Я вернулся другим

Сегодня вряд ли найдётся человек, который ни разу не слышал о Святой Горе Афон. Даже далёкие от православия люди знают, что где-то там, в Греции, существует полуостров, населённый монахами. Край монастырей, куда вход женщинам запрещён. Но многочисленные книги, фильмы и фотографии доступны всем желающим. Поэтому я не стану описывать своё посещение афонских монастырей подробно — это не раз и не два делали и до меня. О величественных храмах, древних святынях, чудотворных иконах и исторических фактах можно прочитать в книгах. Поскольку каждый художник видит мир по-своему, я лучше расскажу о тех мелочах, которые, помимо всего великого, тронули моё сердце.

«Свой» Афон

В то время как многие православные люди мечтают побывать на Афоне, я туда ехать не хотел! Зачем? Мне и в Киеве хорошо! Прикоснуться к благодати? Благодать Божию можно встретить везде — Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь... (Ин. 3, 8). Вовсе не обязательно отправляться за тридевять земель, чтобы ощутить присутствие Творца. Поклониться святыням, чудотворным иконам и мощам угодников Божиих? Родной Киев тоже богат святынями. А действует через них один и тот же Дух Святой.

Нужно признаться, что в начале осени 2015 года я пребывал не в лучшем расположении духа. События, происходящие в мире, стране и обществе, не способствовали умиротворению. А некоторые «новости церковной жизни» повергали сердце в скорбь. Так в смущениях и сомнениях я «шёл, шёл и чё-то приуныл». Мои собратья и сослужители по молодёжному отделу стали наперебой твердить мне о необходимости посетить Афон. Дескать, именно там ты воспрянешь духом, произойдёт духовная «перезагрузка». Я отнекивался, не понимая, что же такого чудесного может произойти. Кто-то говорил, что некий старец укажет мне, как жить и как спасаться. По поводу этого меня одолевали весьма серьёзные сомнения. В конце концов, у меня есть духовник. Кто-то более тонко советовал мне просто съездить и не задумываться о том, что я там встречу, — пусть будет как будет. На этот счёт меня одолевал страх. Я не боялся каких-либо «радикальных» благословений. Я боялся вернуться оттуда таким же, как был. Или даже хуже. Может быть — ещё большим скептиком и маловером. Решающим стало благословение духовника. Он сказал ехать — значит, надо ехать. А там, действительно, — пусть будет как будет.

Дорога

Лететь из Борисполя до Фессалоник чуть более двух часов. Вот наш самолёт лёг на крыло, заходя на глиссаду аэропорта. Внизу — красивейшая панорама большого города. Целые районы красных черепичных крыш и светлые кубики современных зданий. Фессалоники — одна из новозаветных колыбелей христианства.

Пока заруливали на стоянку, я, как неисправимый технократ и моделист, успел сфотографировать несколько стоящих особняком жёлто-красных самолётов. Это — пожарные. Именно они тушат лесные пожары, подобные тому, что несколько лет назад был на Афоне.

В аэропорту нас встретил молодой человек по имени Георгий. Он отвезёт нас в Уранополис. Разговорились. Школу он заканчивал в СНГ, а в армии служил уже в Греции. Женат, есть детишки. Очень искренне верующий и рассудительный православный мирянин. Побольше бы таких.

По дороге из Фессалоник в Уранополис мы заехали в женский монастырь, где находится могила одного из самых почитаемых святых современности — старца Паисия Святогорца. Воскресным вечером к могиле подвижника был нескончаемый людской поток. К монастырю подъезжали и отъезжали автомобили и автобусы с паломниками. Вместе с тем, не было никакой суеты или толкотни. Каждый мог поклониться могилке и помолиться святому столько времени, сколько душе было угодно. Приложились и помолились и мы. Уже садясь на переднее сиденье в автомобиль Георгия, я как-то неловко потянул на себя дверцу. И довольно сильно приложился к ней бровью. Вот те раз! Не подавая виду, сел в машину и потрогал — рассечения вроде нет, но болит. Не хватало ещё, чтобы распухла бровь и я этим фингалом по монастырям светил. Как это я так неловко? И вдруг в голову ясно пришла мысль: «Это тебе „привет“ и назидание от Паисия! Скажи спасибо, что глаз на месте». Не буду вдаваться в подробности своего нечестия, но это была небольшая епитимия от преподобного за грех «нехранения очей». Ещё до Афона не добрался, а чудеса уже начались!

...От нашей гостиницы в Уранополисе, который справедливо считают «воротами Афона», до конторы, где выдаётся «диамонитирион» (афонский «пропуск») — два шага ходьбы. Придя ещё до открытия, мы уже обнаружили очередь. Вот те на! Однако очередь продвигалась живо, а четыре клерка молниеносно принимали и просматривали документы, сверяли что-то на компьютере, принимали взносы и выдавали заветные листки, удостоверяющие твоё право на въезд и пребывание на Афоне. Где бы нам таких чиновников взять?

