Часть 1. Семья - осколок рая на земле
- Ваше преосвященство, почему во второй день работы съезда Вы выбрали секцию, посвященную вопросам материнства и детства, а не какую-либо другую?
- Еще до образования в июне 2012 года нашей молодой Тарской епархии у нас в Никольском приходе п. Саргатское начала работать «Мамина школа». Этой школе материнства уже десять лет. Она получала в Москве грамоты. Сейчас идеи этой школы развиваются в Знаменском, Тюкалинском и других благочиниях. Женщины, согласившиеся сделать аборт, чаще всего чего-то боятся, но эти страшилки не имеют под собой основания, даже тогда, когда положение семьи очень тяжелое. С такими женщинами проводят беседы, опираясь на православное мировоззрение, потому что Православие – это школа любви. На земле мы только учимся жить и в семье мы только учимся любить. Когда научимся, то обретем полноту радости, а пока учимся, радуемся отчасти. А если не хотим грызть гранит науки любви, получая двойки, не испытываем радости и жалуемся на школу и учителей. Ребенок для мамы – большая ценность. И ей самой хочется ребенку что-то дать. Когда мать отрывает от себя и даёт ребёнку, у нее пробуждается любовь, и она смотрит совсем по-другому не только на семейные обязанности, но и на всю землю и даже на небо. В мировосприятии появляется так называемая обратная перспектива духовной жизни. В жизни, как и в иконографии, есть обратная перспектива. Когда мы смотрим на картину, пространство уходит вдаль, и все линии соединяются где-то за плоскостью картины, например, нижний край стола кажется шире, а верхний – поуже. Создается впечатление перспективы. А на иконе Святой Троицы мы видим стол, верхний край которого шире, а нижний – уже. То есть линии канонической иконы соединяются не за ее плоскостью, а перед ее плоскостью. Они в нашем сердце. Когда человек смотрит на картину, он ее поставляет перед собой, а когда на святую икону, то человек себя ставит перед взором того, кто изображен на этой иконе. Так и в материнстве. Материнство приближает человека к первозданной райской среде. В раю человек был сотворен по образу и подобию Божьему и был призван к тому, чтобы уподобляться Богу, прежде всего, в жертвенной любви. Бог есть любовь, Бог принес себя в жертву. И Он это сделал по Своему желанию, а не по непреодолимым обстоятельствам. В Раю человек был призван не только вкушать райские плоды, но и возделывать рай, хранить его, распространить на всю землю. Рай ведь был на земле. Можно сказать, что человек должен был возделывать мысленный рай, рай смыслов, и не только возделывать, но и хранить их как труженик и как войн. И если бы человек не пал, поработившись своеволию, то вся земля была бы раем. Но человек захотел по-своему взглянуть на свое бытие и на представление о счастье человеческом, и, к сожалению, потерял Божьи смыслы и сам Рай. Нельзя оправдывать себя трудностями. Ева говорила: «Меня змей искусил, поэтому я съела яблоко». Если бы она покаялась, то Господь сохранил бы ее в раю. Адаму не захотелось портить отношения с Евой, и он пошел у нее на поводу, поступил по желанию жены, и оба стали несчастными. Адам как бы сказал: «Она мне дала плод, жена виновата, я здесь ни при чем». А нужно было сказать: «Ох, Евушка, что же ты натворила, давай-ка покаемся с тобой». Или: «Никто не виноват: ни жена, ни змей, ни страсти. Это моя язва, моя вина, я виноват, прости меня, Господи». И тогда Господь бы по милости своей простил, и оба остались бы в раю... Такова сила покаяния. В Евангелии сказано, что наши враги – это мир, плоть и дьявол. И мы находимся на земле, которая является местом изгнания падших духов, местом наказания. Под рукой у нас всегда какое-то решение Божье. А к Божьему надо сделать шаг вверх, нужно сделать усилие над собой, поставить вопросительный знак перед тем желанием, которое у нас возникает. Тогда уже включается ум и евангельские смыслы. И человек тогда думает, а что я могу сделать доброго для рождаемого дитя? И у него возникает духовный вкус, аппетит. После грехопадения осколком рая на земле оставлена семья. Семья – это ведь школа любви. В семье мало просто не делать ничего плохого. В семье мы обязаны любить.
