"Прошлое, которое надо ворошить"

8 февраля 2015 года празднуется Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

Сегодня многим кажется, что ошибки XX века остались далеко позади и «счастливому будущему» ничто не угрожает. Но культ забвения не несет в себе жизни — если мы не поворачиваемся лицом к прошлому, рано или поздно оно нанесет нам удар в спину…

Об уроках Бутовского полигона, о подвиге новомучеников и о смысле их почитания, о памяти, без которой обречена на забвение современность, мы говорим с протоиереем Кириллом Каледой, настоятелем Храма Святых новомучеников и исповедников Российских в Бутове.

— Отец Кирилл, почему о Бутове наши современники знают так мало?

— Люди боялись говорить о репрессиях. Таких семей, где детям рассказывали, что их дедушка или бабушка пострадали в годы лихолетья, было очень мало: все скрывалось. И была ложь со стороны государства.

Для отца Кирилла Бутовский полигон — место, неразрывно связанное с трагической судьбой его семьи в 1930-х годах, и место, по которому прошел путь его собственного жизненного служения

Сейчас каких-либо препятствий к восстановлению памяти новомучеников, к их почитанию — нет. Но большого интереса к этому тоже не наблюдается. Мы отмахиваемся: мол, зачем «ворошить старое», потому как страшно. Нам бы жить наслаждаясь, коттедж строить, на пляж ездить.

Но здесь важно следующее: мы не понимаем значения этого вопроса. Говорить о подвиге новомучеников в прошедшем времени неправильно, но «ворошить» такое прошлое — просто необходимо, так как это наши корни.

К нам часто приезжают люди и говорят, что им известно, что их дед или прадед пострадали во время репрессий, но где — они не знают. Однажды приехали молодые люди и сказали, что их двоюродный дедушка был монахом, в 1937 году его арестовали и он пропал и где-то расстрелян. Мы начали искать. Оказалось, что их дедушка — это архиепископ Владимирский Николай (Добронравов), известный богослов, член Поместного собора 1917 года, преподаватель Московской духовной академии. А в семье сохранилось только воспоминание о том, что он был монахом. И узнавая, восстанавливая жизненный путь своего деда, люди эти пришли к вере, семья воцерковилась. Я освящал их квартиру в городе, они приезжают на полигон в день памяти владыки. И это вовсе не единичный случай.

— Как получилось, что Вы, ученый и исследователь, оставили науку и стали настоятелем храма в Бутове?

— На Бутовском полигоне пострадал за веру мой дедушка, священник Владимир Амбарцумов.

Я рос в верующей семье, и мы всегда молились о том, чтобы узнать обстоятельства смерти дедушки Володи. Нам же лгали о том, почему и когда умер дедушка. После ареста в 1937 году маме и ее брату было объявлено, что их отец осужден на 10 лет лагерей без права переписки. В 1950-х было сообщено, что дедушка якобы умер в лагере от болезни почек во время войны.

Бутовский полигон сегодня можно было бы назвать очень мирным и спокойным местом, но погребальные рвы, ранами прошедшие по его территории, не позволяют так считать…

