Мир обязательно спросит

Та весенняя палестинская ночь вошла в историю человечества с решительной определенностью. Тогда совершилось событие, навсегда изменившее ход истории, лишившее нас права на самооправдание. Тогда Сын Божий был осужден и предан на распятие за грехи всего мира. В ту ночь Спаситель молчал, а мир говорил. Мир требовал ответа, но Сын Божий уже всё сказал, и наступало время, когда о слове Его должны свидетельствовать те, кто решился назваться «своими» для Сына Человеческого: «Что спрашиваешь Меня? Спроси слышавших, что Я говорил им: вот, они знают, что Я говорил» (Ин. 18: 21).

Никто не сможет уйти от ответа, у каждого спросят четко и ясно: “Не из учеников ли Его и ты?” (Ин. 18: 25)

С этого момента мир больше не будет добиваться ответа у Спасителя, только с презрением бросит Ему риторическое: «Что есть истина?..» (Ин. 18: 38). Мир спросит у «слышавших», мир у них потребует отречения от неудобной Истины, их будет заставлять стать «своими», забыв «Царя Иудейского» (Ин. 18: 39). Исключений не будет, никто не сможет уйти от ответа, к каждому войдут в дом, к каждому постучатся в жизнь, если надо – ворвутся, и спросят четко и ясно: «Не из учеников ли Его и ты?» (Ин. 18: 25)…

Порой так хочется верить, что жизнь совершенно простая. Вот мы, вот наши родные, друзья, знакомые, общие интересы. Жизнь идет своей чредой, иногда, правда, сворачивая, порой взлетая круто вверх или устремляясь вниз, но всё же дорога остается знакомой и рядом столько близкого. Всё хорошо. Может, не всегда замечательно, временами тяжеловато, но всё же в пределах нормы. Наш мир не имеет слишком острых углов, не требует обременительной определенности. Мы чувствуем себя спокойно, особо не напрягаясь и без надрывов.

Но вдруг в жизни появляется фраза, кинутая кем-то без особого внимания, без акцента, но совершенно ясно запечатленная в сознании: «А почему у вас в Церкви…?»; или «Зачем вы…?»; или «Я верю, но Церковь…»; и, наконец: «Я не против Церкви, но почему нельзя…? У каждого своя жизнь…»

До этого момента казалось, что та далекая палестинская ночь останется всего лишь воспоминанием, что ее решительность в определении «своих» и «чужих» нас минует, пройдет стороной и мы всё же проживем свою спокойную жизнь в тишине и мире. Но нет. Было сказано и другое: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч…» (Мф. 10: 34).

Мир слишком жесток и ревнив, чтобы считать “своими” тех, кто “слушает гласа Моего” (Ин. 18: 37)

Оказывается, жизнь христианина для тех, кого он считает даже совсем близким, «своим», может быть просто чужой. Оказывается, его путь слишком очевиден, слишком мало в нем места для беззаботной неопределенности, чтобы почувствовать вкус «настоящей» жизни. Оказывается, мир слишком жесток и ревнив, чтобы считать «своими» тех, кто «слушает гласа Моего» (Ин. 18: 37).

Скорее всего, так и есть: мир слишком жесток, а человек слишком требователен к другим, чтобы теряться между надуманными вариантами, чтобы постоянно идти на компромиссы с истиной. Третьего не дано. В реальной жизни не дано и второго. Ты либо со Христом, либо в мире, отодвинувшем Его на третье, второе или даже почетное место, не важно. Главное, что Христос отодвинут за пределы реальности в отвлеченный идеализм. О Нем могут много говорить, уважать Его, трогательно вспоминать в минуты особых переживаний, но Он никогда не задерживается всерьез и надолго. Здесь Он приходит и уходит, а жить хочется всегда. Хочется просто пожить. Без мыслей, ответственности, без обязательств, без определенности, жить «как все», то есть для себя…

Но реальность жестока: в удобном мире нет Жизни, нет Христа, здесь о Нем вспоминают, но не живут с Ним. И волей-неволей порой приходится обманываться трогательными минутами искренности и всплесками благочестивых разговоров. Мы думаем, что нам по пути. Но оказывается, что у нас «своя жизнь», чужая.

Об этом обязательно напомнят, лишь стоит приблизиться, попробовать стать «своими», не расставаясь с Тем, от Кого отказаться не можем. И «свои» обязательно отодвинут на безопасное расстояние, на расстояние разговора, шутки, веселой компании, но не больше. Иногда это слышать слишком больно, и боль слишком реальна. Но она отрезвляет, возвращает на землю.

Мир обязательно спросит, кого мы выбираем

Мир обязательно спросит, кого мы выбираем. И «свои» обязательно ответят: «не Сего, но Варавву» (Ин. 18: 40)… По-другому быть и не могло. Ведь «если бы вы были от мира, то мир любил бы свое» (Ин. 15: 19). Мир не может полюбить тех, кто избрал Другого, не может принять в свою жизнь даже не столько потому, что ненавидит «слушающих гласа Его». Есть и другие причины, менее категоричные: быть рядом просто неудобно, слишком мало места для мечтательности, для приятной беззаботности…

Реальность лечит неверие в Евангелие. Она дает понять, что Спаситель был и остается Самым большим Реалистом, Который когда-либо жил на земле. Его слово нельзя стушевать, прикрыть романтической метафоричностью, оно воплощается реально и однозначно, входит в жизнь со всей ответственностью, с определенной решительностью. И мы должны быть готовы к тому, что отвечать придется однозначно: «не из учеников ли Его и ты?» (Ин. 18: 25). И отрекаться тоже придется реально – либо от мира, либо… от Христа. Третьего не дано, ибо «кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Ин. 2: 15).