Традиции передаются при живом общении

Делиться опытом и помогать друг другу

Отец Мелетий, Вы принимаете активное участие в собраниях и конференциях, которые организует Синодальный отдел по монастырям и монашеству. Полезны ли, на Ваш взгляд, эти мероприятия для монахов?

Необходимы. Они должны в разных форматах проводиться на регулярной основе. Могу с уверенностью сказать, что после игуменских собраний у многих из нас изменилось отношение к Отделу. Его перестали воспринимать как надзорный карательный орган. Ведь многие думали, что если на собрании ты «откроешь рот», то завтра же к тебе приедут с проверкой и, скорее всего, СЭС или кто-то еще закроет монастырь. Но мы убедились в том, что теперь у нас есть возможность общаться друг с другом в формате собраний и конференций, делиться опытом, слышать ответы на свои вопросы и узнавать о способах решения тех или иных проблем. Мы также получили возможность общаться с руководством Отдела, с архиепископом Феогностом, который всегда говорит о том, что задача Синодального отдела – помогать монастырям.

На конференциях особенно интересно бывает слушать живые доклады. Например, на монашеской секции Рождественских чтений, которая проходила в Сретенском монастыре, владыка (тогда архимандрит) Тихон очень живо и интересно описывал свой опыт управления монастырем, рассказывал, как на практике решаются те или иные задачи, встающие перед ним и братией. И это тоже очень важно.

Конечно, многим из нас бывает трудно выбираться в Москву, в столице другой ритм жизни, но, когда возвращаешься домой, проходит день-другой, и ты понимаешь, насколько полезной была эта поездка. Пребывая у себя в монастыре, пусть даже за молитвой и чтением духовных книг, очень легко «законсервироваться». Ведь порой даже просто поговорить с теми, кто понимает твои проблемы, а проблемы у нас похожие, бывает очень нужно. Встречаясь на собраниях и конференциях, люди перестают бояться обсуждать свои трудности, перестают бояться просить помощи, начинают понимать, что даже когда Отдел направляет в тот или иной монастырь Комиссию, это означает только то, что монастырю по-братски хотят помочь. Всё это мы имели возможность увидеть, общаясь друг с другом.

Можно ли применить у себя в монастыре тот опыт, который описывают выступающие на собраниях и конференциях?

Конечно. Как-то на собрании игумения одного из монастырей во время дискуссии описала такую проблему. Сестры заявили ей: «Матушка, ты нас не удочеряла на постриге, поэтому мы не должны тебе подчиняться». Она спрашивала участников собрания, как ей поступить в сложившейся ситуации. Отвечая на ее вопрос, игумен рассказал, что в похожих обстоятельствах он благословил братию повесить в красном углу «монашескую присягу», чтобы никогда не забывать ее. Я даже думаю, что в отдельных случаях имеет смысл перевести монашеские клятвы на русский язык и по-русски напомнить запутавшемуся человеку, в чем суть монашества. Иногда это бывает очень действенно. По возвращении в свой монастырь и я повесил на дверях трапезной напоминание: «Что пришел еси, брате?.. Желаеши ли сподобитися ангельскому образу?.. Сохраниши ли даже до смерти послушание ко игумену и ко всей о Христе братии?..»

Или вот другой пример: во время богослужения перед конференцией в Покровском монастыре игумения Феофания поставила стулья для всех игуменов и игумений. Может быть, и сидеть-то не получилось у многих, но тем самым матушка проявила почтение к каждому из нас. Что это, если не культурное отношение, которому имеет смысл поучиться? В следующий раз, когда к нам в монастыри приедут игумены, мы уже знаем, как проявить уважение к сану.

Нельзя было не обратить внимания и на тот факт, что матушки-игумении из числа руководства Отдела подходят под благословение к игуменам епархиальных монастырей. Всё это знаки уважения, проявление культуры, церковного этикета, вкуса, которых пока еще не хватает в церковной среде. Традиции, в том числе и церковные, передаются при живом общении, им нельзя научиться по учебнику. И монашеские собрания помогают нам в этом.

В епархии Вы занимаете должность благочинного по делам монастырей. В чем заключается Ваша работа? Какого рода проблемы приходится решать?

