Православный календарьПравославный календарь
Может ли репродукция быть святыней Церкви? Ч.1. Постановка проблемы
Владимир Немыченков
В.С. Кутковой пишет: «Тираж святыням противопоказан, ибо они перестанут быть сакральными».
Христианские смыслы фильма «Вариант Омега»
Протодиакон Владимир Василик
Фильм «Вариант Омега» апокалиптичен. Апокалиптичность фильма следует понимать как картину борьбы добра и зла, которая проходит по душам человеческим.
Меньше фарисейства!
Максим Первозванский о деликатности детской Исповеди
Исповедь – это не озвучивание списка грехов, а попытка что-то исправить и осознать.
Архимандрит Иов: духовный отец
Фильм к 80-летию духовника Сретенского монастыря
Однажды Шамиль решил: «Надо жить по-христиански – соблюдать посты, ходить в храм, – и тогда, быть может, родится живая вера». Так и получилось.
Надоедать не буду!
Записки соцработницы
«Заказы я начну присылать ВКонтакте. Я есть и в Фейсбуке, и в Одноклассниках, но мне удобнее в ВК. Будем держать связь эпистолярно!»
Фрэнк (Антоний) Атвуд: «Если Бог знает, что для меня лучше всего быть казненным…»
Впервые в истории Аризоны рядом с приговоренным находился священник. По признанию репортера, он никогда не видел, чтобы казнь проходила так мирно.
Как совместить работу и семью?
Анна Сапрыкина
Самое трудное в проблеме «совмещения семьи и работы» – количество ролей, которые приходятся на душу современного родителя.
Страшная история, или Как священник боролся с колдуньей
Диакон Андрей
Он поднимает на нее взгляд и видит, что у нее вместо глаз – две горящие плошки, и из них на него изливается холодная, лютая… ненависть.
Духоносные старцы
Митр. Лимасольский Афанасий
У меня было такое ощущение, что этот человек подобен Моисею, стоящему на горе Синай перед Богом.
Молитесь за епископа!
Митрополит Лимасольский Афанасий
Мы не избрали креста священства ни для себя, ни для своих детей, ни для своих внуков. Мы думаем: пусть кто-нибудь другой этим занимается. А вот хороших священников и епископов нам подавай.

О человечности и бесчеловечности. Ч. 5

О человечности и бесчеловечности. чч. 1–2, 3–4

Часть 5. Мера, данная от Бога

Господь Вседержитель. Фреска в храме святой Софии в Константинополе. Господь Вседержитель. Фреска в храме святой Софии в Константинополе.
/p>

В Православии, в православном живом Предании, вере, опыте, жизни, бытии и поведении, – в центре всего находится христианский (Христов, Христо-подобный и Христо-центричный, Богочеловеко-центричный) гуманизм, то есть Богогуманизм, явленный и открывшийся во Христе и в христоподобных святых. И это – мерило, и содержание, и смысл нашего бытия, и жизни, и деятельности. Православный гуманизм – это «христианизм», это – Богочеловеческий союз и дружба, соработничество и общение, Бог и человек в общности, а не в конкуренции, не во взаимной борьбе, не в самолюбии и не в саморасточении. Создавая человека в раю, Бог поставил человеку и человеческому роду в качестве цели общение любви. Однако дьявол побудил человека жадно взять себе, присвоить, вкусить от запретного плода, и человек прельстился этим лукавым дьявольским предложением: Будете, как боги! Словно вкушением, а тем более – похищением, какого-то плода человек может уравняться с Богом! И когда человек взял и вкусил плод, то увидел, что он обманут, что не стал он «как Бог». Ведь нельзя через захват соделаться чем бы то ни было, а тем более – Богом. Впрочем, Бог и сотворил человека, чтобы тот мог уравняться с Богом, но в свободе и любви, а не через обман и умыкание плода. Все мы, будучи людьми, можем лучше всего понять это в любви. Любовь невозможно никому ни навязять, ни отнять; вы можете делать всё что угодно, но не можете никого заставить вас любить. Все мы знаем, как несчастны насильственные браки и вынужденная дружба, потому что они служат лишь каким-то частным интересам, составленным из чего-то такого, что не есть истинная любовь, не купленная и неподкупная, бескорыстная и самоотверженная, чистая и жертвенная. Истинной любви свойственно жертвовать, а не гнаться за собственными выгодами и прихотями, удовлетворяя лишь свое самолюбие, которое есть самозамкнутость, тогда как любовь – это раскрытие себя для другого, для общения с ним и самозабвенной дружбы. Вот идеал православного гуманизма – любовь: боголюбие и человеколюбие, оба они соединяются в христолюбии (как говорит святитель Николай Жичский). Причем, идеал не только как цель и намерение, но и как метод и содержание, а также как дух и склад ума православного человека и смысл православного гуманизма – человечности. Без подлинной, беззаветной любви не может быть человечности, но только не-гуманность и бесчеловечность.