С течением времени надежда что-либо узнать была почти потеряна, но, несмотря на это, мама каждый год 2 ноября, в день памяти великомученика Артемия, молилась этому святому и просила послать хоть какие-то сведения о смерти ее отца, моего деда. И вот в 1989 году, когда началась перестройка, мы всей семьей решили обратиться в КГБ с просьбой уточнить обстоятельства смерти деда. Написали обращение. Помню, было 2 ноября, мама вновь молилась святому Артемию, а на следующее утро, 3 ноября, меня пригласили на Лубянку, где сообщили, что в этот самый день 52 года назад, в 1937 году, Владимир Амбарцумович Амбарцумов был приговорен к расстрелу, а двумя днями позже приговор был приведен в исполнение. На вопрос, где это произошло, мне ответили, что в Москве, но где именно — неизвестно. И где искать могилу, мы не знали.
Прошло пять лет. Зимой 1994 года было открыто Бутово, и в Фомино воскресенье, 8 мая, на полигоне установили и освятили крест.
Я был на этом богослужении и встретился с дочерью В. А. Комаровского, который пострадал по одному делу с моим дедушкой. От нее я узнал, что ее отец расстрелян здесь, а значит, и мой дедушка тоже лежит в земле этого полигона.
В Бутово потянулись дети, родственники пострадавших. Было очевидно, что необходимо строить храм для молитвенного поминовения убиенных. Эта потребность прямо витала в воздухе. И Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий еще до установки креста благословил строительство храма на этом месте, эту идею поддержали и властные структуры. Тогда по благословению Святейшего из родственников пострадавших образовалась церковная община и меня избрали старостой, председателем приходского совета. Однако община нуждалась в священнике, который был бы постоянно закреплен за ней, окормлял ее, совершал богослужения. Священноначалие предложило мне принять священный сан и возглавить общину в качестве священнослужителя. В 1998 году меня рукоположили в пресвитера, я был назначен настоятелем храма.

— С какими трудностями Вы столкнулись в это самое первое время?
— Сначала нам приходилось по-настоящему трудно, храм строили на пожертвования, никаких богатых спонсоров и покровителей не было. Мы пришли на пустырь, заросший бурьяном и заваленный строительным мусором. В 1995 году при подготовке первого крестного хода по территории полигона в праздник Всех святых, в земле Российской просиявших, дорожку для обхода мы в прямом смысле прорубали топорами.

1993 год. Первое посещение Бутовского полигона родственниками пострадавших там

Когда храм построили и начались регулярные богослужения, народ почти не приходил. Было тяжело.
Мне тогда многие коллеги, друзья задавали вопрос: зачем тебе это надо?! Некоторые недоумевали: как можно оставить в общем-то благополучно накатанный мирской путь с понятными условиями существования и начать в зрелом возрасте новую, принципиально иную деятельность?! Но я чувствовал, что должен быть здесь и что то, что мы делаем — необходимо! Думаю, что без Божия благословления у нас бы ничего не получилось.

— Со стороны властей не было никаких препятствий, бюрократических препон?

— Не было. И я думаю, это тоже проявление Божией воли — чтобы о подвиге новомучеников знали и помнили. Даже вопрос землеотвода, который сегодня является камнем преткновения для всех и вся, решился без боя. Совершенно неожиданно в ответ на просьбу о предоставлении земельного участка под строительство храма было предложено забрать всю территорию захоронения, это почти шесть гектаров! Земля в то время принадлежала ФСК, как тогда называлось бывшее КГБ и современное ФСБ. Святейший Патриарх Алексий обратился к руководителю этой службы с просьбой о предоставлении земельного участка под строительство храма.

2008 год. На этом же месте: первый из двух православных храмов в Бутове

— Как Вам кажется, почему это так важно — помнить?

— Забвение может привести к потере национальной идентичности. И ошибочно думать, что это беда только нашего времени, результат глобализации. Нет! Это явление было известно еще в ветхозаветные времена. Достаточно вспомнить, что царь Навохудоносор переселял евреев из Палестины… Оторванные от корней люди теряют почву под ногами, становятся неустойчивыми, и поэтому ими легко управлять, манипулировать, лепить из них нечто новое. Это пытались сделать большевики, переселяя народы внутри Советского Союза, и в общем-то они преуспели. Революция, Гражданская война, затем коллективизация: люди бросали все и бежали с насиженных мест, из деревень в города. Затем эту ситуацию усугубила Великая Отечественная война. Например, в Смоленской области практически нет людей, родившихся там в довоенное время, то есть там не осталось носителей истории.

Сегодня мы теряем свою идентичность во всем: начиная от голых пупков наших девушек, заканчивая ток-шоу на ТВ, ничего общего не имеющими с русской национальной культурой. Я не говорю, что нам нужно взять и вернуться в XIX век, понятно, что культура должна развиваться, но мы обязаны понимать, где наши корни.

