Владыка Петр родился в 1948 году в Сан-Франциско, учился в Кирилло-Мефодиевской русской церковной гимназии — и его владение русским языком безупречно. Интервью для «Вестника Архангельской митрополии» гость дал, приехав на торжества в честь святого Иоанна Кронштадтского.
— Владыка Петр, что связывает вас с Россией?
— Я русского происхождения. Отец родился на Дону, учился в кадетском корпусе в Омске, вырос в Сибири, мать родилась на Волге. Корпус во главе с Колчаком отступал, дошел до Владивостока, затем папа очутился в Китае. Семья мамы тоже попала в эту страну. Родители встретились в Шанхае, там и венчались. Отец работал в американской фирме. Потом они отправились в Америку, где и родился я, самый младший в семье, у меня еще три брата. Родители поселились в Сан-Франциско.
Там была довольно большая русская колония, а при кафедральном соборе работала гимназия. Программа — согласно классическим программам дореволюционной России. Мы изучали все, кроме математических предметов, которые проходили в обычной школе: русский язык, литературу, историю, географию, пение. Программа очень насыщенная, прекрасные преподаватели, еще «дореволюционные», например, историю вела Инна Петровна Скуригина, которая преподавала в Полтавском кадетском корпусе. Так что я вырос в Америке, но в русской семье, в русской среде, по укладу — в дореволюционной России…
— А чем люди того поколения, эмигрировавшие по вынужденным причинам, отличаются от наших современников?
— То были люди культуры, идейные. Они покинули Россию не потому, что хотели, а потому что вынуждены были это сделать. Но они жили Россией и нам — детям, молодым людям — старались передать любовь к ней. Знаете, старшие никогда не прививали нам ненависть, непримиримость к коммунизму – да, но к России только любовь.
— Вы долгое время были рядом со святителем Иоанном Шанхайским. Расскажите, пожалуйста, о нем.
— Да, владыка знал мою семью по Шанхаю. Когда родители переехали в Сан-Франциско, мать продолжала переписываться с владыкой Иоанном. Потом, переехав в Европу, он часто бывал в Сан-Франциско и знал меня буквально со дня рождения. Когда в конце 1962 года его назначили архиереем в Сан-Франциско, я находился при нем, когда мог. Когда мог потому, что нужно было посещать гимназию. Но в праздники, субботу, воскресенье, иногда даже в будние дни я был при владыке. Мне это просто нравилось. Я столько хорошего получил и почерпнул! Келейничал у владыки последние три с половиной года его жизни. В 1966 году должен был поехать с ним в Сиэтл, но пришлось отказаться, потому что брат пригласил меня в гости, я и отправился к нему. Теперь всю жизнь жалею, что не был с владыкой, когда он скончался… (Святитель закончил земной путь 2 июля 1966 года во время архипастырского посещения этого города с Чудотворной иконой Божией Матери Курско-Коренной — Одигитрией Русского зарубежья. – Ред.)
Владыка был большим молитвенником. В особенности уделял много внимания больным. Сейчас люди молятся пред иконами святителя Иоанна Шанхайского об исцелении от болезней, и многие свидетельствуют о его чудотворной помощи.
— А при его жизни вы чувствовали, что это необычный человек?
— Знаете, да. Есть люди, которые описывают владыку не таким, каким он был. Например, утверждают, что он никогда не улыбался. Это неверно. Владыка Иоанн знал, понимал жизнь, любил пошутить. Как-то говорит мне: Вот тебе загадка. Висит на потолке зеленая и лает. Это армянская загадка, а ответ — селедка». Я спрашиваю: «Почему она висит на потолке?» Отвечает: «Потому что я ее туда повесили». «А почему она зеленая?» — «Чтоб ты подумал, что я так хочу». «А почему лает?» — «Чтоб ты не угадал», — и сам смеется. Очень любил шутить. Думаю, что те люди, которые приписывают владыке особую строгость, портят его образ. Для меня, например, он — святой человек, и я считал его таким при жизни, но в то же самое время я видел, что можно любить эту жизнь, можно шутить и все равно угодить Богу. Потому те, кто пытается представить владыку Иоанна строгим и хмурым, искажают его образ.
— Вы чувствуете его присутствие в вашей жизни?
— Это очень личное. Я всегда стараюсь помнить то, чему он меня научил: церковной дисциплине, богослужению.
— Владыка, какие чувства вы испытали, когда святителя Иоанна сначала, в 1994 году, канонизировала Русская Православная Церковь Заграницей, а позже, в 2008-м, — Русская Православная Церковь?
— Для меня причисление владыки к лику святых было естественным продолжением событий. Правда, я не думал, что это так скоро произойдет, но для меня он всегда был святым.
