Жизнь как чудо

Он исповедует в саратовском храме во имя преподобного Серафима Саровского по воскресеньям и большим праздникам. Маленький, худенький, седовласый и почти прозрачный, он принимает исповедь, сидя, поэтому исповедующийся встает на колени. И есть в этом какая-то органичность — в этой коленопреклоненной исповеди. Неподалеку стоят опоры-ходунки. Вот уже десять лет батюшка без них не передвигается. Людей на исповедь к нему немало — однажды исповедавшись у него, я понимаю почему. Есть в отце Всеволоде что-то детское, бесстрастное, доброе. К нему хочется приходить за утешением. Вспоминаются слова Господа — будьте как дети…

Протоиерей Всеволод Кулешов — единственный из нынешнего саратовского духовенства выпускник первого набора возрожденной после войны семинарии. С 2004 года почислен по состоянию здоровья за штат.

Это событие не угасило в батюшке пастырский огонь, которым он горит всю свою долгую насыщенную жизнь. «В этом почти вся его жизнь сейчас», — так сказал об участии отца Всеволода в богослужении настоятель храма протоиерей Димитрий Усольцев. А я, пообщавшись с отцом Всеволодом, поняла, что не только сейчас. О своей обычной человеческой жизни, о быте, о семье батюшка говорил мало. Ответит одним предложением на вопрос, а вторым уже снова виртуозно подводит к своей жизни в Церкви.

Вот тебе и «не жилец»!

Первые мои воспоминания о Церкви очень яркие, из самого раннего детства. Какой-то небольшой отрезок мы прожили в городе Галиче Костромской области. Дом наш был напротив какого-то храма. И однажды зимой я в окно увидел, как везут от храма покойника на санках и за санями духовенство в облачении идет. Поют что-то. Ох, и поразила меня эта картина, любопытно было очень! Но еще и испугала, я со страху под стол залез. Однако, с тех пор меня стало интересовать все, что связано с Церковью.

Потом мы переехали в Саратов. Отец мой работал прокурором в саратовской Волжской прокуратуре. Мама преподавала в консерватории немецкий язык, а после войны бухгалтером в Гумсбыте работала. Жили мы на Малой Соляной улице, в доме № 14, он и сейчас имеется, этот дом из моего детства.

Виновен. Расстрелян. Место погребения неизвестно…

Прямо о вере дед со мной не говорил. Я сейчас понимаю, что это из-за отца моего, чтобы не было конфликта. Но я и сам к вере пришел в 1942 году. Тогда погиб мой дядя, мамин брат. В доме было горе, и под этим тягостным впечатлением я однажды зашел в Свято-Троиций собор, который только недавно открылся. В этот момент там запели: «Со святыми упокой, Христе…» - меня тогда что-то пронзило, я не смог даже сдержать слез и именно этот момент считаю отправной точкой, когда я пришел к вере.

Дед не успел порадоваться этому событию в моей жизни, его уже не было в живых. Отец мой предупреждал его о грозящей опасности, говорил, что начинаются аресты и необходимо уехать. Но дед уже дважды был в ссылке и решил, что больше его уже не возьмут, отца не послушал. Арестовали моего деда в декабре 1937 года. Забрали из дома ночью, и больше мы его не видели. Мы искали его, ходили в НКВД, но тщетно, там пожимали плечами, мол, не знаем ничего, не было у нас никакого Бахаревского.