Важно видеть, что сегодня общество очень разрозненно. Мы живем сиюминутными, частными интересами. И общая трагедия — репрессии 1930-х, в том числе Бутово, — может объединить, сплотить нас.

Эта мысль подтверждается опытом жизни на полигоне. Дело в том, что люди, которые лежат в этих рвах, были мировоззренчески очень разными. Здесь пострадали православные, верующие люди, некоторые из них канонизированы в лике святых, но были и люди, далекие от каких-либо религиозных исканий. В первом случае люди сознавали, что происходит, на что они идут. Вторые, напротив, вообще ничего не понимали и нередко даже теряли человеческий образ.

Те же самые большевики, военные, были на стороне режима — но вдруг все оборачивалось против них, и их мордовали, мучили. Были репрессированы и большевики-атеисты, расстреливали и мусульман, иудеев и других. Одним словом, это место, где покоятся представители разных религий и неверующие люди. И сейчас на эти могилы приходят их родственники — также совершенно разные люди. Собираясь здесь для того, чтобы почтить память убиенных, мы понимаем: мы все братья. Именно здесь мы чувствуем подлинное единство — кровь наших дедов и прадедов удивительным образом нас объединяет. И найти общий язык с религиозным иудеем или представителем другой религии и национальности, который пришел сюда почтить память отца или матери, оказывается очень просто. У нас общая история, общая трагедия.

— Что может и должно сделать общество, в частности, церковная общественность, власти, СМИ, чтобы все встало на свои места?
— Несомненно, в Бутове необходимо создать музей памяти, мы об этом говорим и пытаемся этот вопрос решать. Ведь нужно, чтобы мы знали и помнили об этой странице нашей истории, но в то же время нельзя допустить превращения подобных мест в туристические объекты, куда станут заезжать туристы и где будут палатки с сувенирами.

Как-то на полигоне работала группа волонтеров из общества «Мемориал», часть из них — члены немецкой организации «Акция искупления». И одна девушка из Германии сказала, что здесь обстановка иная, чем в Освенциме. Концлагерь Освенцим превратился в один из туристических объектов — а это страшно, так не должно быть!

Подобные места должны оставаться местами памяти, светлой памяти, где можно подумать и помолиться.

— Полезно ли задавать себе вопрос: а выдержал бы я такое испытание?

— Если мы порой не в силах пройти достойно мимо киоска с мороженым в постный день, то о каких подвигах может быть речь?! Для многих, кто пострадал в те годы, это оказалось непросто; это было действительно страшным мучением, — и не только и не столько физическим, сколько моральным. Как я уже сказал, на Бутовском полигоне расстреляны самые разные люди: и простые рабочие, крестьяне, и интеллигенция, священники.

Многие убитые здесь даже не понимали — за что? почему? Ощущение абсурда и бессмыслицы — мучительно.

Тем, кто понимал, в чем дело, — священникам, интеллигенции — было тоже тяжело. Каково осознавать, что на воле остались твои близкие — семья, духовные чада?! Как им теперь жить? Останутся ли они верными Богу? А что если их начнут травить, преследовать?

Многие боялись смерти. Это не было бравадой: пойдем умрем за веру. Люди реально испытывали страх и ужас. Сохранилось жизнеописание одного высокопоставленного духовного лица; этот человек еще в юности принял постриг, то есть всю жизнь сознательно готовился к смерти, старательно исполнял монашеские обеты, строгий пост, воздержание, молитву. Когда он был поставлен перед фактом расстрела, ему вынесли смертный приговор, он оставил дневниковую запись, признался, что был не готов к смерти, что он ее боялся. Значит — вся жизнь прожита зря, нет плодов?.. Это было страшное разочарование…

Нам нужно научиться делать простые вещи, а потом уже думать о подвигах.

*Архиерейский Собор 2013 года определил установить празднование Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской: 25 января (по старому стилю), в случае совпадения этого числа с воскресным днем; в предшествующий этой дате воскресный день, если 25 января (по старому стилю) приходится на дни от понедельника до среды; в последующий этой дате воскресный день, если 25 января (по старому стилю) приходится на дни от четверга до субботы