Владимир Легойда: «Причина, мешающая человеку найти дорогу к храму

В московском культурном центре «Покровские ворота» председатель Синодального информационного отдела Владимир Легойда представил свою новую книгу «Человек в шкуре дракона». В сборник, состоящий из трех частей, вошли редакторские колонки автора в журнале «Фома», его интервью и публикации в СМИ.

Фото: Ю. Маковейчук

По словам Владимира Легойды, название последней книги для него очень дорого. Во-первых, оно привлекает внимание, во-вторых, образ человека в шкуре дракона лучше всего олицетворяет современного человека:

— Все помнят льюисовский образ мальчика Юстэса, который после плохих дел превращался в дракона. Сколько не пытался он содрать с себя эту шкуру, он все равно оставался драконом. Появляется лев Аслан, символизирующий Христа — и навсегда сдирает с Юстэса ненавистную ему шкуру. Мне кажется, любой человек, который пытается что-то сделать с собой, понимает, что он всё равно ежедневно превращается в такого дракона. И в какой-то момент ты понимаешь, что не можешь сам от этого освободиться, и тебе нужна помощь. Человеку нужен Бог. Мне кажется, что это поразительно глубокий образ. Сложно придумать что-то лучше

Это мой третий сборник. Первый назывался «Мешают ли джинсы спасению?». Я считаю, что это было самое легкомысленное название, но может быть, и самое удачное. Оно было связано с дискуссией о том, как одеваться, когда православный человек стал безошибочно угадываться в толпе. Если девушка — то она обязательно в длинной юбке, с грустным взглядом, в платочке и с рюкзачком. Юноши выглядели соответствующим образом. Тогда это обсуждалось, и у нас было много дискуссий по этому поводу в журнале. В процессе дискуссий и сформулировалось такое название.

Второй сборник назывался «Декларация зависимости». Этот заголовок для меня также очень важен. Он менее легкомысленный, потому что указывает на одну важную вещь: наши представления о независимости, о свободе от всех и вся и о возможности такой свободы, конечно, очень наивны: человек всегда от чего-то зависим.

Владимир Легойда признался, что ему близка христианская картина мира, которая говорит, что если уж от чего-то зависеть — то зависеть надо от Христа, то есть от добра и любви.

Сверхъестественное в нашей жизни

Ведущий презентацию Ж.-Ф. Тири заметил, что автор в одной из своих колонок затронул тему сверхъестественного в нашей жизни. Жан-Франсуа спросил, насколько сложно в будничной, рутинной жизни увидеть, что Бог все же не перестает действовать. на этот вопрос глава Синфо ответил так:

— Внешний взгляд на христианство очень часто рисует его как некое сказочное, мифологическое пространство, оторванное от жизни. Я был в Екатеринбурге, где журналисты меня спрашивали, насколько Церковь далека от жизни? Просили, фигурально выражаясь, назвать, в скольких сантиметрах или километрах можно измерить это расстояние. А мне кажется, что это представление ложно, потому что связка христианской веры с чудом достаточно условна. Под чудом обычно понимают то, что нарушает естественный порядок вещей. Если бы сейчас взлетел микрофон, это было бы чудо. С христианской точки зрения, это совершенно не чудо: ну, взлетел микрофон, мало ли что бывает. Это не так важно.

По словам В.Р. Легойды, самое большое чудо — это изменение человеческого сердца:

— Я могу рассказать вам историю (хотя она и не сверхъестественная) о том, как мой друг стал верующим. Однажды он поехал в Иерусалим «религиозным туристом». Его группа пошла на экскурсию в Храм Гроба Господня. При входе в Храм лежит плита Миропомазания, и люди традиционно становятся перед ней на колени и к ней прикладываются. И вот, он рассказывает: «Все побежали — и я побежал, все прикладываются — и я приложился». Он совершенно ни о чем в этот момент не думал. Но когда он приложился к этой плите, вдруг его пронзила мысль о том, что всё, что он читал в Евангелии — правда. А затем его посетила другая мысль: если то, что написано в Евангелии — правда, то нужно жить по-другому. Это не так часто бывает, но человек изменился. Я могу это засвидетельствовать, потому что этого человека знаю лично. Это чудо изменения человеческого сердца.

