К отцу Иоанну (Крестьянкину) воистину съезжалась «вся Россия». Бывало, подходишь к монастырю, а втайне надеешься, чтобы в приемной у старца было поменьше народу. Ну, чтобы, так сказать, побыстрее к нему попасть. Очередь на приём могла начаться уже на проходной, при входе в братский корпус. Следующая ее часть находилась перед келлией, в коридоре. Ну, а если проходил уже в прихожую келлии, значит, цель твоего посещения была уже практически достигнута.
Вот так однажды в погожий зимний день я приехал в Псково-Печерский монастырь с надеждой побеседовать со старцем. Я был тогда еще молодым священником, служившим всего около половины года. Подойдя к проходной, я с грустью увидел довольно печальный для меня знак: люди стояли на улице и, переминаясь с ноги на ногу, ждали очереди к старцу. В коридоре братского корпуса народу было еще больше, что не придало мне радости, особенно тот факт, что здесь находилось несколько священников, которые составляли отдельную очередь. Встав последним и оглядевшись, я заметил, что люди ждут довольно долго. Это значило, что кто-то вошел к старцу и долго не выходил.
Но, к моему удивлению, стоять мне пришлось очень мало. Вдруг дверь из прихожей старца открылась, и в ней появился он сам – отец Иоанн (Крестьянкин). Оглядев всех ожидающих приёма, он, как было свойственно ему, очень энергичным голосом произнес:
– Иереи Божии здесь есть? Давайте, иереи, заходите, все заходите, все, все. Туда, туда прямо в келлию. Размещайтесь, кто где может. Помолимся, братия.
И проведя нас через прихожую и впустив в келлию, сразу от порога стал читать свойственные ему при начале беседы с каждым человеком молитвы. Прочитав «Царю Небесный», «Достойно есть» и еще что-то, он, повернувшись, весьма радушно поприветствовал всех и скомандовал:
– Садитесь, братия, кто где найдет, садитесь, все садитесь, я сейчас вас святой водичкой покроплю.
Это означало, что батюшка сначала окропит твою голову, потом даст попить святой воды, а потом, расстегнув посетителю воротник подрясника или рубашки, выльет туда целый или около этого стакан освященной воды. При этом он будет с радостью приговаривать: «Вот благодать-то какая, во исцеление тебе это, дружок, во исцеление души и тела».
Получилось так, что я стоял впереди, и батюшка, «покропив» меня, сказал:
– Ты присядь пока, вот здесь, присядь.
И указал мне на свободный стул, стоящий рядом. Сев и наблюдая, как батюшка «кропит» моих собратьев, я не сразу заметил, что около меня на другом стуле сидит еще один человек, который не вошел с нами, а был у отца Иоанна до нашего прихода. Каковы же были мои удивление и радость, когда я узнал в нем моего давнего знакомого и друга, который так же, как и я, незадолго до этого был рукоположен во иерея. Рядом с ним сидел его брат, известный мне как «полковник в отставке».
Вид моего приятеля казался весьма растерянным. Было заметно, что он чем-то подавлен и находится в большом душевном волнении. Поприветствовав его, я справился о жизни, на что получил в ответ что-то невнятное типа: «Ой, отец, тут такое, такое…»
Между тем отец Иоанн (Крестьянкин), уже «покропив» всех, пригласил сесть. Сам батюшка, взяв низенький стульчик – он всегда смиренно садился на него у ног посетителей, – разместился по центру у всех на виду и поведал нам следующее:
– Вот, отцы, вас здесь пять иереев Божиих, со мной шесть, и тут еще один, с которым приключилось несчастье. Выслушаем его. Он вам всё сам расскажет. Вас здесь Господь собрал сегодня не просто так, а привел, чтобы принять мудрое, милостивое, но справедливое решение. Давай, отче, поведай, что тебе приключилось.