- Любовь как бесценный дар должна передаваться из поколения в поколение. К сожалению, во многих современных семьях нет любви. Если родители не любили друг друга, мама делала аборты, то часто все члены семьи несчастны.
- Настоящая семья – это образ божественной семьи, где Бог – Отец, а мы все дети. Если мы остановимся на хорошем образе и не взойдём мысленно к первообразу, то мы не достигнем цели! Но если нет иконы, или образ потемнел, мы не лишаемся возможности обратиться к тому, кто изображён на иконе. Но даже если икона хорошая, правильнее во время общения с тем, кто на ней изображен, поставить себя перед ним и закрыть глаза. Икона – великая святыня, но она лишь помощница. Так и семья свята, но она лишь удобное средство на пути приобретения любви. Но Бог не таков, чтобы зависеть от семьи. Даже если рядом нет верующих людей, мы все призываемся породниться с Богом и заповедями божьими через совесть! Если в семье нет Бога, значит, нет любви. Да, есть муж, есть жена. Семья – малая церковь, муж в ней – священник. Но главным в семье должен быть Бог, Который есть любовь. Если есть Бог, тогда есть и любовь. Если человек никого не оскорбил, не обокрал, не убил, он считается хорошим, честным гражданином. Если член семьи ничего плохого не делает, но и не любит (муж – жену и детей, ребенок – свою мать), если дети не слушаются родителей, это не здоровое состояние для семьи. Если жена не благоговеет перед супругом, это ненормально. Семья – это школа любви. Есть здесь и подготовительное время, есть и первый класс. Например, дружит парень с девушкой – это одна любовь, медовый месяц – любовь другая уже, в ожидании ребенка у молодоженов открываются новые оттенки любви. Нужно научиться любить в новой обстановке. Родился ребенок, и в человеке развиваются иные дары любви. Когда в семье Бог даёт несколько детей, то в способности любить развиваются последующие семейные «компетенции». В старости появляются новые силы и совершенства в любви. Сначала человек умеет любить только маму, потому что она любит своего ребенка. Потом начинает любить еще кого-то, любить свои обязанности, труд, учебу, любить муки в родах, трудности утомления. Потом учится любить многодетность, старость, болезнь, любить в предсмертном состоянии, а потом уже любить и смерть во Христе.
- Вы назвали семью школой любви. А если молодой человек решает уйти в монастырь?
- Церковь состоит из клеточек: это и семьи, и монастыри как части большой приходской семьи. И то, и другой является школой любви! Причем, я говорю о любой семье, даже если она не просвещена светом Евангелия. Бог не оставляет семью. Но во тьме, конечно, двигаться к цели тяжелее. Поэтому в семье, не имеющей веры и единства, чаще теряется цель создания и смысл семьи. На западе мы видим кризис семьи, отказавшейся от религии. Но и в России мы тоже пожинаем плоды безбожного времени, о чём свидетельствует количество абортов и разводов.
Семья – это некий подсвечник, благодаря которому виден свет евангельского закона, который есть в душе каждого человека. Это тот естественный закон любви, который при сотворении человека вложен в его душу. Потерять любовь – это значит заболеть, пасть, потерять рай. Заповедь Божья гласит: «Плодитесь и размножайтесь». Для этого-то Бог и даровал радость супружеского общения, чтобы продолжать род. Поэтому, естественно, когда муж любит жену, он хочет от нее детей. Каждый ребенок похож на жену или на мужа, любовь расширяется.
- Владыка, сейчас отношение к многодетным меняется в лучшую сторону, но многодетность по-прежнему считается немодной. Почему?
