Почему некоторые христианские конфессии решаются на венчание однополых браков? Как Русская Православная Церковь отвечает на вызовы современности? Как довериться Богу, если кажется, что Он не слышит твои молитвы? На глобальные и личные вопросы в интервью "ПД" отвечает один из самых известных российских церковных и общественных деятелей, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата Владимир Легойда.
"Петербургский дневник": Владимир Романович, в Петербурге вы приняли участие в первой конференции "Христианство и ислам". Почему именно сейчас идет такой активный диалог как между традиционными религиями, так и между государством и представителями религий?
Владимир Легойда: Этот процесс начался еще в конце 1980‑х гг., когда стал очевиден близкий крах советской идеологии и ценностное поле оказалось незаполненным. Тогда вновь обратились к ценностной основе любой культуры – религии. Это перемещение религиозной темы из периферии общественной жизни к ее центру весьма заметно в последние десятилетия – не только в России, но и в мире в целом. Это в том числе попытка с помощью традиционных религий ответить на вызовы современности. Среди этих вызовов – конечно, и вызов псевдорелигиозного экстремизма, и воспитание подрастающего поколения, и угрозы традиционной семье.
С некоторыми христианскими церквями сотрудничество в вопросе сохранения традиционной семьи сегодня может быть осложнено – например, с протестантскими деноминациями, где могут обвенчать однополые пары.
Это действительно одна из проблем нашего диалога с некоторыми протестантскими общинами. Они отказываются от традиционного понимания семьи, и это не находит в Русской Церкви ни поддержки, ни понимания.
Вопрос острый. Еще 20–30 лет назад нам говорили о том, что однополые браки никогда не будут узаконены – тогда это казалось просто невозможным. Но вот эти времена наступили. Есть и более серьезные опасности – возможное узаконивание педофилии. Когда указываем на то, что в некоторых странах и такая возможность не за горами, опять говорят, что этого не будет никогда. Дай Бог.
Когда Церковь выступает против таких вещей, нам говорят: это что, самая большая проблема, своих сложностей нет? На самом деле Церковь стратегически меряет жизнь не сиюминутной ситуацией. У нас нет задачи комментировать изменения курса доллара или еще чего‑то подобного, ведь не этим определяется наше будущее. Мы говорим о том, что в перспективе может фундаментально изменить мир. А это представление о семье, о границах допустимого и недопустимого для человека.
Очень важно понять, что жесткая позиция Церкви – это отношение к поступку, а не к человеку. Сам человек, какие бы грехи ни совершил, всегда может принести свое покаяние.
"Петербургский дневник": Церковь сегодня активна как никогда, в том числе в социальном измерении. Развиваются православная медицина, образование, журналистика. Что это за процесс и что вы могли бы ответить тем, кто считает, что Церковь "лезет не в свое дело"?
Владимир Легойда: Важно разобраться для начала, что такое есть Церковь. Многие воспринимают ее как собрание священников во главе с патриархом. На самом же деле социальное измерение Церкви – это все люди, которые себя считают верующими. Мне не очень нравится такое словосочетание, как, например, "православный врач". Что, он по‑православному берет скальпель и делает православный надрез? Категория "православный" относится не к профессии, а к мировоззрению. Православным и неправославным может быть человек, а не врач, журналист или космонавт.
В действительности Церковь никуда не лезет. Люди приходят в Церковь, становятся верующими. И это и врачи, и рабочие, и бизнесмены, и политики… Церковь аккуратно пытается очистить сердце человека от грязи, которая, к сожалению, у каждого есть, чтобы в нем смог жить Господь. И тогда люди, изменив свое сердце, меняют жизнь вокруг себя.
"Петербургский дневник": Вернемся к вопросу православного образования. Сейчас в Петербурге родители школьников вновь делают выбор в рамках курса ОРКСЭ. На ваш взгляд, в поликонфессиональном Петербурге ребенку важно овладеть знаниями обо всех традиционных религиях или сконцентрироваться на одной?
Владимир Легойда: Изучение религиозной традиции в школе, в первую очередь той культуры, которая сформировала среду, в которой ты живешь, является необходимым для любого человека. Понятно, что для нашей страны в подавляющем большинстве случаев культура, которую нельзя не знать, – это православие. Это не вопрос веры, это вопрос образования.
Человеку, не имеющему базовых знаний о мировых религиях, чрезвычайно сложно ориентироваться в пространстве мировой культуры. Поэтому сам курс ОРКСЭ очень важен. В целом же я считаю, что важно, чтобы школьники изучали все религиозные традиции, существующие в стране.