Но вернемся снова к вопросу о человечности и бесчеловечности. Согласно гуманизму, как его односторонне понимали и понимают на Западе, человечность – это примерно то же самое, что дать человеку волю! Но из людского опыта мы твердо знаем, что дать себе волю – это далеко даже не хорошо, не гуманно и не человечно. Только на первый взгляд это представляется благом, однако впоследствии чаще всего оказывается губительным. Возьмем для пояснения одну почти безвредную вещь, например, спорт. Спорт – это одно из поприщ жизни, где человек может хорошо видеть себя и наблюдать за собой. В спорте существуют определенные правила. Нет такой игры, где не было бы правил; правила повсюду, и эти правила должны соблюдаться. Впрочем, не только правила игры, но и правила подготовки к участию в этой игре – так как и здесь имеются определенные стандарты поведения. Вы не можете дать себе или другому игроку волю, так чтобы он делал всё, что хочет. Ведь такой игрок просто-напросто не сможет завтра играть, не будет способен привести в действие и сконцентрировать свои здоровые силы, но он направит их туда, куда не следует, растратит их где-то на стороне. Не можете вы, к примеру, всё есть, ни в чем себя не ограничивать – и быть в хорошей спортивной форме. То же самое относится и к любому виду человеческой деятельности: нельзя наедаться и переедать или же, напротив, не есть вообще – и одновременно хорошо и постоянно работать. Этот, с позволения сказать, самоконтроль – и есть мера жизни. Человеческая жизнь имеет данную от Бога меру. Ее можно увеличивать и расширять, но нельзя упразднить. Древние греки, искренние в своем стремлении быть гуманистами, как ни уважали человека, но все-таки говорили: «ничего сверх меры»! Ибо для человеческого существа так или иначе нужна мера, хоть и предназначено оно к божественной безграничности. Но только в Боге и с Богом.

Мера, и причем мера всеобъемлющая, для нас, православных христиан, – это Христос; а с Ним и вслед за Ним – святые. В 1971 году я был на симпозиуме православных богословских школ в Бостоне, в Америке, на котором некоторые из участников-протестантов говорили, как важна гуманизация, то есть «очеловечивание», человека, утверждение человека, созидание человека для достижения им совершенства и что это – то же самое, что и достижение Христа, полная гуманизация человека. Я им тогда ответил, что обожение человека во Христе Богочеловеке – вот подлинная гуманизация, утверждение и прославление человека. Ведь только человек во Христе есть мерило и вершина настоящего «очеловечивания», обогочеловечивания человека, как говорил об этом преподобный Иустин. Говорит об этом и святой апостол Павел: «Дондеже достигнем вси в соединение веры [Христовой] и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова» (Еф. 4, 13).