- Потому что, вместо того чтобы обратиться к небу и возрадоваться радостью, которая не доступна людям века сего, современная мама начинает себя пересиливать, уродовать Божий дар. Если у мамы много детей, она считает себя какой-то ненормальной, несчастной, потому что ей неинтересно то, чем живут окружающие люди. Все вокруг радуются другим радостям – хотят пожить для себя. Преподобный Серафим Саровский говорил о том, что мы даже не понимаем, что значит жить в Духе святом и как чувствовать Духа святого. Мы сейчас не понимаем радости семейной жизни. Там, где народ сохраняет традиционные семейные ценности, достижения национальной культуры и истории, там люди еще остаются способными это понимать. Сейчас под видом просвещения, под видом свободы человека многое делается как будто бы на благо человека, но на самом деле люди погружаются всё в большую тьму неведения, становятся всё более несчастными.
В Казахстане говорят, что один ребенок – это не ребенок, два ребенка – это половина ребёнка, а три ребенка – вот это ребенок. Бабушка с дедушкой первого ребенка сами сначала воспитывают, второго вместе с мамой и папой, а третьего ребенка уже позволяют своим детям самостоятельно воспитывать. И это нормально. Вы можете представить человека, которому по окончании медицинского института сразу позволяют делать операции без практики? Так и в воспитании – хоть сколько книг прочитай, но, не имея практики, очень жестоко проводить эксперименты над душой ребенка. Но эта гордая жестокость молодых родителей стала нормой. При таком подходе – при самомнении, без опоры на традицию, без личного примера уважения и любви к своим родителям – невозможно хорошо воспитать детей. Такие дети отца и мать не почитают, считают, что они сами лучше всё знают. Это же непочтение. Конечно, слушаться своих родителей как роботы – это тоже неправильно. Но и совсем пренебрегать советами тех, кто тебя вскормил и воспитал, – это абсурдно, безответственно, преступно. Поэтому при правильном подходе желательно прислушиваться к бабушке и дедушке, матери и отцу, воспитавшим своих детей, а не надеяться на удачу в эксперименте над своими детьми. Такие эксперименты редко бывают удачными. Обычно нравится то, что получается, а то, что не получается, вызывает неприязнь. Поэтому произошла утрата радости материнства. Не будет радости материнства – не будет святости материнства. Если священник не желает служить, он не имеет права начинать священнослужение, не должен дерзать служить. Священник должен победить в себе эти навязчивые помыслы и побороть в себе это состояние. Так и мать должна победить в себе состояние, когда она не желает рожать и воспитывать своих детей. Это неестественное болезненное состояние нужно прогнать. Сама не можешь, обратись за помощью к матери, которая любит рожать и воспитывать детей, к отцу, к добрым хорошим книгам, к священникам. И тогда, познав радость материнства, женщина выйдет в другую сферу, в другое небо. Не знаю, первое это небо или третье, как апостол Павел говорил. Так или иначе, в Ветхом и Новом Заветах есть заповеди любви – любви к Богу и любви к ближнему. И очень важно поддерживать традиционные семейные ценности. Нам нужны ориентиры, нам нужно призывать и воодушевлять, потому что каждый из нас испытывает это борение, не имея чистоты и божественной святости, семейного духа. А от этого проблемы в обществе. Нет семейного духа в коллективах в государственном служении. От того и ищут взятки, что не возвысились до способности восприятия радости служения.
- Давайте поговорим о многодетности.
- Если человек руководствуется традиционными семейными ценностями, то для него естественно иметь много детей. Три – это немного. Если семья заботится о бабушке и дедушке, то слава Богу. Тогда семья – это муж, жена, бабушка, дедушка и трое детей. Это нормально, но это немного. И пять детей – это немного. А вот шестой ребенок – это выше среднего, уже много – в хорошем смысле слова. Мировоззрение русского народа находит отражение в слове «СемьЯ» – это муж, жена и пятеро детей.
- Как в идеальной семье последнего Императора России Николая II.