"Петербургский дневник": На ваш взгляд, можно ли сделать ребенка верующим человеком? Есть ли риск "запичкать" его верой и вызвать отторжение?
Владимир Легойда: Как говорили на Руси: "Невольник – не богомольник". Ни ребенка, ни взрослого нельзя заставить стать верующим. Поэтому родительское усердие должно быть разумным. Иначе может произойти по еще одной замечательной русской пословице – "Заставь дурака молиться, он и лоб расшибет". Причем в данном случае родители могут "расшибить лбы" и себе, и детям. Вера – это всегда свободный, волевой выбор. Задача родителя – помочь этот выбор ребенку сделать.
Поколение сегодняшних 40‑летних в большей степени пришли к вере, уже будучи на излете юности. Мы воспринимали это как движение против течения, чем вера всегда и является на самом деле. Быть верующим – это был вызов, и мы за свою веру сражались. Мы не знали, конечно, таких сражений, как старшие поколения наших отцов и дедов, но все же…
Сейчас мы впервые в истории новой России столкнулись с тем, что дети уже выросли в Церкви. Они не боролись за веру, с малых лет помнят куличи, пасхи, храм, батюшку, причастие… И это замечательно.
Но вот наступает подростковый период, время сомнений, поиска, протеста, выбора… Искания подвига, если угодно. И если в церковной жизни все слишком рутинно-привычно, то протест может вылиться как бы против веры.
Задача взрослого в этот момент – показать, что такое вера на самом деле. Это всегда некое движение против течения – против того, что "говорят и делают все", против того, что диктуют тебе страсти.
"Петербургский дневник": Если в целом говорить о воспитании ребенка в современных условиях – при таком огромном количестве методик и советов по выращиванию гениев как не потерять главный ориентир?
Владимир Легойда: Как молодой родитель могу сказать, что в какой‑то момент перестал искать в книгах о воспитании универсальные или конечные ответы на все случаи жизни. Узнал из этих книг много всего о себе – то есть о родителях и их ошибках, но, как мне кажется, намного меньше о своих детях.
Ребенок – это такая тайна! В общении с ним нет алгоритмов. Безусловно, есть универсальные вещи, которые верны. Например, если ты хочешь, чтобы ребенок что‑то сделал, гораздо эффективнее, чтобы он видел, что ты это делаешь сам. Ели ты делаешь зарядку – он обязательно прибежит и позанимается с тобой, если ты молишься – он подойдет и постоит рядом.
Ребенок – это своя вселенная. Попытки впихнуть в него сразу колоссальный объем знаний, как правило, тщетны. Гораздо более важно не то, чтобы ребенок чему‑то научился, а общая атмосфера в семье.
"Петербургский дневник": Завершая тему семьи: как сохранить любовь тем, кто уже встретил свою половинку? И тем, кто еще в поиске, стоит довериться Богу и отпустить эту мысль или довериться психологам и составить план поиска суженого?
Владимир Легойда: Во-первых, конечно, надо довериться Богу. Но важно – как довериться. Можно человеку сказать – ну ты вот молись Богу, и все получится. Он молится-молится, и ничего не происходит. Потому что мы молимся так же, как и все остальное делаем.
Молитва – это не просто встал и отбубнил что‑то. Я вот могу сказать о себе – я по‑настоящему молился только один раз в жизни, когда моя новорожденная дочь попала в реанимацию и я не знал, выживет ли она. Если бы я так молился каждый день, вот это была бы молитва!
Довериться Богу – это не значит, что ты сидишь, "куришь бамбук" и думаешь: "Он все сделает".
Молитва – это колоссальный вызов, это требует труда, перестройки сознания. Могу ли я сказать, что доверяю Богу, если я все время переживаю о работе, о здоровье, если в голове дрязги, зарплата, осуждение? Это что, доверие Богу?
С любовью то же самое. Есть очень естественное состояние – влюбленность, оно расцвечивает мир разными красками.
Но в этом состоянии невозможно все время находиться. Жить вместе – это и носить тяготы друг друга. Любовь – действительно то, что возникает в сердце со временем, но это не значит, что ты всю жизнь терпел, страдал и ненавидел… Здесь, как и в любом вопросе, нет универсального рецепта, нет измерителя любви.
Ничего лучше на человеческом языке, кроме слов апостола Павла о любви, не было написано. "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится…". Только эти слова надо не просто прочитать и согласиться, их надо прожить, а это уже довольно сложно.