Итак, вопрос сводится к критерию настоящего человечества, подлинной человечности, истинного гуманизма. Не гуманно по отношению к ребенку предоставить ему свободу делать что хочет. Это значит – лишить присмотра незрелое, недоросшее существо, еще не способное управлять самим собой и самого себя созидать без нашей помощи и общения с нами, всеми остальными членами Церкви, – Церкви, которая есть общность всех Божиих детей во Христе (екклесиа на греческом языке и означает: собрание, собор, община). Естественно, не следует выдвигать неумеренные и бесчеловечные требования к ребенку, но нельзя его и недооценивать, как будто только одни мы умны и всё знаем! Ведь многие воспитатели, да и многие родители и даже некоторые духовники, думают, что только они и должны принимать решения и полностью руководить людьми. Человек – это тайна, тайна сама по себе и тайна Божия, и эту тайну надо чтить, необходимо уважать человеческую свободу, существо человека, его богоподобную личность. Но точно так же надо способствовать тому, чтобы детская и вообще человеческая свобода, похожая на молодое растение, правильно и успешно, положительно развивалась и росла, как юная ветвь, привязываемая к колышку. Не получает ветвь роста непосредственно от колышка, но он ей помогает, особенно когда дуют сильные ветры. Поэтому еще премудрый Екклесиаст сказал молодым: «Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих... И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего... И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые [в сербск. яз. «злые». – Примеч. перев.] дни... И возвратится прах в землю... а дух возвратится к Богу, Который дал его... Выслушаем сущность всего: бойся Бога [= в Бога веруй] и заповеди [= законы, правила] Его соблюдай, потому что в этом всё для человека [в сербск. яз. «потому что в этом весь человек». – Примеч. перев.]» (Еккл. 11, 9–10; 12, 1, 7, 13).

Божии законы и заповеди суть правила здоровой и нормальной жизни, жизни богоугодной, спасительной для человека. Они суть божественная педагогика, а слово «педагогика» означает: «руководство ребенком», и правильная педагогика как таковая – для него помощь. Человек в начале, в раю, был еще как дитя, говорит священномученик Ириней Лионский, и потому ему дана была заповедь как педагогическоесредство, чтобы руководила она им, напоминала ему о Боге и приводила его к Богу. В этом цель настоящей и правильной педагогики. Однако педагогика носит не всемогущий, а вспомогательный характер. Она служит для того, чтобы помогать ребенку в позитивном развитии. Но если ребенок сам не старается ходить, двигаться, плавать, если не прилагает усилий к учебе, к дыханию, к молитве, то никто другой ему не поможет, потому что никто вообще не может заменить его самого. Значит, педагогический подход нужен, необходим, но он не всесилен, и потому он должен быть гуманным, человечным, а точнее сказать – человеколюбивым. Любовь – это и есть величайшая педагогика, а не одна только сентиментальность.

Один из основных элементов гуманности, истинной человечности – это почитание человека как существа богоподобного, а не только человека как индивидуума. Термин индивидуум выдвинул Запад, а мы, православные, больше любим понятие лицо, личность. Индивидуум означает отдельного человека, обособленного и замкнутого в самом себе, но это, по большей мере, означает и отделенность, и эгоизм, и жизнь только для самого себя. Тогда как понятие личности включает в себя общение и взаимные контакты с другими личностями, которые могут осуществляться в согласии и при совместных усилиях и стараниях; зачастую в них могут наблюдаться противостояния, а иногда и столкновения, но даже это лучше, чем индивидуализм и изолированность. У нас, сербов, наши человеческие отношения часто перемежаются препирательствами и ссорами, но и это, если [оно] не сопряжено с эгоизмом и злобой, может быть позитивным. Как две доски, которые трут одну о другую и тем самым сглаживают неровности, так и людская совместная жизнь, говорил преподобный Феодор Студит. Эта совместная жизнь, это сожительство почти всегда и неизбежно достигается немалыми трудами, личными и совместными подвигами, но в то же время оно созидает людей живыми личностями. Нет ничего легкого в человеческой жизни, ведь созидать человека – дело вовсе не простое, потому что оно вечное и непрестанное.

