Враг Церкви – диавол, а не российские либералы

РI продолжает тему отношений общества и Церкви. В конце прошлого года, в результате внутренней реорганизации в Русской православной церкви, возник новый Синодальный отдел по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Его возглавил известный религиовед и политолог Владимир Легойда. Очевидно, одной из главных задач нового отдела станет улучшение непростых отношений с российским обществом, причем как с его консервативными кругами, так, в том числе, и с теми, кто склонен относиться критически и к русской Церкви, и к российской власти. Вопрос, однако, в том, можно ли в принципе достичь взаимопонимания Церкви с «веком сим», с обществом, движущимся по пути секуляризации. Не безнадежны ли попытки найти общий язык с теми людьми, для кого истинность и современность – взаимозаменяемые понятия? Проще говоря, суждено ли христианству в современном мире оставаться консервативной силой, и в какой мере религиозный консерватизм ведет неизбежно к консерватизму политическому? На эти темы мы поговорили с самим Владимиром Романовичем в канун Православного Рождества, и мы благодарны ему за убедительные и развернутые ответы на наши вопросы.

* * *

Борис Межуев

Уважаемый Владимир Романович, поздравляем Вас с назначением главой Синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ! До Вас эту должность занимал священнослужитель. В чем будет заключаться специфика Вашей работы как церковного человека и как мирянина?

Владимир Легойда

Строго говоря, до меня эту должность никто не занимал: я возглавил новый отдел, который образован в результате слияния двух ранее существовавших синодальных структур. Специфика церковно-административной работы не определяется принадлежностью к священному сану. Священник от мирянина в Церкви отличается правом совершать священнодействие. Как Вы понимаете, взаимоотношения Церкви с обществом и СМИ выстраиваются не в пространстве богослужения, поэтому и духовное лицо, и мирянин, мужчина или женщина, вполне могут в этой работе участвовать. Все определяется задачами учреждения, управлять работой которого человек призван, а также его опытом и квалификацией. В синодальных учреждениях работает много мирян. Кстати, первый заместитель председателя нового синодального отдела, Александр Владимирович Щипков, тоже мирянин. Он профессиональный социолог, политолог, имеет большой опыт взаимодействия с органами власти и неправительственными организациями.

В чем вообще специфика работы синодальных учреждений? Сегодня публицисты нередко спрашивают, что такое официальная позиция Церкви? Некоторые утверждают, что таковой позицией является только догматический корпус, а по всем остальным вопросам каждый может иметь свое мнение.

Борис Межуев

А разве это не так?

Владимир Легойда

Конечно, так. Только ведь важно не просто иметь свое мнение, но и обосновать его. Вопросы церковно-общественных, и церковно-государственных отношений требуют серьезной экспертной оценки. Равно как и вопросы межрелигиозного, межконфессионального и межцерковного взаимодействия. В наших синодальных учреждениях работают профессионально подготовленные и опытные сотрудники, которые вместе с широким кругом привлекаемых экспертов вырабатывают подходы к решению вышеозначенных проблем. При формулировании таких подходов учитывается и многообразие мнений верующих людей. Если потом эти подходы благословляет священноначалие, если они приобретают форму документов или официальных заявлений, то они и становятся той самой официальной позицией Церкви. А догматы и каноны, безусловно, являются основой выработки любых подходов.

Борис Межуев

Какие проблемы обозначились между церковью и обществом в последнее время? Какие пути решения этих проблем Вы видите?

Владимир Легойда

Мне представляется, есть два уровня рассмотрения Вашего вопроса. Во-первых, не стоит думать, что Церковь и общество (любое) могут достигнуть некой абсолютной гармонии. Если бы человеческое общество как таковое могло бы жить без греха, могло бы самостоятельно противиться греху, Христу незачем было бы приходить в наш мир. Но грехопадение – фундаментальный факт жизни каждого человека и всего общества. И в этом падшем мире Церковь свидетельствует о Христе, призывает людей ко Христу и дает им возможность соединиться со Спасителем. В этом смысле Церковь и Евангелие приносят в жизнь падшего человека то, что эту жизнь переворачивает. Точнее, ставит с головы на ноги. Апостол Иоанн говорит: «Не любите мира, ни того, что в мире». (1 Ин. 2, 15). Иными словами, не любите грех, не превозносите пороки, не ставьте падшего человека в центр вселенной. Разве не этим во многом сегодня живет общество? Каким бы развитым и справедливым общество ни было – в нем всегда будет присутствовать неразрешимый человеческими силами грех. Поэтому бессмысленны ожидания тех, кто думает, что Церковь когда-либо поставит человека, ищущего развлечений и вседозволенности, в центр своего бытия.

