О том, как может жена повлиять на вечную жизнь мужа

Фото: Соборный храм во имя святого благоверного великого князя Александра Невского в Ртищево. В 1924 году церковь закрыли, а здание передали рабочему клубу им. В.И. Ленина. По данным Ртищевского краеведческого музея так выглядел клуб в апреле 1935 года

Он родился в 1904 году. Отец его, Иван Игнатов, был крестьянин деревни Андреевские Палики из Жиздринского уезда Калужской губернии.

Жили не хуже, не лучше других. Пётр рос крепким, толковым малым. Деревенское детство и юность всё насквозь сшитое, перевитое с крестьянским трудом; в избе да в семье ребячьим рукам всегда работа найдётся, и за скотиной убрать, и воды набрать, и дров нанести, и сено сгрести, и лошадей выпасти… А между тем хватало времени и порыбачить, и в реке наплескаться, и по травам набегаться, наиграться, и у костра посидеть в ночном с печёной картошечкой, и в снегах наваляться, и по речному ледку назвенеть коньками… да мало ли счастья, которого всё меньше и меньше во взрослой жизни.

Среди парней в заводилы и задиры не лез, но и последним в ребячьей ватаге не был. Может быть, повдумчивее других…

Влюбился в деревенскую девчонку Настёну, да так и ходил за ней, и сколько ни дразнили — с него, как с гуся вода. А девчонка с одиннадцати лет без матери и отца жила; нанималась на подёнщину по чужим дворам и всё умела. Пусть и не самая видная в кругу смазливых подружек, зато с характером, и разум не по годам. Было ещё одно: любила в церковь ходить…

И пришло, исполнилось время их, и Пётр взял в жёны Анастасию, отказа не было.

В 1926 году призвали его на военную службу. Он честно и справно отдал три года в суровых рядах ОГПУ. Жаль было терять такого бойца начальству, но делать нечего, не остался.

Да пока служил, Анастасия его перебралась из дома их под Москву, пошла ткачихой на фабрику в селе Кунцеве, то ли не ужиться ей было с мужней роднёй, то ли ещё какая нужда толкнула, а только и по ней, видать, не шибко печалились.

Там и ждала Петра своего одиноко и верно.

Пётр пришёл рядовым, явился на всех парах к своей Настёне, и чуть было праздник их не погас, не узнал он прежней жены своей. У Анастасии теперь никакое дело без молитвы не начиналось, с тем и встретила мужа жданного; дальше — больше, ни единой церковной службы не пропускает, платок до бровей, ну, чисто, монашка стала. Он сперва расстроился даже, с чего уж прям так ударилась-то? Оно, конечно, можно потихоньку и верить в Бога, но не до такой же степени…

Но для мужа с женой главное, чтобы в сердце разлада не было, остальное уж как-нибудь перемелется. Раз его Настасья на такое пошла, значит, есть в этом что-то важное, она на пустое тратить себя не будет, баба умная. Стал он присматриваться, прислушиваться, надо ж понять, почему люди влекутся в храмы, ведь никто их не гонит, не заставляет, их наоборот, высмеивают за это, даже преследуют под угрозой смерти.

По капле идёт день за днём перемена в нём. Вместе на службе, вместе постные дни держали, Евангелие читали… Не заметил, как сделался верующим. Однажды его поразили слова: «Царство Божие внутрь вас есть». Это что же такое?! Это, надо понимать, то, ради чего ты родился и проходишь свой жизненный путь, то, куда Бог призывает тебя для радости вечной жизни, оно уже есть, уже присутствует в твоей душе даже здесь на этой грешной земле. Но если Небесное Царство незримо живёт в тебе, тогда и ты, хоть и в малой степени, обитаешь в нём, надо только коснуться этого…

И в этом вся правда, потому что тот, кто, хоть раз, ощутил в себе это Царство, он уже всё решил, и для него не может быть никаких вопросов о том, что есть самое-самое для человека.

В 1933 году был страшный голод по всему житному югу, прижало и города. Пётр с Анастасией съехали с угла своего в родную деревню, которую власть приписала теперь к Брянской области; съездили, пожили, перегодили. А едва представился повод, вернулись обратно в Кунцево: Петру подвернулась работа, брали сторожем с хорошим окладом на склад Мослегпрома, да впридачу и жильё досталось, комнатка в рабочем общежитии, казённая, но своя.

Стали жить поживать, обиды не знать. Прознали через местных прихожан о старцах-монахах из закрытой властями Троицкой лавры, живущих на частных квартирах в Сергиевом Посаде; добыли адресок заветный, снялись, поехали, поговорили. Была нужда в духовнике, в отце духовном. С тех пор, едва не каждый выходной они уж там, у ног наставника, и счастливы, как дети…

Была у них, помимо прочего, единственная беда: бездетность. И, смиряясь перед волей Божьей, они с годами ужились с бедою, и оба подошли к согласию. Очень не простому для супругов ещё не пожилых. Об этом и отважились сказать духовному отцу. И опытный монах-наставник, узрев в обоих иноческий дух, благословил Петра с Анастасией жить братом и сестрой по сути…

И ни родня, не узкий круг знакомых не ведали об этом.