Отношение к ребенку подлинно гуманно не тогда, когда мы всё ему позволяем, но зачастую нужно, чтобы мы кое-чего ему не разрешали, потому что нельзя, чтобы ребенок делал всё, что хочет, «переворачивал все вверх дном», как говорит наш народ. Настоящая любовь здесь всегда найдет меру. Не могу я по любви к моей матери, которую я сильно любил и люблю, вести себя своевольно и дерзко, но и мать не смеет так поступать по отношению к детям. Есть одно народное изречение, весьма разумное: «Если ты мать – покройся»! Не может ни мать делать, что хочет, ни тем более дитя. В этом смысле весьма напряжен труд по созиданию истинного человека, истинно личного и совместного (= соборного) бытия, труд по действительной гуманизации человека. Гуманизация человека – это не насилие над природой человека. Впрочем, здесь уместен вопрос: над какой это природой человека? Над той, какую сотворил и дал Бог, или же над той, во что она превратилась, низверженная и извращенная нами? Утверждающие, что человек есть лишь животное, что человек – всего только от обезьяны, т. е. что человек есть одна горизонталь, существо только этого мира, и такой человек есть мерило всего, – такие люди, в сущности, негуманны, так как калечат и кромсают человека, заключая его в заранее подготовленные и определенные ими же рамки. Настоящий человек вырывается из этого их прокрустова ложа, потому что он есть существо, сотворенное не только для земли, для материального, растительного и животного мира, но и для Неба, для Ангелов, для вечности, а самое главное – для бессмертного и истинного Бога. (Хорошей иллюстрацией подобного уродования человека путем заключения его в одни только горизонтальные, биологическо-социологические границы является фильм «Полет над гнездом кукушки», фильм чеха Формана, славянина, снимавшего его в тоталитарном обществе, каковым является американское.)

Истинная гуманизация, очеловечивание человека требует большого труда и усилий. Но очень важна та мера, которую мы устанавливаем для человека. В христианской православной антропологии, повторяем, мера для человека – это Христос, Богочеловек, а Он есть мера безмерная, мера без границ, мера Божия, Богочеловеческая. Посему в начале эта «мера» Божией творческой энергией насаждена в человеке в виде семени. Вложена как залог и начаток дальнейшего развития и роста человека как существа богообразного. Когда мы говорим, что человек есть образ Божий, мы не клевещем ни на Бога, ни на человека. Ведь человек, этот «малый бог в брении», потенциально сотворен для того, чтобы в любви и творчестве (на греч. языке творчество именуется поэзией) уравняться с Богом, как говорят и наши поэты Негош и Дучич.

Дучич в одной из своих поэм, «Человек говорит Богу», написал:

Похожи ли мы, как в исконные часы, на Твой образ и ныне?
Если же нет, то какая это для нас печаль;
А если да – какая это беда для Тебя.

Есть в этой поэме и покаянный плач, и печаль. Дучич передает здесь великий масштаб человека, а равно и его возможности, но при этом – и трагизм человеческого греха и промаха, упадка и деградации, а ведь узнать об этом можно только с помощью догадок и предчувствий, предвкушения того, чем может человек стать – при Божием содействии, с Богом, в общении с Богочеловеком Христом.