Фото: Ю. Маковейчук

Антагонизм добра и зла

Ж.-Ф. Тири обратил внимание присутствующих на еще одну тему книги — антагонизма добра и зла в современном мире. С одной стороны, и на Западе и у нас моральные законы растворяются и пропадает ясность в том, где добро, а где зло. С другой стороны, возникает попытка защитить добро законодательно: запретить аборты, установить запрет пропаганды извращений и пр. «Вы используете, — обратился Ж.Ф. Тьери к В.Р. Легойде, — слово “свидетельство” и говорите, что общество может изменить только жизнь во Христе. Но сможет ли человек сам выбрать добро и построить лучшее общество? Или же нужно давить на наших правителей, чтобы они принимали справедливые законы?»

— Я думаю, что это не альтернативные позиции и мы не должны делать между ними выбор. Я не считаю, что человек самостоятельно может эти изменения совершать, иначе я бы сборник так не называл. Для меня это связанные вещи», — заметил Владимир Романович и продолжил:

— Кшиштоф Занусси, человек, которого я дерзаю называть своим другом, замечательно сказал в одной своей книге: «Я знаю точно, что совести недостаточно, чтобы спастись». Поэтому я не могу положительно ответить на вопрос с той точки зрения, что нужно полагаться только на совесть человека. Совесть может молчать, совесть может быть подавлена самим человеком или кем-то со стороны, поэтому полагаться только на нее нельзя. От этой шкуры дракона никуда не деться. С другой стороны, нет ничего плохого и неправильного в том, чтобы поддерживать законы, предотвращающие зло.

У нас любят цитировать Владимира Соловьева, который говорил, что государство существует не для того, чтобы превратить землю в рай, а для того, чтобы уберечь ее от превращения в ад. В этой связи обычно говорят о государстве. Но эта фраза также указывает на точки соприкосновения Церкви и государства или, скажем, верующего человека как чиновника и как христианина. В чем она заключается? Здесь нет альтернативы, есть система законов, которая должна удерживать человека от зла.

Мы видим, что в современном мире — я сейчас намеренно заостряю — происходит уничтожение культуры. Потому что культура существует как система табу. Культура созидается как система определенных запретов: вот это нельзя, это нужно делать так…Этим человек выделяется из мира природы, где табу меньше или же почти нет. Эта система табу создает величайшие культурные открытия и достижения. Но сейчас мы пришли в точку, где созданная набором табу культура начинает саморазрушаться. Поэтому если есть возможность это остановить правовым путем — почему бы и нет? Если ничего не предпринимать, нас всех просто раздавит. Другое дело, что библейская эсхатология говорит нам, что в итоге все равно раздавит. Поэтому нельзя полагаться только на эти вещи. Я еще раз повторяю, что я не вижу альтернативы в этих двух позициях. Эта дилемма не только христианская. Об этом писал еще Конфуций.

Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?

Владимир Легойда, отвечая на вопрос, не изменились ли его представления о человеке за время работы над книгами, заметил, что у него серьезно изменился взгляд только на одного человека — самого себя:

— Если прибегать к существующим в нашей сфере фразам, это прощание с иллюзиями о себе самом. Я пытался об этом сказать, говоря о некой эволюции названий этих сборников. Подробнее на эту тему я не готов говорить, потому что она будет носить, безусловно, не публичный характер. Всё это с точки зрения внутреннего понимания, ощущения и знания себя.

Владимир Легойда добавил, что представления о Церкви на протяжении его работы в должности председателя Синодального информационного отдела Московского Патриархата также не изменились:

— У меня стало больше знаний какого-то фактического материала, поэтому мне сегодня смешней читать аналитику, которую пишут о Церкви, потому что даже если она выглядит правдоподобной, то зачастую имеет мало отношения к реальным процессам, которые происходят внутри Церкви. В главном мои представления не изменились. Все зависит от того, что для тебя Церковь. Я никогда не воспринимал ее как структуру. Это то же самое, если бы у меня спросили: «Поменялись ли твои представления о любви?» Наверное, они как-то поменялись. Это те смыслы, которые невозможно выразить рационально.

В моей последней колонке, которая, правда, не вошла в данный сборник, я пытался сказать, что по прошествии многих лет я понял, что мир веры, который мы с друзьями когда-то для себя открыли, оказался намного красочнее, чем я представлял, намного сложнее, чем я думал, и намного глубже, чем мне казалось. Единственное, что у меня не произошло, это потеря понимания того, что Церковь — самое главное в жизни. Вспомните известную мысль из фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние»: «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?».