Работали, как все, по принятым советским нормам, а что до прочего, до всяких там красных митингов и праздничных общих застолий, держались сторонкой. И не всем это нравилось, косились люди. А тут ещё Пётр бороду отпустил, с виду — не то разбойник, не то монах какой, хотя, мужик не плохой, добросовестный, худого слова не скажет. Да и пусть их, живут себе, как им нравится, не враги же, в конце концов… а там, кто их знает, чужая душа — потёмки.

От этих вот самых взглядов и пересудов переселились они из общежития на съёмную квартиру. Тихо, укромно, и молись себе на здоровье, никаких ушей. Ходили изредка в гости; кое-кого и к себе привечали, за чайком, бывало, засиживались, толковали не о мирском. В общем, пристроились в этом времени. Карьеры и почестей не искали и горя не знали…

Но не знали они того, что уже на примете у не дремлющего ока НКВД. За ними давно присматривали, и не раз обсуждали, что делать с этой странной набожной парой? А делать всё-таки что-то надо, уж больно чуждые элементы для этой великой грохочущей стройки Страны Советов…

Двадцатого октября 1937 года на очередном совещании в местном НКВД по вопросу о выявлении враждебных и подрывных элементов было, в частности, принято постановление об аресте Петра и Анастасии Игнатовых с последующей изоляцией их от полезного общества.

И застучала-завертелась отлаженная, прокаленная порохом и кровью следственная машина; застрочила серией «порочащих сведений» к подготовке «доказательной базы на основе свидетельских показаний» для предъявления официального обвинения семьи Игнатовых.

Первым допросили хозяина их прежней ещё квартиры.

— Следствию известно, что Игнатовы люди верующие, расскажите следствию, к какой вере они принадлежат и каковы их религиозные убеждения?

Исполняя гражданский долг, квартирный хозяин показал:

— Игнатовы являются людьми верующими, очень часто посещали церковь, часто читали на квартире религиозные книги и прочитанное обсуждали между собой. Судя по их религиозным убеждениям, они принадлежат к православной вере.

Но более ни чем существенным не обладал.

Следующим был работник склада Мослегпрома. Он также честно показал, что из разговоров с Петром Ивановичем и его женой, ему известно, что они принадлежат к Православной Церкви, и к этому, не утаясь, добавил, что и сам он является православным, что на этой почве он и сошёлся с Петром Ивановичем.

— Давно ли вы являетесь верующим?

— Особую приверженность к религии я стал иметь после моего знакомства с Игнатовыми.

Отсюда поподробней начнут вытягивать.

— Расскажите следствию, в чём заключалось их влияние, и какие разговоры они вели при встречах.

А что скрывать, уж коли говорить, то как пред Богом:

— Я встречался с Игнатовыми у себя на квартире и у них на квартире. При встречах с ними разговоры всегда велись на религиозные темы. Пётр Иванович говорил, что жизнь на земле есть всего лишь временная жизнь, но есть ещё вечная жизнь и кто неверующий на земле, того ожидают вечные муки. Также он говорил, что в Священном Писании сказано, что надо любить ближних, прощать обиды своим врагам и так далее. Такие беседы с Игнатовыми на религиозные темы мне нравились и оказывали на меня влияние. В разговоре иногда Пётр Иванович говорил, что теперь власть притесняет верующих, закрывает церкви, но вместе с тем он всегда добавлял, что всякая власть от Бога и что «нам, грешным, Господь послал такую власть за грехи и приходится терпеть»…

Что следствию до «вечной жизни»! а вот улики веские, потянут…

Но настоящая бесценная находка объявилась в лице взволнованного истиной завсклада. Будучи ответственным и бдительным, он всё сказал:

— С политической стороны я могу охарактеризовать Игнатовых как людей, враждебно настроенных против существующего строя и мероприятий советской власти. В доказательство этого я могу привести нижеследующие факты. По своим убеждениям Игнатова до настоящего времени осталась сильно религиозной женщиной. Игнатов из религиозных убеждений никогда не брился… Они оба строго соблюдают религиозные обряды, очень часто посещают церковь как в Кунцеве, так и в Москве. В то время, когда он служил сторожем, его дежурство иногда совпадало с религиозными праздниками, и в таких случаях он нанимал за себя других сторожей, а сам обязательно шёл в храм. Как-то я предложил ему вступить в члены профсоюза, но, несмотря на большую разъяснительную работу, он отказался вступать, заявив, что профсоюз ему пользы никакой дать не может и по своим религиозным убеждениям состоять в профсоюзе он не может. В момент реализации займа обороны он, несмотря на разъяснительную кампанию об этом займе и, несмотря на то, что зарабатывал прилично, категорически отказался подписываться на таковой, заявив, что «в случае надобности он с охотой пойдёт воевать за православную веру».

— Что вам известно о контрреволюционной деятельности Игнатовых?