Он очень резко развернулся, так что часть Святой Крови выплеснулась на антиминс
Мой знакомый, трепеща и сбиваясь, рассказал, как во время окончания Божественной Литургии он, перед возгласом «Всегда ныне и присно…», когда должно со словами «Благословен Бог наш» делать на престоле Чашей образ креста, очень резко развернулся, так что часть Святой Крови выплеснулась на антиминс…
После этого он сам поехал к митрополиту и признался ему в содеянном. Митрополит, выслушав его, ответил: «Вот что, брат, вина твоя велика. Поступим так: ты пока не служи, а езжай к отцу Иоанну (Крестьянкину) в Печоры. Как он решит с тобой, так и будем делать. Только привези мне от него письменное решение твоего вопроса». На этом рассказчик замолк, и старец, обратившись ко всем, добавил:
– Высказывайтесь, братия, что с ним делать? Быть в запрете или разрешать?
Все как-то посупились и притихли. В это время вдруг зашевелился брат обвиненного. Он как-то заерзал, привстал и очень эмоционально, обращаясь к старцу, стал бормотать:
– Батюшка, я вам уже говорил: запретить его надо. Запретите его, нельзя так служить. Я ему сто раз до этого говорил: «Что ты мечешься по алтарю? Куда тебя всё несет, почему ты такой суетливый?» Но он же не понимает, продолжает свое. А так служить нельзя. Я человек военный и то знаю, что всё должно делать степенно. У нас, саперов, если сделаешь резкое движение, ты уже – не жилец. А здесь Тело и Кровь Господня. Их надо с трепетом и вниманием носить. Нет, здесь всё решено, запретите его.
Это было очень странно слышать. Я знал, что братья живут между собой хорошо, любовно. Тем не менее старший приехал вместе с младшим «ходатайствовать», чтобы того запретили. Да и младший почему-то его с собой привез и молчит, осознавая свою вину.
Наступила пауза, даже тишина. Старец молчал, брат обвиняемого высказался. Все, потупив взгляды, притихли.
– Что вы молчите, братия? – прервал тишину отец Иоанн. – Говорите всё же, какие у вас есть соображения.
Все молчали.
Наконец один священник произнес:
– А что мы, батюшка, можем в этом положении… да и вообще какие здесь наши возможности… это вопрос к архиерею…
– Простить можем, – громко сказал отец Иоанн, – простить и разрешить!..
– Простить можем, – громко сказал отец Иоанн, – простить и разрешить!..
В келлии воцарилось полное молчание. Потом мало-помалу все стали оживать. Начали говорить между собой. Каждый высказывался и комментировал слова старца по-своему. Наконец отец Иоанн, взяв лист бумаги и ручку, громко произнес:
– Ну, отцы, давайте составлять бумагу архиерею. Записываю, диктуйте!
«Ваше Высокопреосвященство, согласно Вашей воле, податель сего был у моего недостоинства и в присутствии пяти священников в полном сокрушении и смирении сердечном исповедал свой грех небрежения и поспешности за богослужением, что привело к известным скорбным событиям. По испытании его совести присутствующими была наложена на него епитимья, кою он должен творить указанное ему время. Таким образом, будем полагать, что милостью Господней исповеданный им грех прощен. О чем и извещаю Вашей святыне в сем письме. Административное же прещение, кое, если будет Вам угодно и Вы сочтете необходимым на него наложить, остается в Вашей архипастырской воле. Вашего Высокопреосвященства смиренный послушник архимандрит Иоанн».
Когда потом мой знакомый прибыл к митрополиту, тот спросил его, наложил ли отец Иоанн на него епитимью и какую. Виновный поведал святителю завет старца и подал ему разрешительный лист. Последний долго не отводил глаз от прочитанного, потом поднял голову и сказал:
– Ну, вот что, братец… Какую тебе еще епитимью давать? Ты ведь и так себя уже наказал. Тебе всю жизнь теперь жить с этим. Пролил Чашу Господню. Иди с Богом и служи. И держи это всегда в памяти. Господь милостив, старец рассудил, и Господь простит.
Оба Старца были любвеобильными.
Нам бы хоть каплю их любви и сочувствия к людям...
НАТАЛЬЯ БОГОЯВЛЕНСКАЯ
Отче Иоанне, моли Бога о нас.
Отче Иоанне, помолись за нас, грешных во спасении душ наших.
Почитай соборование состоялось.