Собственно проблемами монастырей и приходится заниматься. Для этого необходимо знать специфику монастырской жизни. Недавно мне позвонили из епархии и сказали, что приехал игумен из другой епархии, который хочет стать послушником нашего монастыря. По уставу мы не можем принять его послушником – он священник, и поэтому должен быть зачислен в епархию клириком, пусть заштатным, но обязательно клириком епархии. И в этом случае наши полномочия пересекаются с полномочиями епархиального архиерея. Процедура перевода клирика из одной епархии в другую предполагает, что мы запрашиваем личное дело и так далее. Но ведь прежде я должен понять, что это за человек, с какой целью приехал? Поэтому мы сначала предложили ему пожить у нас в монастыре. По прошествии времени примем решение и напишем рапорт архиерею.

Или вот другой случай. В пасхальный день ко мне приезжает инок: «Батюшка, я хочу в монастырь». На руках у него есть постригальная грамота и очень странная отпускная грамота, подписанная исполняющим обязанности благочинного монастыря, в котором он находился до сего момента. Странно? Но инок ведь и не обязан знать каноническое право. Ему сказали, что он свободен, дали грамоту, и он и спокойно поехал в другой монастырь. Наша задача заключается в том, чтобы разобраться в ситуации. Я предложил иноку обратиться в епархию с просьбой определить его канонический статус. В ожидании ответа человек прожил у нас два месяца, хорошо себя зарекомендовал. Это означает, что теперь можно переходить к следующему этапу решения его вопроса.

Вот для этого собственно и нужна в епархии должность благочинного по монастырям, чтобы иметь возможность разбирать каждую ситуацию. Но при этом, повторю, надо понимать проблемы, которые встают перед монашествующими, надо самому жить монастырской жизнью.

Для улучшения качества своей работы мы очень ждем проект Положения о монастырях и монашествующих, который готовит профильная комиссия Межсоборного Присутствия. Понимаете, мы должны на что-то опираться при решении целого ряда вопросов. Нам необходим документ, который лучше дорабатывать по ходу дела, чем вообще не иметь. Здесь, на мой взгляд, как в случае с приготовлением еды: если суп получился не очень вкусным, это не значит, что мы не будем есть две недели, пока, наконец, не научимся готовить.

От патриархального уклада к укладу церковному

Расскажите, как началось Ваше монашество? С какого возраста Вы в Церкви?

Мои родители не были церковными людьми, но о бабушке с дедушкой я могу сказать, что это была традиционная русская патриархальная семья. Я приезжал к ним в деревню летом и на выходные. В детстве меня никто не учил молиться, но в хате висела икона. С самого детства я знал, что необходимо поминать усопших родителей. В субботу бабушка всегда пекла «родительские» блины, и это так прочно укоренилась в моем сознании, что и сегодня мне кажется дикостью, когда люди не идут на Родительскую субботу в храм и на кладбище. В своих проповедях я всегда говорю, что как только мы прекратим молиться за усопших родственников, мы станем страной проклятых.

В воскресенье бабушка никогда не работала в огороде. Кормила скотину, конечно, поскольку это было необходимо, вечером могла замочить белье, так как в субботу топили баню, но стирала всегда в понедельник.

Помню, как однажды дед не пошел в баню после того, как моя сестра, маленькая девочка, зашла туда днем, чтобы помыть голову. Не положено. Мужики идут в баню первыми. Таков патриархальный уклад.

Что касается церковных праздников, то их всегда отмечали в деревне. Перед Троицей бабушка начищала песком до белизны деревянные доски пола, стелила новые дорожки. Мы с двоюродной сестрой ходили на озеро за аиром, который потом раскладывали на полу. Я и сегодня не представляю храм на Троицу без аира. Когда его топчешь, корень аира разрывается и благоухает.

Приезжая в деревню, я всякий раз погружался в другую жизнь, поэтому, наверное, и переход к укладу церковной жизни был для меня естественным.