Однако нетерпимость Церкви к греху и несовершенству должна компенсироваться безграничной любовью к грешнику. И это второй уровень отношения к вопросу. Общество, как мне представляется, в наши дни не всегда слышит именно слова любви в послании Церкви. Это, действительно, проблема. К сожалению, широкий потребитель информации более склонен к восприятию карикатур и примитивных схем. Церковь не может вместиться в печально известное трио: скандалы, сенсации, разоблачения. А ее туда пытаются, как в прокрустово ложе, втиснуть. Потому что для этого не требуется особенно думать над глубиной евангельского послания, надо оперативно сдавать все новые тексты, цепляющие внимание аудитории любой ценой, надо набирать лайки и просмотры. Поэтому так называемая прогрессивная общественность ругает нас за мнимые и действительные запреты, но именно их ожидает увидеть и, что греха таить, капитализировать их критику в публичном пространстве. Поэтому проблема, которую надо разрешать – не быть кукольным героем в чьей-то медийной сказке «о дремучей Церкви».

Конечно, наивно полагать, что в искажении образа Церкви в обществе виноваты только некоторые СМИ или некоторые публицисты. В первую очередь вина лежит на самих христианах, на нас. И здесь важно помнить главное: как первые христиане, а может быть христиане в любую эпоху, единственное, что мы можем показать обществу, вообще людям — это свое собственное стремление жить во Христе, свою собственную готовность и способность жить по Евангелию. И только это может быть причиной, по которой люди будут нам доверять и придут в Церковь.

Борис Межуев

Считаете ли Вы, что Церковь была слишком радикальной в своих заявлениях по общественным вопросам, или же, напротив, представители церкви были недостаточно воинственны, недостаточно активны в борьбе с общественными недостатками?

Владимир Легойда

Вы же понимаете, что на общий вопрос можно дать только общий ответ. В данном случае он будет таким: где-то звучали чрезмерно радикальные высказывания отдельных членов Церкви и даже ее официальных представителей; где-то они же были недостаточно активны и определенны. Чтобы говорить подробнее, надо особо рассматривать каждый медийный сюжет, привлекший общественное внимание. В целом же, на мой взгляд, именно официальная позиция Церкви, когда она озвучивалась в качестве таковой, была сбалансирована и точна. При этом считаю, что некоторые публичные заявления последнего времени приводили к искажению образа Церкви.

Что касается борьбы с общественными недостатками, то у нас только один действенный инструмент, проверенный веками. Это обращение к человеческой совести, к сердцу тех, кто эти недостатки создает или им потакает. А это и политики, и чиновники, и общественные деятели, и многие, многие из нас.

В Церкви есть открытая позиция по самым острым вопросам сегодняшнего дня, но преображение общества начинается в сердце человека, а не где-либо еще. Церковь – не орган по борьбе с коррупцией, произволом чиновников, даже не общество помощи больным и нуждающимся, а лечебница душ. Только исцелившись от греха, человек может изменить мир вокруг себя. Надеюсь, так и будет происходить.

Борис Межуев

Видимо, одна из проблем во взаимоотношениях общества и церкви состоит в том, что Запад, на который так или иначе ориентирована передовая часть общества, стремительно движется по пути дехристианизации. Церковь неизбежно оказывается консервативной силой в обществе, что влияет и на политическую позицию ее членов.

Владимир Легойда

Церковь не партия, и идентификация «либерал-консерватор», как мне кажется, для нее не является существенной. Мы не спрашиваем у людей, входящих в храм, об их партийной принадлежности и воззрениях на экономику. Либералы и консерваторы – это все же больше из политического лексикона. Верующий человек может быть политическим консерватором и/или придерживаться либеральных взглядов на экономику. Не вижу в этом проблемы. (Если не брать, конечно, так называемый философский, мировоззренческий либерализм, когда именно человек, а не Бог, является смысловым центром бытия и единственной мерой всех вещей. Такой сознательный анти-теизм.) Церковь, скорее, оперирует категориями традиции и модернизма (или реформаторства, не буду сейчас настаивать на термине). При этом традиция – это не консервация всего прошлого любой ценой, но сохранение главного. А модернизм или реформаторство – это не любое изменение, а именно такое, какое этому главному может повредить.

