О словах и делах в русской словесности

Александр Привалов

Я люблю слушать, как выступает министр образования Ливанов. Вот только что выпал такой случай на Первом съезде Общества русской словесности. Министр был бодр и безупречно оптимистичен; он доложил собравшимся, что дела с обучением русской словесности идут превосходно. Принимаются (после широчайшего общественного обсуждения!) нормативные документы, регламентирующие все стороны процесса: программы для основной школы и для старшей, стандарты для ученика и стандарты для учителя, концепции, планы и еще, и еще что-то. Русский язык и литература выделены в отдельную предметную область; в школу вернулось сочинение; начата кампания повышения квалификации словесников; пополняются школьные библиотеки; дети стали читать больше – и так далее, и так далее. Ни тучки на горизонте!.. Только вот незадача: собравшиеся на съезд твердо знали, что с преподаванием словесности в школе все настолько хорошо, что президент Российской Федерации счел необходимым обратиться к Патриарху Московскому и всея Руси с просьбой организовать и возглавить Общество русской словесности, чтобы попробовать хоть что-нибудь с этим сделать. Если бы собравшиеся этого твердо не знали, они бы наверно поверили министру, как все замечательно. Впрочем, ему все равно аккуратно похлопали: министр же. Начальство.

Вообще-то иные пункты министерской речи не вполне понятны без комментариев. Например: вернулось в школу сочинение? Да; только вернулось оно не само и не по воле реформаторского Минобра, а по недвусмысленному приказу Путина.

Выполнить приказ было трудно: сочинение идет прямо поперек всего, что делалось в школе последние десять лет. Делать нечего – вернули как умели. Воткнули «выпускное сочинение» как-то косо, посреди зимы, на птичьих каких-то правах: не экзамен, а зачет (который получают все поголовно); какой-то, видите ли, допуск к ЕГЭ, будто к ЕГЭ можно не допустить... Результат наблюдается соответствующий: очередная стыдобища. Можно за две минуты отыскать в интернете какие-нибудь темы выпускных сочинений в царской гимназии или даже темы выпускных сочинений брежневской эпохи; отыскать - и сопоставить с тем, что происходит теперь. Когда за великое достижение выдается, что человек написал целых двести пятьдесят слов (это меньше полустранички) на тему такого примерно типа: «Временное и вечное в нашей жизни» или «Согласны ли Вы с утверждением о том, что чтение учит думать»? Такое сочинение неплохо описывается формулой «он у нас уже головку держит»; но речь-то идет о выпускниках школы – о взрослых людях! Словом, галочкой возле пункта «вернуть сочинение» подтверждено право отечественной школы и дальше не учить детей ни читать, ни писать, ни думать.

Министру пришлось несколько скомкать свой доклад, чтобы уступить микрофон приехавшему на съезд Путину. Выступление президента подтвердило, что он возлагает на приступающее к работе Общество русской словесности весьма серьезные надежды. Путин начал с констатации: когда мы говорим о русском языке и литературе, «речь идет о сохранении – ни больше ни меньше – национальной идентичности, о том, чтобы быть и оставаться народом со своим характером, со своими традициями, со своей самобытностью, не утратить историческую преемственность и связь поколений. Для русских это означает быть и оставаться русскими». Президент выразил надежду, что ОРС придаст «еще большую динамику работе по поддержке и развитию русского языка и литературы», станет «одним из ключевых участников реализации государственной культурной политики" – и заверил, что в этом качестве Общество может «рассчитывать на самую серьезную поддержку со стороны государства».

Пока не очень понятно, в какой мере ОРС уже сегодня готово оправдывать возлагаемые надежды. На съезде работали восемь секций; результаты прошедших там дискуссий были доложены на пленарном заседании лишь вкратце, но общее впечатление от этих отчетов сложилось такое: делегаты съезда в своих пожеланиях (в основном) весьма разумны – и чрезвычайно осторожны. Прозвучало множество очень хороших и полезных рекомендаций, но заметнейшая их часть сводилась к тому, чтобы обеспечить педагогам, филологам, родителям участие в обсуждении того, в разработке сего, в экспертизе пятого и десятого. Конечно, от такого рода «включений в процесс» иногда бывает и польза – но именно что иногда. Как правило, пользы от них – с гулькин нос.

Давно известно, как чиновники – не только минобровские, но они особенно – устраивают обсуждения. Ведь если говорить об обсуждении чего бы то ни было всерьез, то начинать надо с идей. То есть: мы собираемся делать вот такой документ – такую вот концепцию, программу, законопроект, еще что-то; мы хотим заложить туда такие-то основные идеи. Вот давайте все вместе эти основные идеи и обсудим! Тогда в обсуждении и вправду может получиться смысл. На практике же делают не так. Министерские со своими засекреченными консультантами сколачивают «проект» будущего документа, выкладывают его на сайт и говорят: давайте обсуждать. Как вы посоветуете, господа общественность, вот тут запятую поправить или вот тут? Им говорят: вы все написали неправильно в принципе. Они отвечают: «Не о том речь. Ту запятую будем править или эту»? Уже и не счесть, сколько раз мы подобное видели, и пока Минобр будет оставаться таким, каков он сейчас, мы ничего другого и не увидим. Итогом всякого обсуждения будут такие слова дежурного зама, а то и самого министра: к документу поступило сорок сороков замечаний, исправлено семь запятых, большое спасибо всем, кто принял участие.

Нет, я ничуть не возражаю: участвовать в экспертизах, в обсуждениях ОРС должно; это правильно, но, на мой взгляд, этого все-таки мало. Может, помимо участия в дискуссиях, Обществу русской словесности (возглавляемому патриархом по прямой просьбе президента страны!) стоило бы рискнуть и не попросить даже, а потребовать чего-то менее виртуального? Я-то по-прежнему считаю, что хотя бы на требование немедленного уничтожения девяти десятых бюрократических требований и проверок, валящихся на голову каждого учителя в стране, стоит решиться.