Как я пришел в храм? Когда мне было 15 лет, мать заболела дифтерией и под Рождество ее увезли в реанимацию. Перспектива остаться одному стала слишком очевидной. Куда было деваться? Я пошел в собор, постоял на службе. Потом пришел еще и еще раз. А через некоторое время подошел к священнику и спросил, чем я мог бы заняться при Церкви? Батюшка ответил, что в Смоленске есть православное молодежное движение (это был 93 год). Прошло еще какое-то время, и духовник молодежного движения решил представить меня митрополиту. Смоленскую кафедру в то время возглавлял митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, ныне Патриарх Московский и всея Руси. На запричастном стихе меня подвели к Владыке, и он сказал: «Поступай в семинарию». Я тогда учился в кулинарном училище, но как положительному студенту мне оформили справку об окончании экстерната и посоветовали получить диплом о среднем образовании в вечерней школе. В 17 лет я поступил в семинарию и через четыре года стал священником.

Для нас было само собой разумеющимся идти монашеским путем

Кого Вы считаете своим духовным учителем?

Святейшего Патриарха Кирилла, который меня принял в Церковь, направлял меня на духовном пути, рукополагал, постригал. Святейший Патриарх – мой восприемник. Для нас, его духовных чад, было само собой разумеющимся, что мы должны идти монашеским путем. Я один из тех, в кого Святейший вкладывал душу. Но могу сказать, что расслабляться он не давал никогда и никому.

Хорошо это для духовной жизни?

Очень хорошо. Мы, конечно, возмущались: «Разве мы не заслужили?..» Но он учил нас никогда не ждать благодарности. Нам всегда ставили планку немного выше той, которую мы могли достигнуть. Мы жили по принципу: «Когда ты что-то делаешь хорошо, ты делаешь то, что ты должен делать». И знали, что «наши вчерашние заслуги утратили свою актуальность еще вчера». Не скажу, что Святейший проводил какие-то специальные духовные беседы со своими чадами, нет, нас учили в полевых условиях.

Помню свою первую Пасху в священническом сане. Я надел красивый вышитый красными нитками пояс. За пасхальной трапезой Владыка попросил меня сказать тост. Я встаю, за столом – администрация, духовенство... Только начал говорить: – Ваше Высокопреосвященство!.. – Владыка мне:

– Стой. Что это ты надел на себя? – а я не пойму, о чем речь идет.

– Что на тебе за пояс? – смотрю на Владыку, на нем – поясок.

– Я на тебя пояс какой надевал? Черный. Так вот, будь любезен, носить либо кожаный пояс, либо поясок. Что ты как елка нарядился!

С тех пор в каждом подряснике у меня вшиты пояски. И это я считаю воспитанием вкуса.

Кроме семинарии, у Вас есть еще несколько дипломов о высшем образовании. Как Вы сочетали монашество с получением образования?

О, это отдельная тема. Святейший всегда говорил нам: «Вам нужно учиться. О вас не должны думать, что вы – церковное ПТУ». Вот я и учился. После семинарского получил экономическое образование, потом юридическое, стал преподавать. Кстати сказать, преподавание составляло немалую статью моего дохода. Три года преподавал в университете МВД (подворье монастыря граничит с университетом).

Могу сказать, что все приобретенные знания пригодились мне, когда я стал игуменом. Ведь что такое монастырь? Это город, почти государство, управляя которым нужно знать основы права, бухучет, владеть финансовым анализом, уметь организовать хозяйственную деятельность, питание… Так что лишних знаний не бывает.

Было ли проблемой отсутствие опыта жизни в монастыре перед тем, как Вы стали игуменом?

Перед тем, как стать игуменом, я был настоятелем Троицкого собора в Вязьме. Проблема заключалась лишь в том, что я считал, что отношения между игуменом монастыря и братией должны строиться так же, как строятся отношения между настоятелем храма и клириками. Это было моей главной ошибкой. Игумен – это и отец, и мать для братии, он отвечает не только за судьбу, но и за душу человека.

Как в настоящее время происходит Ваше общение с братией?

Постепенно мы привыкаем друг к другу. Ведь двадцать лет с небольшим перерывом в монастыре был другой игумен. (Потом в последующие два года сменились еще два игумена), а теперь насельникам надо привыкнуть ко мне, а мне к ним.