На Западе есть разные силы, и каждый выбирает, на что ориентироваться и к чему присоединиться: к миллионам европейцев, выступающих на митингах против разрушения семьи, или к какому-нибудь гей-параду. Линия разграничения проходит не по партиям или государственным границам, а по конкретным людям, выбирающим Христа или отрекающимся от своего духовного наследия ради призрачного благополучия потребительского общества.

Поэтому мы приветствуем те здоровые христианские силы, которые существуют на Западе. И, в то же время, не можем не замечать существующих там тенденций к отказу от своей христианской идентичности, к отказу от Христа, что, безусловно, разрушительно для общества, создававшегося на идеалах Евангелия.

Борис Межуев

На Ваш взгляд, всегда ли Церковь будет поддерживать те силы, которые противостоят Западу? Неизбежно ли церковь будет антизападной силой? Сохранится ли известное напряжение между церковью и либеральными прозападными силами в России?

Владимир Легойда

Даже в Вашем вопросе volens-nolens присутствует желание видеть Церковь одним из цветов на политической палитре. Надеюсь, что нам удастся избежать встраивания Церкви в борьбу за власть, будь то на прозападных или антизападных позициях. Например, в некоторых европейских странах ситуация с регулированием абортов более «консервативная», чем в России. Значит ли это, что в вопросе абортов, дискуссия по которому, как известно, у нас с государством продвигается очень непросто, мы являемся прозападной силой? Конечно, нет.

Церковь будет поддерживать те силы, которые отстаивают правду Божию и противостоят греху, где бы они ни находились: на Западе, на Востоке, на Юге или на Севере. Не стоит черпать карикатурное представление о Западе на основе десятка газет, оторванных от народной жизни. Люди, живущие по Евангелию, есть везде. И с ними надо общаться и дружить.

Враг Церкви – диавол, а не российские либералы, и отношения с ними будут зависеть от их способности принимать и учитывать связь большинства наших соотечественников с православной культурой, отечественной историей и традиционной нравственностью. Думаю, что такое понимание у многих либералов, бесспорно, есть. Однако есть и те, которые, будучи, в том числе, церковными людьми, посвящают свою жизнь люстрации от «советского наследия» до «седьмого колена». Если полемически довести эту позицию до абсурда, то, вероятно, нам надо постоянно приносить акты церковно-политического покаяния то за то, что князь Владимир не обеспечил надлежащего соблюдения прав благонамеренных язычников при принятии христианства, то за попирающий церковную традицию синодальный период, то за общецерковный грех существования по гражданским законам советского времени.

Борис Межуев

Можно ли как-то преодолеть разрыв между современным городским обществом и церковью? Когда-то русская интеллигенция пыталась преодолеть этот разрыв, в результате чего возникла русская религиозная философия. Может ли возникнуть что-то подобное сегодня? Можно ли этому способствовать?

Владимир Легойда

Я не вижу сейчас какого-то особого разрыва Церкви с городским обществом, по сравнению с сельским, например. Церковь сотни лет существует в городах, и здесь церковная жизнь развивается весьма активно. Пожалуй, в целом сегодня город никак не менее, а то и более воцерковлен, чем условная «деревня».

Борис Межуев

Какими должны быть взаимоотношения церкви и государственной власти? Должна ли церковь вмешиваться в дела власти, общества? Есть ли у нее какое-то государственное призвание? Или же ей нужно заниматься только теми, кто является ее прихожанами?

Владимир Легойда

Церковь свидетельствует о Христе Спасителе перед всем миром, в том числе и перед властью и обществом. Если под словом «вмешиваться» предполагается право давать нравственную оценку общественным процессам, то такое право неоспоримо. Да это и не право, а миссия, без которой Церковь перестает быть собой. Если вмешательство предполагает диктат кому бы то ни было, то у нас нет, и не может быть ни самой потребности в таком диктате, ни необходимого для него аппарата принуждения. Для Тела Христова чужды, я бы даже сказал, саморазрушительны властные политические функции.
Другое дело, Церковь может быть выразителем прав верующих, интересы которых, как это бывает в любом развитом обществе, должны приниматься во внимание при определении основ государственного и общественного устройства, особенно в сфере образования, воспитания, социального попечения.