— А почему вы считали его святым еще при жизни?
— И потому, что слышал о нем, и по личному опыту. Существует мнение, что владыка юродствовал, я с этим не согласен. Владыка жил «потусторонним миром». Это не то же самое, что юродствовать. Юродство — такой подвиг, когда люди себя так держат, ведут, говорят, чтобы вызывать над собой насмешку. Цель этого — победить гордость. Владыка не мог юродствовать, потому что был архиереем Божиим и не позволил бы себе подвергать осмеянию архиерейский сан. Он был не от мира сего — это другое дело.
Помню, как-то владыка закончил Литургию в старом соборе, и к нему подошел помощник старосты с каким-то вопросом. Смотрю: владыка теряется, не может ответить, и я даже удивился — в чем дело? Помощник старосты толком так и не получил ответа. Когда этот человек ушел, владыка ко мне повернулся и произнес: «После Литургии не могу ни на чем сразу сосредоточиться, переключиться». Понимаете, он весь уходил в службу, и эта настроенность в нем сохранялась и после богослужения. Может быть, некоторые считали это юродством, считали юродством и то, что он ходил босиком, сидя спал. А у него были опухшие, отекшие ноги, ему было больно носить обувь. Может, конечно, и было какое-то желание подвига… Но в собор, на какие-то официальные мероприятия он никогда босиком не приходил. У себя дома, в келии, где он жил, в приюте Тихона Задонского, да, он ходил босиком. Служил буднюю Литургию босиком, но это просто для того, чтобы его ноги отдыхали. Да, необычно, но это не было желанием юродствовать.
— Сейчас отношения между Россией и Америкой напряжены. А как простые люди относятся к этому?
— Половина моей паствы англоязычные православные американцы, и половина — русские, украинцы, белорусы, жители Крыма. Довольно много приезжих, которые покинули Россию за последние 25 лет. Все вместе мы — Православная Церковь, и наше дело — спасать души. Мы не занимаемся политикой, у нас в церкви на этот счет нет обсуждений. Могу сказать, как, на мой взгляд, рядовой американец относится к этому. Те американцы, которые знают и понимают историю, — журналисты, политические деятели — не оправдывают Владимира Путина, но они считают, что политика Запада необдуманна, что русский народ, как бы туго и плохо ему ни было, против России не пойдет.
— Владыка, вы можете дать нашим читателям духовные советы?
— Я не такой уж опытный духовный наставник. Как архиерей, что могу сказать? Пожалуй, такой совет: не надо стараться объять необъятное. Лучше небольшое делание, но постоянное. Утром и вечером молиться, молиться перед принятием пищи и после, в воскресенье, в праздники храм посещать, исповедоваться и причащаться, поститься в среду и пятницу, соблюдать многодневные посты, читать Священное Писание. Хотя бы этого держаться. Лучше не пять акафистов в день вычитывать, а то, что положено, регулярно исполнять. Надо быть постоянным и, конечно, внимательным на молитве. Ведь так легко ум куда-то улетучивается, старайтесь сосредоточиться.
В наших молитвах, богослужениях есть все. В советское время духовных школ не было, веру передавали внукам бабушки. Откуда они черпали знания? Думаю, из богослужений, которые содержат и жития святых, и догматическое, и нравственное учение. Тот, кто богослужения посещает регулярно, будет знать свою веру.
Правда, появилось много таких явлений, которые граничат, к сожалению, с суеверием. Может, со временем эта ситуация исправится. Знаете, часто приходят в храм, чтобы свечки поставить, а нужно приходить, чтобы участвовать в богослужении. Прийти в храм и не обратить внимания на то, что происходит, значит заниматься только своим делом и не участвовать в общей молитве. Это неправильно. Большое значение молитвы в храме связано именно с тем, что она общая, что она именно общая. Спаситель же сказал: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20). Очень многое значит совместная молитва. В храме мы получаем особую благодать, чтобы созидать наше спасение.
Человек заболел или на душе тяжело — он идет на исповедь. Священник выслушивает, может дать совет, прочтет разрешительную молитву. А что светский человек делает? Идет к психологу. Тот похвалит, постарается убедить, что ничего страшного нет, но грехов простить он не сможет. Так что человек с тем же грузом возвращается домой, только думая, что чувствует себя лучше. А Церковь может простить, облегчить, освободить. Вот слова Спасителя: «Что свяжете на земле, будет связано на небе, что разрешите на земле, будет разрешено на небе» (Мф. 18, 18). Знаете, какая радость! Мы пали, согрешили, и мы можем в этом покаяться, от этого освободиться. Такое может быть только в Церкви.