— Пётр Иванович гордится тем, что он верующий. В беседе с рабочими склада в моём присутствии он говорил, что православная вера — единственная правая вера, если кто не будет соблюдать этой веры, тот на том свете будет вечно гореть в огне и мучиться. Вместе с тем он говорил, что советская власть, коммунисты напрасно притесняют верующих, закрывают церкви, запрещают молебны под открытым небом, они этим перед Богом совершают великий грех, за что на том свете будут держать ответ…

Что и требовалось.

На основании полученных доказательств, опираясь, в большей части, на показания начальника склада, последовало распоряжение местного руководства НКВД, и тем же днём третьего ноября 1937 года Пётр и Анастасия Игнатовы были арестованы и заключены под стражу.

В присутствии людей в погонах, они перекрестят друг друга напоследок, и больше не увидятся здесь. Их отвезут в Москву и определят в разные изоляторы.

Пётр Иванович был доставлен в тюрьму на Таганке.

За него взялись с ходу и жёстко.

— Когда и кем вы с женой были завербованы членами «евангельских христиан»?

Может, для подстраховки, а может, для какой-то хитроумной «комбинации» в НКВД попытались сделать их двойными врагами: не только советского строя, но и, в общем, лояльной к власти официальной Русской Православной Церкви.

Пётр Иванович несколько сбился с толку.

— Никто никогда меня не вербовал ни в какую секту, ни в какой секте я никогда не состоял, не состояла и моя жена. Принадлежу я к числу верующих, так же как и моя жена. Верующим я стал после демобилизации из Красной армии, в основном повлияла на меня жена, которая раньше моего была верующей и регулярно посещала православную церковь…

— Следствием установлено, что вы с женой состоите членами секты «евангельских христиан» и ведёте активную контрреволюционную деятельность среди населения города Кунцева. Дайте об этом показания.

— Как я уже показал, членами секты «евангельских христиан» мы никогда не состояли и никакой сектантской контрреволюционной деятельностью не занимались.

— Вы себя считаете верующим, расскажите следствию, к какой вере вы принадлежите, к какой церкви, тихоновской или обновленческой. В чём заключается ваша вера?

— Я принадлежу к старой тихоновской Православной Апостольской Церкви. Вера моя заключается в том, что я часто посещаю церковь, где молюсь Богу. Из Священного Писания и учения Православной Церкви мне известно, что жизнь земная временна, а есть на том свете жизнь вечная. Священное Писание учит также прощать обиды врагам…

Он не понимал, чего они добиваются от него.

Ему объяснят без слов. Сначала руками… Потом ногами…

Давали последний шанс на признание:

— Свидетельскими показаниями установлено, что вы с женой, состоя членами «евангельских христиан», вербуете в свою секту молодежь, устраиваете у себя на квартире и в общежитии сборища, где проводите духовные беседы. Дайте об этом правдивые показания.

Что в переводе: «признайся, и не будем бить».

Вежливый следователь, делающий свою работу. В конце концов, ему всё равно, признается этот бородатый мужик или нет, но все положенные методы применить к нему он обязан.

Петру приходилось драться и в детстве, само собой, и в молодости не раз, и в армии постоять за себя, но, чтобы так — когда двое держат и двое бьют — такого не было. Он вытер кровь изо рта…

— Я категорически отрицаю свою принадлежность к секте «евангельских христиан», я об этой секте не имею представления. Вербовкой верующих я никогда не занимался, сборищ у себя на квартире и в общежитии не устраивал. Приходилось иногда с верующими в церкви и возле говорить о том, что советское правительство притесняет верующих и закрывает церкви. Более добавить ничего не могу и не хочу.

Они поняли, бить бесполезно. Что ж, и на том спасибо.

— Вам зачитывается протокол допроса.

Пётр Иванович выслушал собственные показания. Следователь протянул ему исписанный лист бумаги.

— Если всё верно, распишитесь.

— «Протокол мне зачитан и записан с моих слов правильно», — прочёл вслух подследственный и расписался.

На особом совещании девятнадцатого ноября 1937 года Тройка НКВД по делу Петра и Анастасии Игнатовых назначила каждому восемь лет лагерей.

Подобное не всем имевшим веру выпадало. Им выпало.

Их, не совершивших ни единого преступления, осудили, как государственных преступников. Не имевших никакой вражды к людям, их покарали, как врагов общества. Просто вырвали из бурной стремительной жизни Страны Советов, как не соответствовавших облику строителей светлого будущего.

Ушло, как сон и детство, и счастливые рассветы, семейное гнездо, уют на две души, привычная работа, и много, много некогда живого…

Осталось больше — свет Царства Божьего. Внутри.

О своей Анастасии так и не дождётся ничего, и, что с ней стало, неизвестно.

Пётр Иванович попадёт за полярный круг, в зону вечной мерзлоты, в Норильский исправительно-трудовой лагерь. Он продержится там четыре года до дня четырнадцатого ноября 1941 года, с которого шагнёт в не замерзающую вечность Жизни, оставив на нарах в заиндевевшем от стужи бараке истощённое болезнью тело, взятое на носилки и сваленное в общей неизвестной теперь могиле.

Он всё-таки прошёл до точки этот путь.