Обычно вечером после ужина я беседую с братией. Отвечаю на вопросы, стараюсь помогать им правильно понять смысл происходящих в церковной жизни событий. В наш век, когда так много информации находится в открытом доступе, я вижу своей задачей научить их осмысливать с богословской точки зрения, с точки зрения церковной традиции и церковной практики то, что они получают из общения с внешним миром.

После возведения в игуменский сан Вы проходили стажировку во Введенском ставропигиальном мужском монастыре Оптина пустынь. Был ли полезным приобретенный за это время опыт?

К тому моменту, как я приехал на стажировку, я уже полгода как управлял монастырем. Но архимандрит Венедикт, опытный игумен, поначалу показал отношение ко мне как к послушнику. «На коровник пойдешь», – сказал он, отчего я пришел в некий духовный ужас. Меня как ребенка бросили в воду, и я должен был учиться плавать самостоятельно. Но потом я понял, что все обо мне всё знают, мне все готовы помогать. Через некоторое время я уже имел возможность посещать все монастырские службы, наблюдать за тем, как наместник принимает посетителей. Братия беседовали со мной, при необходимости давали советы. И когда стажировка закончилась, я от всей души поблагодарил отца Венедикта за такую учебу. Наш монастырь духовно связан с Оптиной. Могу сказать, что теперь Оптина стала мне еще ближе. Я увидел, что оптинские монахи – счастливые люди и то, чего они достигли в духовной жизни, они достигли через смирение.

Как пришло решение открыть скит? Повлияло ли на это пребывание в Оптиной?

Открыть скит на месте подвига и захоронения схимонаха Феофана, подвизавшегося в Рославльских лесах, было волей Святейшего Патриарха Кирилла. Это место, откуда началась Оптина. Сейчас мы оформляем документы, чтобы взять землю и начать строительство. Старец Антоний Оптинский писал о схимонахе Феофане, что «лицо его сияло и обжигало» и что на него всегда смотрели украдкой.

Когда в Оптиной я зашел в скит, я понял, что так тянуло людей в этот монастырь. Ты переступаешь порог скита и оказываешься в другом мире, в котором нет ничего лишнего. Помня и понимая это, мы хотим сделать что-то подобное у себя. Мы городской монастырь, а в скиту человек получает возможность духовно совершенствовать свой подвиг. Братия будет выезжать сюда, чтобы передохнуть немного от ритма городской обители. Одним словом, пока я вижу своей обязанностью этот скит построить, а потом будем молиться, чтобы Господь послал нам скитян.

Доводилось ли Вам встречать в жизни людей, чья жизнь была бы похожа на жизнь святых?

Игумен Михей (Михальчич) необычный был в этом плане человек. Я познакомился с ним, когда служил в Вязьме. Зимой он ходил в фуфайке, на шее носил махровое полотенце, на руках – рабочие рукавицы. Сколько раз я дарил ему разные шарфы, но он всегда говорил: «Не надо, я все равно не буду этим пользоваться». На нем была ветхая одежда, но удивительно, что при этом она всегда была чистой.

Были дни, когда он пребывал в состоянии некоего духовного возмущения и тогда казался почти невменяемым. Он мог неожиданно для всех подскочить во время исповеди и с криком: «Уйдите вон отсюда!» – побежать куда-то при всем честном народе. Люди пугались, на самом же деле это был способ юродства. В такие дни он мог не то чтобы нагрубить, но резко ответить, не поздороваться, одним словом, всем своим видом показывать, чтобы его не трогали. И я уважал его чувства: когда старец бывал не в духе, старался не беспокоить его.

Отца Михея можно было либо любить, либо считать дураком, хотя это был человек с академическим образованием, он закончил Ленинградскую духовную академию.

Когда мы познакомились, мне был 21 год и первая встреча с ним была для меня шоком. Отец Михей по-дружески предложил мне супчик из заплесневелой тушенки, который сам и съел, после того как я отказался. Долгое время я его сторонился, и лишь через несколько лет, когда стал настоятелем собора в Вязьме, мне оказалось очень легко с ним служить. Когда кто-то из священников не являлся на службу (всякое бывало), отец Михей всегда был готов заменить отсутствующего. Он так мне говорил: «Не волнуйтесь, батюшка, я всегда готовлюсь к службе. Если что, звоните, я выйду». В соборе не каждый день служили Литургию. Кроме праздничных дней – это были среда, пятница, суббота, воскресенье. И в каждый из этих дней отец Михей был готов служить.

