанностей батюшка находил время для научной и писательской деятельности, для занятий астрономией и археологией. Во многом благодаря ему в Александровском подворье, в семидесяти метрах от Гроба Господня, можно сегодня видеть остаток стены древнего Иерусалима и Порог Судных врат, через которые Господа вывели из города на казнь. Это то место, где был последний шанс спасти Осуждённого — по еврейским законам здесь Его мог выкупить любой человек. Но не нашлось ни одного, готового заступиться... При раскопках на купленном им участке в Яффе, где сейчас находится подворье Миссии, была обнаружена гробница праведной Тавифы — швеи, воскрешённой апостолом Петром. В Иерусалиме отцом Антонином был устроен музей христианских древностей.

Труды этого человека были титаническими. В Палестине, находившейся тогда под османской властью, принцип «пришёл, увидел, купил» никак не работал. Отцу Антонину мешали турецкие законы, согласно которым нельзя было продавать землю иноверцам. Всё приобреталось через подставных лиц, часто с риском для жизни. Мешали католики и протестанты, имевшие деньги, которых у отца Антонина не было. Но больнее всего, что мешали свои — дипломаты и даже Синод. Они боялись его активности и всячески препятствовали его деятельности. И только безмерная любовь батюшки к Богу, людям и родине помогала ему продолжать задуманное.

После смерти архимандрита Антонина его имя было очень быстро забыто. А в советское время двадцать два лучших участка «Русской Палестины», включая русский квартал в двух шагах от Старого города, Хрущёв продал Израилю «за апельсины» — за смешные деньги, которые, к тому же, выплачивались текстилем и цитрусовыми. Апельсины, говорят, так и не попали на столы советских граждан, а почти все сгнили в одесском порту.

Ко встрече со Святой Землёй как ни готовься — готов не будешь.

В романе Сельмы Лагерлёф «Иерусалим» есть характерный эпизод, рисующий картину приезда шведского крестьянина-переселенца в сердце Святой Земли. Серьёзно заболев по дороге, он просит друзей хотя бы перед смертью показать ему священный город с «дворцами и золотыми улицами», «по которым ходят святые в белоснежных одеждах с пальмовыми ветвями в руках». И вот, товарищи несут его к иерусалимским святыням.

«Он всё больше и больше удивлялся, видя по сторонам безобразные серые дома. Его совершенно сбивал с толку вид нищих, сидящих у дверей этих домов, и худых грязных собак, которые стаями лежали и спали на больших кучах мусора.

— Это страстной путь Христа, — указал Хальвор Биргеру. — Здесь проходил Иисус, неся Свой Крест.

Биргер лежал бледный и неподвижный. Кровь, казалось, замерла в нём, и он похолодел как лёд. Где они ни проходили, он видел только неприветливые серые стены с низкими воротами. Окна попадались только изредка, и то почти всегда были разбиты и заткнуты тряпками или заклеены бумагой. <...>

— Вот это церковь, построенная над Гробом Господним и Голгофой, — сказал Хальвор.

Тусклым взглядом смотрел Биргер Ларсон на здание. Правда, оно было значительной высоты и имело большие врата и высокие окна, но всё-таки Биргер никогда не видел, чтобы дома теснились так близко вокруг церкви. Ему не было видно ни башни, ни хоров, ни паперти. Нет, его никто не убедит, что это дом Божий. К тому же он не мог понять, как на площади может быть так много торговцев, если это действительно церковь над Гробом Господним. Он хорошо помнил, Кто выгнал менял из храма и опрокинул клетки торговцев голубями...»

Лагерлёф писала свой роман, вдохновлённая путешествием в Палестину, и, несомненно, в удивлении героя просвечивают её личные впечатления.

Даже если ты представляешь, что такое Восток, и не ждёшь сказки, крушения привычной картины мира не миновать. Хотя бы потому, что время на Святой Земле идёт каким-то своим, особенным, шагом: то, что для нас — священная история, для местных очень часто — быт и повседневность.

Например, неподалёку от мечети Скалы, построенной на месте древнего Иерусалимского храма, находится невзрачная церковь в честь Рождества Богородицы. Располагается она в подъезде жилого дома; в двух метрах от церковной двери сушится бельё, а из соседней квартиры выглядывает орава черноглазой арабской детворы. И здесь же, в подвале здания, куда можно попасть только попросив ключи на свечном ящике, — стены дома, где, по преданию, жили праведные Иоаким и Анна...

Мир, где такое возможно, враз перестаёт казаться большим, а его история — грандиозной.