- Да семья из семи человек – это полноценная семья. Можно с этим соглашаться или спорить. Это то, что есть в нашей русской традиции. Если в семье один-два ребенка, у родителей остается немного времени для себя. А когда трое детей, для себя времени остается меньше. Но это как раз норма. Когда пять детей, для себя сил и времени уже не остается. Тогда включаются другие механизмы, появляются другие силы, другие источники и другое мировосприятие. Мать, имея тело, становится как бы бестелесным, ангелоподобным существом, руководствуется потребностями не своего тела, а духом: делает то, что надо, а не то, что хочется. И тогда мы говорим о святости материнства.
Однажды на Афоне к Паисию Святогорцу пришли батюшки. Он спрашивает: «У тебя сколько детей?» – «У меня двое». – «Хорошо, но маловато. А у тебя сколько?» – «Трое». – «Может быть, и спасешься. А у тебя сколько?» – «У меня пятеро». – «Твоя матушка святая». Только по одному признаку – количеству детей – определил, что матушка святая. А раз святая, значит с Богом. А если с Богом, значит, хотя и скорбит, и сострадает, но она уже воскресла к обетованиям Господа: она наследует жизнь вечную и получит во сто крат больше, чем то, от чего ради детей отказывается. Господь чем дольше жил, тем труднее была жизнь. Человек не перестаёт быть человеком, тело не перестать испытывать утомление, болезни, голод. Но душа человека как бы подключается к источнику вечных благ. Она еще в этой жизни становится земным ангелом и небесным человеком. О доброте сказано: если ты видел доброго человека, то, значит, очень много страдал. Конечно, при пятерых детях приходится очень много сострадать, плакать с плачущими, радоваться с радующимися, душа преображается. Женщина, имеющая пять детей, живет другими категориями. И это нормально. Другое дело, что в наше время, когда разные информационные вирусы проникают в человеческое сознание, человек, не находя поддержки, понимания, не чувствует себя счастливым.
- Владыка, Вы родились в многодетной семье?
- Я родился в Омской области 5 августа 1967 года в семье доярки и механизатора. Я младший из троих детей. У меня есть сестра Нина и брат Виталий Загребельные. В 1974 году, когда мне было шесть лет, мы с родителями переехали из села Сосновское Таврического района в село Новомосковка Омского района Омской области. В селе было две улицы, а мы жили отдельно – на краю деревни, который назывался «Доманский», – в двухквартирном доме. Чем я жил? Помаленьку учился да трудился. В школе было всего 70 человек. Придет тренер по боксу – 40 ребят занимается боксом. Придет тренер по шахматам, и у нас полшколы занимается шахматами. Несколько лет мы в области третье место держали по шахматам. Увлечённость была у детей, потому что больше никаких тренеров не было. Я тоже занимался шахматами, был в сборной школы на 3-й или 4-й доске. Не скажу, что я был не от мира сего, что у меня было какое-то несчастное детство. Были и радости. К нам редко ходили гости, чаще приходилось мне идти кого-то зазывать, искать дружеских отношений. Когда приходили мои друзья, я радовался общению с ними. Он знали наизусть всех исполнителей, вокально-инструментальные ансамбли, ходили с магнитофонами. Я тоже мог послушать какие-то музыкальные группы, но это не вызывало интереса. Я страдал, пытался заучить, чтобы, как и все мои товарищи испытывать от этого радость. Я считал, что это ненормально. Также и с футболом или хоккеем. Ребята знали всех спортсменов, а я смотрел, ну бегают и бегают по полю. Заставлял себя этому радоваться, но не получалось. То же самое с рыбалкой: все люди как люди, а мне она особенно не интересна была. Я видел, что взрослые выпивают, понимал, что в этом ничего хорошего, и сам не искал в этом никакой радости. Но я заставлял себя жить, как все мои товарищи. Лет 30 назад в моде была зимняя куртка – аляска. У нас эти куртки только ещё начали появляться в те времена. С трудом мать купила мне эту аляску. Когда ее украли, у меня не было ни малейшего сожаления. Я даже заставлял себя жалеть, что утратил эту вещь, и думал: «Что ж это такое? Да что ж я такой неправильный?» Если бы я прочитал в детстве Евангелие, не тратил бы силы на то, чтобы воспитывать себя в ненужном направлении, мне было бы легче оставаться самим собой.