Спустя годы, я уже служил священником в Свято-Троицком соборе Саратова, позвали меня как-то в милицию. У коллекционеров изъяли краденые иконы, и я, как знаток, должен был помочь составить опись. Три дня я там разбирал эти иконы, идентифицировал, описывал. Вела это дело некая Ольга Владимировна, фамилии не помню, к сожалению. Я к ней и обратился — так, мол, и так, забрали моего деда в 37-м, и ни слуху, ни духу, помогите узнать хоть что-то о его судьбе. И она принесла мне справку о том, что Михаил Ювеналиевич Бахаревский был признан виновным по 58-й статье и приговорен к расстрелу за то, что вел борьбу против рабочего класса. Приговор приведен в исполнение 9 января 1938 года, место погребения неизвестно. В чем состояла борьба моего деда против рабочего класса, я не понимаю…

Ну, а остальные члены моей семьи не очень-то радовались моему приходу к вере. Я стал ходить в храм все чаще, прислуживал в алтаре. Настоятелем Троицкого собора тогда был будущий епископ Борис (Вик).Меня уже мало что интересовало в жизни кроме Церкви, я даже уроки прогуливал из-за посещения храма. Мама к тому времени вторично вышла замуж за очень хорошего человека. Отец бросил нас с мамой перед войной, я так и не знаю причины этого. Уехал он в Ленинград, жил там один. И вот мама с отчимом решили отправить меня к отцу, в Ленинград. Чтоб вразумил, как-то на меня повлиял и отучил от Церкви. Маму ведь тогда даже с работы сняли за мои походы в храм…

Так в 1946 году я попал в Ленинград. Отец устроил меня на чертежные курсы, казалось бы, все верно распланировали, да только одного не учли — в Саратове-то один Свято-Троицкий собор действовал, а в Ленинграде в то время много церквей было открыто. Вот уж где мне раздолье было, там и пропадал я вместо чертежных курсов. Побился со мной отец, помучился, да и отправил назад, в Саратов.

В Тулу - без самовара

Настоятель Троицкого собора стал уже епископом, а я стал у владыки Бориса иподиаконом и поступил в Саратовскую православную духовную семинарию. Ее как раз открыли в 1947 году.

В семинарию нас поступило 22 человека. Брали всех подряд тогда, даже тех, кто молитв не знает, было бы желание. Поэтому в процессе учебы отсев большой был, и в 1951 году семинарию закончило только 10 человек.

В семинарии мне было очень интересно учиться. Там не было моей нелюбимой математики, все предметы были мне по душе и я вникал в каждую строчку и запоминал все до буковки.

Из семинаристов был очень дружен с Вилковым Лаврентием Яковлевичем, простой хороший и добрый человек был. Фронтовик, у него были отморожены ступни ног — это на фронте. Он жил в Глебучевом овраге, и я все время ходил к нему в гости, беседовали обо всем на свете, а еще у него был дешевенький фотоаппарат, и мы очень увлекались фотосъемками. Он стал священником, и его перевели в Царицын (ныне Волгоград), где он впоследствии скончался. А еще я тесно общался с Володей Егоровым, по батюшке как его, не помню. Мы с ним все время занимались, уроки вместе учили. Вот он не стал священником. Окончил академию, и его прислали сюда уже инспектором семинарии нашей Саратовской. Он какой-то отрезок времени проработал и умер, в 51 год. Инфаркт.

Когда я закончил семинарию, мест в Саратове не было, один только Петр Больковский из нашего выпуска сумел как-то остаться в Саратове, в единственном действующем Троицком соборе. В то время откуда-то повыползли старички-священники не репрессированные, а может быть, уже отбывшие срок. Ну, и им, конечно, владыка Борис давал место. И когда я окончил семинарию, ректор семинарии, протоиерей Иоанн Сокаль, впоследствии епископ Смоленский и Дорогобужский, дал мне рекомендацию в Тулу. — «Поезжай туда, — говорит, — там епископ Антоний (Марценко), с которым мы были вместе в эмиграции, в Югославии, он тебя устроит».

Легко, как в Швейцарии…

В Туле назначили меня псаломщиком в Покровской церкви в поселке Чернь. Через две недели на праздник Покрова Божией Матери туда приехал архиепископ Тульский Антоний (Марценко) и рукоположил меня во диакона. Больше я его не видел - его арестовали вскоре после этого. Я слышал, что когда его освободили после заключения в 1954 году, он только вышел за ворота тюрьмы и умер.