Нет, это не повод судить чужую жизнь и чужую культуру; но это повод заглянуть внутрь себя.

...Крестный путь Христа — обязательный «пункт» любой паломнической программы. Понятно, что улицы, по которым две тысячи лет назад шёл Спаситель, лежат на десятки метров ниже уровня современного города, потому что Иерусалим неоднократно разрушался до основания, а затем отстраивался заново. Сегодняшняя Via Dolorosa с её четырнадцатью страстны`ми остановками — это лишь образ, воссозданный францисканцами в XIV веке. Но ступая по скользким камням, отполированным до блеска миллионами ног, ты понимаешь, что это не имеет абсолютно никакого значения: пройти Крестный путь нужно сердцем.

Что можно рассказать о храме Гроба Господня?

Можно, конечно, рассказывать о том, что на храм в привычном для нас смысле он совсем не похож; о том, что первоначально он был построен царицей Еленой в 335 году, а потом много раз разрушался и перестаивался вплоть до ХІХ века; о том, что сегодня его делят между собой шесть христианских конфессий, и поскольку они никак не могут согласовать план реставрации, некоторые его приделы находятся в весьма плачевном состоянии; о том, что с 1192 года ключи от храма и исключительное право отпирать и запирать двери находятся в руках двух мусульманских семей, и ещё много-много всего.

Но всё это кажется таким несущественным, что хочется сказать только одно: «приди и виждь».

Самое сильное чувство, пронзающее тебя здесь, — это невмещаемая близость Бога и твоя личная причастность к Евангелию. И ещё, конечно же, полнейшее непонимание — каким образом твои ноги стоят на этих камнях.

Здесь, на Голгофе, ты вдруг острее, чем в каком-либо другом месте на земле, осознаёшь, что Господь висит на Кресте не за твоего соседа, не за брата, друга или коллегу по работе — Он пошёл туда за тебя! В какой-то момент Вселенная собирается в точку, где есть только Господь, висящий на Кресте, и ты, ужаснейший из ужасных... Исчезает время, исчезает история, исчезают вездесущие китайские туристы с фотокамерами. И пусть это длится лишь миг, но забыть этот миг ты уже никогда не сможешь.

Помимо соприкосновения с Евангелием, Святая Земля дарит много иных, порой необычных встреч.

Например, никак не ждёшь встретиться здесь со святителем Николаем. А между тем, в небольшом городке Бейт-Джала, совсем рядом с Вифлеемом, он почитается едва ли не больше, чем в Бари. Согласно преданию, именно здесь будущий святитель прожил три года, совершая паломничество на Святую Землю. С тех пор селение находится под его особенным заступничеством, о чём свидетельствуют многочисленные чудеса. Сегодня любой житель Бейт-Джалы (кстати, самого православного города в Палестине) может рассказать о помощи святого лично ему или его семье.

В Иудейской пустыне, в ущелье Кельт, есть древний монастырь преподобного Георгия Хозевита. Там находится пещера, в которой когда-то, по преданию, три года и шесть месяцев скрывался пророк Илия, а столетиями позже молился праведный Иоаким о даровании им с Анной ребёнка. И вот, слушая обо всём этом на подъезде к монастырю, ты уже готовишься с головой погрузиться в незапамятные времена ветхозаветной истории. А зайдя в церковь, встречаешь там... современника твоего прадеда. Мощи преподобного Иоанна Нового Хозевита, почившего в 1960 году и канонизированного двадцать лет спустя, полностью нетленны. На нём — шерстяная мантия и изношенные ссохшиеся ботинки, из тех, какие ещё можно отыскать на бабушкином чердаке. Он румын, в своё время учился в Черновцах, потом поехал на Святую Землю, да так здесь и остался.

И снова законы времени теряют свою силу...

Палестинская земля неласкова и неподатлива для обработки. Камни и колючки — таков основной ландшафт здешних мест. Разглядывая из окна автобуса иссушенные зноем пейзажи, я думала о том, что Христос неслучайно родился именно здесь. Больше всего эта земля напоминает... почву сердца.

Господь пришёл, чтобы насадить на каменистой почве человеческого сердца небесный сад. Сад этот называют раем. Дорога туда — длиною в жизнь. Но иногда, для укрепления веры, Бог разрешает нам одним глазком заглянуть в райские селения прежде, чем мы поселимся там навсегда.

«Кто был на Святой Земле, тот уже одной ногой побывал в раю, — так говорил нам, приветствуя, настоятель греческого монастыря на Елеоне. — Однако же, — добавил он, — вторую теперь нужно поставить туда самому».