В двенадцать часов по ночам

Фото: Gennady Grachev, www.flickr.com

Слова Жуковского, музыка Глинки. Баллада «Ночной смотр». Краткое содержание: в двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик, из другого гроба — трубач, они бьют тревогу, собирают разбросанные по всей планете павшие полки.

Встают молодцы егеря,

Встают старики гренадеры,

Встают из-под русских снегов,

С роскошных полей италийских,

Встают с африканских степей,

С горючих песков Палестины…

Все они сбегаются, съезжаются, слетаются туда, где в двенадцать часов по ночам из гроба встает полководец. «На нем сверх мундира сюртук. Он с маленькой шляпой и шпагой». Мертвый император принимает парад, собирает на военный совет своих мертвых маршалов, сообщает им пароль и лозунг, замышляет новую войну.

На этом баллада резко обрывается. Как страшный сон, как бредовое видение, которое продолжается ровно столько, сколько часы отбивают полночь. Но это видение не разовое, оно повторяется каждую ночь, война, как герпес, дремлет в человечестве и в любой момент может стать явью.

На моем автомобиле нет наклеек «На Берлин!», «За Родину!» и даже «Спасибо деду за победу!» Маленькая георгиевская ленточка над передней панелью висит, а прочей патриотической иллюминации — нет и не будет. Почему? Потому что я отношусь к словам серьезно. А как к ним еще относиться?

Я не хочу, чтобы в обозримом будущем нам пришлось брать Берлин, Париж, Кабул или Нью-Йорк. Не хочу идти в атаку с криком «За Родину!» или любым другим криком. Не хочу, чтобы мой внук возлагал цветы к еще одной братской могиле со словами «Спасибо деду за победу». Мне не нравится само слово «война» и прочие штабные лексемы, которые всюду его сопровождают.

Конечно, если отечество снова окажется в опасности, я буду всё это делать – и брать, и кричать, и лежать. Я буду ковать победу так же, как это делали оба моих деда, их братья, сватья, друзья. Но хочу ли я этого? Нет, конечно, не хочу. Точно так же, как и деды мои не хотели. До 1941-го года у них были совсем другие планы на жизнь.

Я хочу, чтобы мой внук благодарил меня за самую мощную в мире экономику, хорошие дороги, чистые города. За доступное жилье, медицину, образование. За новые песни, книги, фильмы – причем желательно с хэппи-эндом.

Я хочу, чтобы он учил уроки истории – помнил подвиги отцов, преступления врагов, никому не позволял бы оскорблять память предков. «Никто не забыт и ничто не забыто» – тихое, сдержанное, пронзительное – этого достаточно для того, чтобы воздать деду за победу. Все, что громче — от лукавого.

Когда речь идет о войне, инъекцию исторической памяти нужно делать очень осторожно. Даже легкие передозировки патриотической пропаганды плодят романтиков войны. А в войне нет никакой романтики. Война — это кровь, грязь и ад. Она воняет, как тысяча отделений гнойной хирургии, запертых в одном помещении. И когда я вижу автомобиль с надписью «1941-1945. Можем повторить» – меня передергивает от ужаса. Я не хочу повторять! Этот джип мне представляется тем самым гробом, в котором потихоньку просыпается еще один демон войны.

Седые гусары встают,

Встают усачи кирасиры;

И с севера, с юга летят,

С востока и с запада мчатся

На легких воздушных конях

Одни за другим эскадроны.

Если хозяина этого джипа хотя бы на 5 минут отправить на машине времени в сталинградское пекло, в ржевские болота или даже на какой-нибудь спокойный участок фронта, в землянку, где бьется в тесной печурке огонь – по возвращении оттуда, он первым делом сдерет эту наклейку дрожащими руками. Но машину времени, к сожалению, еще не придумали. А демоны войны умны и изобретательны.

В школьные годы к нам в класс приводили ветеранов. Мы их очень внимательно слушали, и я точно помню, что никакого «повторения» они нам не желали. Никаких бравурных речей в духе «пусть только сунутся, мы им еще накостыляем» — эти спокойные старики с красивыми морщинистыми лицами не произносили. Они вообще мало говорили, часто погружались в затяжные паузы, думали о чем-то своем, учителям приходилось постоянно будить их дурацкими наводящими вопросами. И любая такая встреча, как правило, заканчивалась банальщиной: «Ребятки, родные, живите в мире и не дай Бог вам испытать то, что испытали мы!»

Сегодня привести настоящего ветерана в школу – большая удача. Победители той войны уходят, к следующей круглой дате их, скорее всего, не останется совсем. Подрастает поколение, для которого война уже не факт личной, семейной биографии, а просто война. Им некому будет сказать тихим голосом: «Ребятки, не дай Бог вам испытать то, что испытали мы». У них больше нет этого предохранителя. Для них пропаганда той славной войны — это просто пропаганда войны. Они смотрят телевизор, участвуют в многочисленных акциях памяти и им непроизвольно хочется это славное прошлое повторить. В известной фразе «мы мирные люди, но наш бронепоезд…» образ бронепоезда гораздо сильней и привлекательней, чем образ мирных людей.

Да, я понимаю, безответственный пересмотр результатов второй мировой войны, который прокатился в последние годы по Европе, требует жесткой реакции. Надо формировать и продвигать свою версию истории. Но это формирование и продвижение не должно становиться доминантой общественного сознания. Смотр войны столь же опасен, как и пересмотр войны.

Я повторяю: никто не забыт и ничто не забыто. Но с уходом последних ветеранов нам все-таки надо выполнить их последнюю волю и научиться, наконец, мирной жизни.

По большому счету, все эти семьдесят лет мы живем в послевоенное время. Мы называем таксистов «командирами», увольняющихся сотрудников «предателями», плохие дороги — «фронтовыми». Мы говорим «крайний» вместо «последний», ставим рядом с портретом мирно усопшего родственника боевые сто грамм, а в деловых отношениях у нас обязательно должен быть победитель и проигравший. Мы питаемся войной, мы думаем войной, фронтовая мораль — это часть нашей национальной самоидентификации. Эта непреодолимая сила похожа на мать с синдромом гиперопеки, которая очень искусно манипулирует своим ребенком при помощи чувства вины: «Ты хочешь жить своей жизнью?! Ах ты неблагодарный!»

Но пора уже научиться жить своей жизнью. Пора формировать мирную повестку дня, придумывать и воплощать эффективное будущее, а не воспроизводить раз за разом славное прошлое. Пора отпустить эту войну на пенсию. Туда же, где война гражданская, наполеоновская, где великая смута, татаро-монгольское иго и другие славные и трагические даты российской истории. Иначе наше послевоенное время очень скоро может снова оказаться предвоенным. Вам что больше нравится – в полях за Вислой сонной лежать в земле сырой или выжить и рассказывать школьникам о своих фронтовых буднях? Я бы предпочел что-то третье. Потому что я и в самом деле благодарен своему деду за победу.