Михаил Григорьевич Щепенко — это единственный в России профессиональный режиссёр, который имеет богословское образование. Он руководит Московским театром русской драмы и стремится совместить православную веру с театральным искусством.
Без Бога — это душевредный путь
— Некогда лицедейство было не в чести у служителей церкви. Актёров даже хоронили за пределами церковного кладбища. Что вы об этом думаете?
— Это огромный вопрос. Да, Церковь относилась к театру отрицательно, в лучшем случае — настороженно. Иоанн Златоуст говорил, что театр — училище страстей, отождествляя актрис с блудницами. Сейчас священство придерживается мнения, что театр Станиславского, то есть психологический театр, может быть школой жизни. Хотя Иоанн Кронштадтский, во времена которого уже существовала система Станиславского, всё-таки считал, что театр — дело опаснейшее для души человека. И я убеждён в том, что если человек не имеет в сердце и в своём творчестве сверхзадачи, которая направлена к идеалу, к Богу, то это очень душевредный путь. У меня даже была публикация «Грех лицедейства».
— Вправе ли священство критиковать какие-то творческие работы в сфере кино, театра, живописи?
— А почему нет? Другое дело, что у Церкви нет прерогативы что-то запрещать. Каждый человек имеет право говорить то, что он думает. Хотя я лично сторонник того, что цензура необходима, и прежде всего нравственная цензура. Потому что сейчас любой безнравственный человек может делать в искусстве всё что угодно. И если цензурой является он сам, то результат его творчества может иметь очень негативное влияние на людей, особенно на молодёжь с ещё неустойчивой позицией в жизни. Цензура должна действовать — это тонкий вопрос, о нём ещё Пушкин говорил.
— Как сочетать театральный труд с верой в Бога?
— Я никогда не мыслил театр ради театра. То есть для многих нынешних художников искусство — это нечто вроде божества. Они считают, что искусство — это предел, а в конечном счёте кумиром делается и сам художник. Сегодня мы повсеместно видим поклонение художнику и искусству. Это стало некой нормой. И такое неоязычество, к сожалению, торжествует.
Для меня изначально, даже когда я не был религиозным человеком, искусство не было кумиром. Где-то в глубине души было стремление к какой-то последней правде, к безусловной истине.
Когда ум ищет божества, а сердце не находит
— И каким же был ваш путь к православной вере?
— Очень непростым. Я длительное время находился в положении, которое точно описал Пушкин: «Ум ищет божества, а сердце не находит». А далее возник путь — к сожалению, типичный для нашей интеллигенции — через восточные учения. Мы шли по нему с группой единомышленников, в которую входила и моя супруга — актриса, режиссёр и директор театра Тамара Сергеевна Баснина, и другие сотрудники театра. Это было очень серьёзное увлечение. В Театре-студии на улице Чехова мы ставили спектакли, в которых воплощались наши идеи. Спектакль «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» сделался нашим манифестом и имел огромный успех. Мы очень остро ощущали, что в нашей постановке есть свет, но холодный. И это настораживало. Мы попытались трансформировать спектакль в христианском духе, но не получилось. Уже потом, когда пришли к вере православной, поняли, что находились в состоянии прелести. А что такое прелесть по-христиански? «Лесть» по-церковнославянски — ложь; получается, что «прелесть» — ложь в превосходной степени. В конечном счёте стало очевидным, что совместить восточные учения с христианством невозможно. С тех пор у нас нет иного пути, кроме Христа.
Чудо в «Склифе»
— Доводилось ли вам ощущать благотворное воздействие молитвы, святого места?
— Конечно. Лет пятнадцать назад мы попали в аварию и чудом остались живы. На большой скорости произошло столкновение милицейского «Форда», он вылетел на встречную полосу, с нашим «жигулёнком». Все потеряли сознание. Очень сильно пострадали моя супруга Тамара Сергеевна и шофёр, которому в больнице им. Склифосовского консилиум поставил диагноз «перелом позвоночника и грудины». Он лежал в реанимации. В то время у нас в театре работала очень верующая женщина, которую между собой мы называли Маша Блаженная. Она привезла Тамаре Сергеевне святую воду из источника Василия Великого. Тамара Сергеевна сказала ей: «Вези воду Васе в Склифосовского. Это же его святой». Василий попил, а остатки вылил на себя крестообразно. Утром он встал и сам пошёл. Врачи его, конечно, отправили на рентген, а снимок показывает, что никаких переломов у Васи нет. Разве не чудо?! Были и другие случаи в нашей жизни.
— В каких святых местах бываете наиболее часто?
— Ежегодно мы заказываем автобус и всей нашей труппой едем по Сергиевым местам. Это и Троице-Сергиева лавра, и источник в Малинниках, и Радонеж, и Хотьково. Так получилось, что начало нашему театру было положено 7 октября 1974 года. Мы собрались на всенощную в канун преставления преподобного Сергия Радонежского. То есть Сергий Радонежский для нас не только игумен Русской земли, но и небесный покровитель нашего театра. Ну и, конечно, бываем мы в таких местах, как Переславль-Залесский, Боровск, Малоярославец, и многих других.
А любовь останется
— Кто ваши духовные наставники?
— Многие из наших артистов ходят в храм Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе. С приходом этого храма у нас долгое и тёплое взаимодействие. Настоятель — протоиерей Владимир Ригин. Нам он говорит: «Вы — наши, мы — ваши». Мы вместе проводим праздники, прихожане храма — наши зрители. Так же очень близки и оказали на нас большое влияние протоиерей Валериан, его брат Николай Кречетов, который служит в храме Спаса Преображения на Болвановке, и многие другие. Ещё мы тесно связаны с протоиереем Алексеем Бабуриным; он с церковных позиций проводит очень важную сегодня антиалкогольную, антинаркотическую работу с прихожанами.
— Какое из библейских выражений вам особенно близко и дорого?
— Для меня очень значима 13-я глава Первого послания к Коринфянам Павла — о любви. Никто о любви не говорил так, как апостол Павел. Тургенев по-своему перефразировал это, написав: «…Всё минется, одна любовь останется».
Беседовала Ирина Колпакова