Фото: Ю. Маковейчук

Причина, мешающая человеку найти дорогу к храму — сам человек

Отвечая на вопросы гостей, Владимир Романович подчеркнул, что главная причина, которая мешает найти человеку дорогу к храму — это сам человек:

— Кроме нас самих нам никто помешать не может: все остальное — отговорки.

Расскажу вам историю из своей жизни. Когда я учился на первом курсе, то решил «осчастливить» Церковь своим присутствием и зашел в Данилов монастырь. Сложа руки за спину, я начал гулять по монастырскому двору. В этот момент ко мне подошла какая-то бабушка и обругала меня за то, что я так вот хожу. После этого, так и не войдя в храм, я вышел в благородном негодовании. Я чувствовал, что мне плюнули в душу. Однако давайте холодно проанализируем, кто помешал мне войти в храм? Только я сам себе и помешал.

Я глубинно считаю, что виноват сам человек, хотя ему и могли «помочь» не войти в храм. Христос говорит: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Когда человек приходит в храм и не видит этой любви друг о друге и к себе пришедшему, в храм он, возможно, больше и не соберется. Другое дело, что это можно преодолеть, если ты знаешь, зачем пришел.

Недавно мы со студентами обсуждали ситуацию: человек вырос в верующей семье, возможно, даже пел на клиросе, а потом ушел из храма. Для себя я сделал такой вывод: этот человек не ушел из храма — он туда еще не приходил. Потому что во всем нашем диалоге ни разу не прозвучали слова «Христос», «любовь», « Евангелие». Были «бабушки», «дедушки», «певчие», еще кто-то, но не это. Я согласен с отцом Игорем Фоминым, который, отвечая на вопрос, что может помешать человеку обрести Христа, сказал: «Только человеческое я, раздутое до невероятных размеров и закрывающее Бога».

Жалость о написанном

Автора книги «Человек в шкуре дракона» спросили, не жалеет ли он о когда-то написанном или сказанном, на что тот ответил:

— Любой человек, который работает с текстом, прекрасно знает, что когда ты что-то редактируешь, нужно в какой-то момент остановиться, потому что если ты не скажешь: «Стоп!», можно редактировать до бесконечности.

Более серьезный вопрос, жалею ли я, что вообще написал то или иное. Я почти каждый день жалею о том, что говорю, потому что одна из сегодняшних фундаментальных проблем — это проблема понимания. Мы сейчас находимся в таком темпо-ритме, когда люди друг друга не понимают. Если ты что-то говоришь и люди услышали то, о чем ты им сказал — это большая радость, редкость и в каком-то смысле счастье общения. У человека, который никогда не жалеет о том, что он говорил, скорее всего сбит внутренний компас. Когда ты не видишь, что можно было что-то сказать по-другому, ты останавливаешься.

Об ответственности

Отвечая на вопрос, повлияла ли церковная должность на его свободу как публициста, В.Р. Легойда напомнил всем об ответственности:

— Меня воспитывали, что есть такая штука — ответственность. Для меня ответственность — это что-то очень важное, ценность, если хотите. Когда ты находишься в ситуации, когда любое твое слово может выйти в публичное пространство, чувство ответственности обостряется до предела.

У меня есть любимая история.

Когда меня через несколько дней после назначения пригласил телевизионный федеральный канал на какую-то большую программу, на которую идти мне совсем не хотелось, я спросил у Святейшего Патриарха, нужно ли мне туда идти. Он ответил: «Конечно, конечно, это ваша работа, вам нужно идти». Потом выдержал небольшую паузу и добавил: «С пониманием высокой ответственности за каждое сказанное вами слово». И вот уже почти шесть лет я живу с этим пониманием. Я благодарен, что тогда в моей жизни произошло это изменение, потому что оно меня ещё больше дисциплинирует. Причём это не мешает свободе самовыражения, точно так же как каноны иконописи не мешают создавать шедевры. Наоборот, это позволяет четче формулировать мысли, потому что ты уже не можешь ссылаться на «я так вижу» и «мне так кажется». Так что назначение на меня безусловно повлияло, но я не вижу в нем чего-то отрицательного.

Также глава Синодального информационного отдела заметил, что людям не хватает чувства ответственности в социальных сетях:

— Есть одна характеристика времени, которая мне кажется глубоко печальной: это то, что у нас многие вещи происходят походя.

Мы походя, не задумываясь, говорим что-то о людях, которых не знаем, никогда не видели или видели лишь по телевизору. Мы походя выносим какие-то финальные суждения о мире, о Церкви — не важно, о чем. Мне кажется, у человека нет права говорить походя.