Святые, приближавшиеся к Богу, всегда чувствовали, что Бог больше, чем им ранее казалось, что приближение к Нему и жизненное соприкосновение с Ним расширяет наше сердце, делает безграничным наш ум; при этом и наши стремления не поддаются обозрению. Бог не тот, кто боится оказаться подчиненным нашим логическим категориям, которые выработал Аристотель (но не он их придумал и предписал). Бог соразмерил Себя с нами, сотворяя нас по Своему образу, а вечноживой Образ Божий – это Его Сын, Христос, Образ Бога невидимого, как говорит святой апостол Павел (Кол. 1, 15). По Нему, по Христу, мы и сотворены, как подробно об этом пишут священномученик Ириней Лионский и другие святые отцы. Поэтому Христос и стал плотью – не только душой, не только духом, но и плотью, то есть совершенным Человеком. И по этому Христу, Человеку-Богочеловеку, Богу телесно-духовному, сотворен человек, а посему человек может и должен возрастать в меру возраста исполнения Христова [полноты Христовой]» (Еф. 4, 13). Для этого Христос и пришел в наш мир и историю, в наше бытие, соделался человеком как мы – во всем, кроме греха, потому что грех не относится к человеческой природе, но есть повреждение и болезнь, вошедшая в людскую природу вследствие злой воли и деструктивной, негуманной жизни и деятельности, сотрудничества не с Богом, а с дьяволом. Христос не вступил в наш мир и жизнь насильно, как некий царь с войском, но вошел как воплощенный Бог, как истинный Человек, отождествив Себя с нами полностью – настолько, что люди узнавали Его не легко, как свидетельствуют об этом Евангелия. Иуде в момент предательства пришлось Его поцеловать, чтобы римские воины узнали Его и схватили. Об этом отождествлении Христа с нами удивительно пишет Достоевский, если вы читали «Братьев Карамазовых», ту главу «Кана Галилейская», в которой молодой Алеша, горюя о том, что умер старец Зосима (как недавно многие скорбели, когда умер отец Лазарь Острожский), пришел, страдалец, в комнату, где лежало тело старца, и, так как был уставшим, заснул, когда читали Евангелие над гробом старца, и вот зрит старца в видении: брак в Кане Галилейской, на браке присутствует его старец и – Христос среди них и как один из них!

Это дивно чувствуется у наших братьев, православных русских. Один иностранец написал в прошлом веке: когда приедешь к русским, то ощущаешь, что Христос – член их семьи, ты воспринимаешь Его как одного из них. И действительно, русские имеют бесконечную любовь ко Христу. Имеют ее и греки, имеют и сербы, но наше сербское отношение несколько сдержаннее, сложнее. Однако и настоящий серб соревнуется с Живым Богом, познавая тем самым Бога из собственной живой жизни и из своей мучительной истории. Серб, как сказал святитель. Николай (Велимирович), из жизни научался Священному Писанию, а не из книг. Мы, сербы, не много знаем о Священном Писании, но ведаем его дух, так что ощущаем его в жизни и переживаем то же, что и библейские персонажи, каждый по-своему; разумеется, если мы люди честные и искренние. Честный человек – и значит, прежде всего, человек искренний. Это не означает, что он без греха и недостатка, но он искренен в том, чтобы признать себя таким, каков он есть, признать, для чего поступает и ведет себя так или иначе. Искренний серб, равно как и любой честный и порядочный человек, чувствует и знает, насколько Бог – великий друг человека и насколько, по правде говоря, человек сам себе враг, когда хочет поступать только по-своему, когда грехом и злом наказывает себя, собственную душу и тело больше, чем кого-то другого.

В эти дни я перевожу Притчи Соломона. Какая это мудрая и человечная, поистине гуманная книга, повествующая о том, что человек во грехе и беззаконии – сам для себя величайший враг! И даже когда, делая добро, он сам себе становится другом, – и тогда не может он себе во всем помочь, но совершается это лишь через честное и человечное отношение к другим, и в первую очередь – к Богу. Но если он несправедлив и бесчеловечен в отношениях с другими людьми и с Богом, то этого достаточно, чтобы он оказался сам для себя врагом и губителем. И в этом беда, в этом несчастье человека: он способен сам себя погубить. Осчастливить сам себя он полностью не может, но может себе помочь, если он человечен и искренен с Богом и с людьми. Бог и другие люди существенно необходимы для человека, то есть нужно общение, и это общение – любовь.

Продолжение »

Епископ Афанасий (Евтич)

Перевод с сербского Сергея Фонова

31 января 2007 г.

Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.

Новинки издательства
«Вольный Странник»

Новые материалы

Выбор читателей

×