В 1952 году меня рукоположили в иерея. Я служил в различных приходах Тульской епархии. Матушка со мной везде ездила. Жили на квартирах у добрых людей. Каких-то преследований или гонений от властей я не знал. Был толькоодин случай — служил я в селе Туртень, это Ефремовский район в Тульской области. Хорошее место, почти Швейцария — такая там природа шикарная! Однажды люди попросили отслужить в поле молебен об урожае, чтоб засухи не было. Пошли мы крестным ходом в поле, только расположились, как приехал председатель, парторг и еще кто-то из местных властей. — «У вас церковь есть, — говорят, — вот там и молитесь». Я не стал пререкаться, и мы отслужили молебен в церкви.

Особо запомнился поселок Крапивна Тульской области. Когда-то это был уездный городишко. Мне он нравился, невзирая на то, что зимой он был занесен снегами, дорог там совсем не было, но зато там был громадный старинный собор, который никогда не закрывался. Росписи там были очень красивые. Правда, зимой в соборе ледник был, не протопишь ведь его. Вот матушка сунет утюг с углями, руки погрею — вот тебе и нагрелся. Облачение на пальто прямо надевал. Людей ходило в храм немного. Зарплаты не было. Жили мы на доходы, кто сколько подаст — крестины, отпевания, то дадут денег, а то и нет. Однажды цыгане привезли покойника отпевать. Старуха-цыганка держит пачку денег, говорит: « Батюшка, отпой. Хорошо заплатим» Да я и без денег отпел бы, конечно, служба моя такая. Но что удивительно, пока я отпевал, вокруг уже совсем другие лица, все цыгане переменились, старухи с деньгами нет. Мы, говорят, тебе за каменное тело деньги платить не собираемся, вот еще! И хохочут, от того что вроде ловко меня обманули. Покойника забрали так с хохотом и ушли. Чудные!

После Крапивны меня перевели в поселок Кочаки, в Никольский храм. Там я впервые стал получать зарплату. Легче жить стало, и мы с супругой тогда и дом купили, и детишки у нас уже пошли. В общем, обживались, но я все время просился в Саратов, тосковал по родным местам, и вот уже при владыке Пимене (Хмелевском), кажется, в 1964 году, приехал в Саратов.

«Живу хорошо, пенсии хватает…»

Служить меня владыка Пимен сразу в Троицкий взял. Потом был Духосошественский храм. Дополнительно я работал в канцелярии владыки помощником секретаря. Секретарем епархиального управления был настоятель Троицкого собора протоиерей Василий Байчик. У него совершенно не было выходных дней, такая загруженность была. И вот я его замещал, чтоб он хоть иногда мог отдохнуть. Еще я иногда подпевал в хоре, нравилось мне очень. Исполнял басовую партию, у меня неплохой бас оказался. Сестра моего отчима тетя Нина была талантливым музыкантом, и голос хорошо ставила, к ней даже протодиакон соборный ходил заниматься, вот она-то мне голос и поставила. Дети наши выросли. И как-то друг за другом прибрал Господь всех моих женщин — сначала бабушка умерла, потом супруга, а следом дочка, непонятно от какой болезни.

После Духосошественского храма я служил и в других храмах, но более всего по времени в храме во имя Серафима Саровского, где и сейчас бываю, некоторые прихожане меня еще с тех времен помнят. Вот так моя жизнь и пролетела. Живем теперь вдвоем с сыном. У него в личной жизни не сложилось, семьи нет. Живу хорошо, пенсии мне хватает — едок я маленький, да и от храма помогают. Я многим интересуюсь - живописью, историей, изучаю сейчас всю историю о пророке Данииле, когда-то я бывал в Самарканде у его гробницы. Вот молюсь Богу, чтобы дал мне прожить как пророку Даниилу, 90 лет. Больше мне и не надо, хотя… попутешествовать бы еще, сколько сейчас храмов вокруг, мест святых, да здоровье не то уже…

Газета «Саратовская панорама» № 41 (1020)