- А церковь была в вашем селе?
- Когда я был ребёнком, на всю Омскую область было четыре церкви и шесть священников. А в городе было две церкви. Жила с нами старенькая бабушка Агафья, восемьдесят лет ей было. Она была верующая, но не молилась, вечерние молитвы не читала, Евангелия не имела. Просто сама себе верила какой-то бабушкинской верой. Я ни одного слова о Боге от неё не слышал. У мамы как-то спросил: «Правда, что нет каких-то сверхъестественных явлений?». Она помолчала и говорит: «Нет, что-то есть». Это всё, что я в детстве слышал о духовном мире. Как и все, был далёк от веры. Начинал жизнь христианскую не с пелёнок. Меня никто не учил. Я читал всё, что попадало под руку, без разбора. Когда почувствовал, что могу оправдать диаметрально противоположные мнения в общении с кем-то, мне это очень сильно не понравилось. И я ухватился за Библию, Евангелие, за христианские идеалы, ценности, потому, что когда я начинал читать Священное Писание, у меня всё становилось на свое место. А без этого какая-то толерантность бесплодная, некое самомнение – что я думаю, то и правильно.
– Как же Вы пришли к вере?
– Я окончил военное училище. Нас, курсантов, водили снег чистить вокруг так называемого органного зала, который располагался в Казачьем Никольском соборе. После нас он стал действующей церковью, а при нас был музеем. Почистим снег, отдохнём, а хранитель музея нам что-нибудь расскажет. Он же потом сказал, где можно Евангелие купить. Раньше это было очень сложно сделать. Только по каким-то каналам из-за рубежа можно было Евангелие найти. Кстати говоря, такой вот интересный феномен: чтобы противопоставить коммунистической идее какую-то другую нравственную идею, весь Запад, весь так называемый цивилизованный мир вынужден был хранить христианские ценности. И контрабандой они забрасывали в Россию Евангелия через различных агентов, секты и так далее. А как только нашу коммунистическую идеологию разрушили, так сразу же западный мир начал официально отказываться от христианских ценностей. Так что Россия даже во времена безбожной власти являлась силой, удерживающей от утраты христианских ценностей. После распада Советского Союза сказали, что врагом номер один для Госдепартамента США (не знаю, правда или нет), стала именно Русская Православная Церковь. Казанник, который уступил свое депутатское место Ельцину (он родом из Омска), говорил, что ещё 20 лет назад по 27-й статье ЦРУ шло финансирование развала Русской Православной Церкви на территории России через распространение сект и различных религиозных мировоззрений. Они думают, что справятся с нами путем насаждения различных восточных культов, язычества и сект. Еще Гитлер говорил о том, чтобы было как можно больше всяких религиозных организаций, хоть шаманов, главное, чтобы не было единства. А у нас было всего шесть священников! Что они могли сделать против коммунистов, против безбожников, против этих вот финансируемых сект? Поэтому не священники к вере привели, а народ из своей среды призвал священнослужителей к служению. Когда я стал священником и ещё толком не знал службы, меня бабушки учили церковным обычаям, рассказывали о праздниках. Потом уже через год-другой я поступил в семинарию, стал обучаться. Мы, священники, – только слуги народные. А веру, духовные и семейные ценности до сих пор хранит наш народ. Бороться с нашим народом бессмысленно. Если Америка не смогла Вьетнам и Афганистан победить, то уж тем более Россию не победит. Русский народ не победишь никакими технологиями. Но, заразить можно, заставить страдать можно, в том числе и семью, и Церковь. Сейчас война идёт против нашей истории, против нашей культуры, которая (по Леонтьеву) является синонимом цивилизации. По словам Ильина, Россию спасёт только качество и культура. Культура не как самодеятельность, а как традиции человеческой деятельности народа, цивилизации.