Социальное служение: гимназия в стенах обители, паломники с Украины и обитатели Огненного острова

Монастырь также является учредителем Православной гимназии, которая находится на его территории. Расскажите, пожалуйста, о том, как вы сосуществуете в одних стенах?

Да, в этом году исполняется ровно 20 лет со дня открытия гимназии. Этот год вообще богат для нас юбилейными датами: 20 лет исполняется со времени возрождения монашеской жизни в монастыре, 880 лет со времени своего основания отметит Смоленская епархия. Православная гимназия в нашей обители – это воля Святейшего Патриарха. Хотя учебное заведение в стенах монастыря было здесь и до революции. В том доме, где сейчас находится наша трапезная, располагалось Духовное училище. Ничего нового для монастыря в этом смысле не произошло.

Гимназия – это часть нашей жизни. Понимаете, мы не воспринимаем детей как нечто чужеродное. Хотя при приеме мы не оцениваем степень церковности семьи ребенка, не отбираем детей по степени одаренности. Мы работаем со всеми. Именно такой подход мы наблюдали у Святейшего Патриарха в годы его служения на Смоленской кафедре. Его Святейшество всегда говорил, что надо работать со всеми людьми. Вот мы и работаем.

Наши дети – открытые, думающие, интересующиеся жизнью люди. Они не боятся высказывать свое мнение на уроках, которое порой бывает навязано средствами массовой информации. Мы же, в свою очередь, стараемся объяснять все происходящее на понятном для детей языке. Как сказал блаженный Августин, «пусть меня лучше проклянут риторы, чем не поймет простой народ». Перед гимназией не стоит задача воспитывать священников или монахов, наша задача – воспитать православных, образованных, культурных людей, которые бы «духом жили и духом ходили».

Среди наших выпускников есть, конечно, и семинаристы, один из них служит на монастырском подворье. А как же? Монастырь свое защищает. Те гимназисты, которые избрали военную стезю, с благодарностью вспоминают школу, так как она, по их словам, помогла им привыкнуть к порядку. Одна девочка, столкнувшись в ВУЗе с реалиями светской среды, спросила родителей: «Зачем нас воспитывали в тепличных условиях?!» Но ведь это тоже хороший отзыв о гимназии! Наша задача – сохранить детям детство.

Ваш монастырь также окормляет заключенных. Расскажите немного о тюремном служении.

Минимум раз в месяц братия совершают Литургию в храме Анастасии Узоршетильницы местной колонии строгого режима. У нас есть пропуски на территорию. Раз в неделю кто-то из братии посещают заключенных, общаются, беседуют, совершают требы. Заключенные – прилежные прихожане. Они хорошо организованы. Но служить там очень тяжело духовно. Когда ты переступаешь порог зоны, ты буквально задыхаешься от той концентрации боли, злобы, печали, которая словно висит в воздухе.

Еще мы отвечаем на письма заключенных из тюрьмы на Огненном острове в Вологодской области, где отбывают наказание смертники. Огненный остров – это каменный мешок посередине воды.

Как-то в Великую пятницу я получил письмо от одного заключенного, который писал, что попал в трудную ситуацию, просил выслать ему денег и записать на поминовение его родителей. Вспоминая разбойника, покаявшегося на Кресте, я отправил деньги, а через некоторое время получил еще одно письмо от этого же человека. Он благодарил за перевод и еще писал: «Я надеюсь, что Вы исполнили и вторую мою просьбу». И мне было очень радостно, что для человека, которому всю оставшуюся жизнь суждено отбывать наказание, важно знать, что в монастыре поминают его родителей.

Принимает ли монастырь паломников? Есть ли гостиница в обители?

У нас есть небольшая гостиница. К нам довольно часто приезжают паломники с Украины, просят остановиться, мы принимаем, кормим их. У нас нет расценок. Я считаю, что мы не обеднеем, проявляя гостеприимство. Так что всех кормим, поим, принимаем.

Фотограф: Владимир Ходаков