Едва отъехав от административной границы, я понял, почему различные «нежелательные личности» не горят желанием оккупировать эти живописные места. Вся территория Афона является частной собственностью. Более тысячи лет назад этот полуостров дарован двадцати афонским монастырям. Все поселения и постройки (скиты, каливы, кельи) являются собственностью и «филиалами» этих монастырей, и проживать там возможно лишь с их разрешения. Проживать — это добывать себе воду и пропитание. И пользоваться поддержкой при скудости и нужде. Бездельников, ленивых в молитве и труде там никто привечать и поддерживать не будет. Так что какой-нибудь бродяга-нелегал очень быстро завопит «Мамочка, забери меня отсюда!» и побежит «на выход».

Есть ли там подвижники-нелегалы? Есть. Хотя правильнее сказать: «полу-легалы». Удаляются в отшельничество и неизвестность, ради особого подвига, те, кто не один десяток лет прожил в общежительном монастыре. Кто способен самостоятельно, без посторонней помощи и понуждения, проводить все свои дни и ночи в труде и молитве. И то, по слову одного из афонских монахов, быть неизвестным никому на Афоне возможно лишь три, максимум — четыре, года. Рано или поздно узнают, кто ты — подвижник или «дачник». Подвижника везде примут как брата. «Дачнику» (т. е. ленивому и далёкому от подвижнической жизни) — укажут «на выход».

Забегая вперед, скажу, что по возвращении меня всё же не раз и не два спросили: «Почему женщин не пускают на Афон?» и «Когда их начнут туда пускать?». Отвечу всем — никогда. Во-первых, им там нечего делать, а соблазнов и хлопот меньше. Во-вторых, на основании всех исторических и современных законодательных актов, Афонский полуостров — это частная территория монастырей. Это их дом, и кого туда пускать — решать только им. Лишь одна Пресвятая Богородица и Приснодева Мария имеет право ступать на афонскую землю — это Её земной удел.

Пока мы ехали по горному серпантину в Дохиар, я понимал, что, несмотря на кажущийся благоприятным средиземноморский климат, прожить здесь очень непросто. Летом тут бывает очень жарко. А ночью в горах, особенно зимой, — очень холодно. Где добывать воду и чем прокормить себя зимой — вопросы очень непростые. Это пустыня, с оазисами-монастырями. Сложный горный рельеф с дорогами-серпантинами, узкими горными тропами, пропастями и ущельями. Горы, сплошь укрытые девственным лесом с непроходимым подлеском. Даже там, где леса полностью выгорели три года назад в результате пожаров, всё успело зарасти молодой зеленью. Такой же непролазной...

Странное чувство: проезжая по этой дороге, я видел разные места, до удивления похожие на те, где бывал когда-то давным-давно. Вот горы скрылись за лесом, и мы — проезжаем по лесной дороге через Кончу-Заспу, через места моего детства. А вот — горная дорога в Крыму, под Ялтой, где бывал когда-то с родителями. Вот — пролесок из Восточной Германии, где проходила армейская служба. А здесь — пересечённая местность полигона учебки в Остре, где не раз бывал с друзьями. Я словно бы ехал сквозь годы своей жизни. Уже было о чём вспомнить и задуматься.

Дохиар

Сам монастырь долго описывать не стану. Просто скажу, что афонская архитектура, обилие галерей, переходов, лесенок, зелени, цветов и усыпанных плодами деревьев создаёт ощущение попадания в сказку. Эта сказка становится ещё удивительнее, когда узнаёшь, что монастырь буквально поднят из руин после годов запустения. Возрождён и украшен за последние 30 лет лично герондой Григорием и братией. Когда слышишь рассказ о том, что многие деревья здесь посажены старцем лично. Когда понимаешь, что каждый уложенный камень, каждая плодоносящая веточка — это плод ежедневного кропотливого и тяжёлого труда.

Ни одна из фотографий Дохиара не соответствует действительности. За те полдня, что пройдут от момента съёмки до публикации, монахи во главе со старцем уже что-то построят, посадят, покрасят. И так каждый день, в службах и трудах.

Служба

Разместился в монастырской гостинице, немного передохнул и к 17:00 отправился в соборный храм на вечерню. Вечерня — служба не длинная. Сразу за ней — трапеза. После трапезы служится повечерие с чтением акафиста перед святыней монастыря — иконой Пресвятой Богородицы «Скоропослушница». Где-то между 19 и 20 часами служба закончилась. Братия разошлась по кельям. Кто отдыхать, кто продолжать молиться. Протодиакон Александр Плиска, частый и давний гость в Дохиаре, спросил нас, не хотим ли мы завтра послужить литургию. О такой возможности можно было лишь мечтать! Конечно!

Признаться по правде, даже в этот первый вечер я сохранял некий скептицизм. Зачем я здесь? Да — хорошо, спокойно, благодатно. Оставалось лишь довериться Богу, молиться и надеяться, что Ему лучше известен ответ на этот вопрос. Чудеса порой совсем не такие, как мы ожидаем.

Пришёл в «свою» комнату. Меня премудро поселили одного — паломников после престольного праздника было мало и остальные кровати пустовали. Значит, высплюсь без тычков в бок «не храпи!»... Ещё до звона моего будильника в телефоне меня разбудил будильник монастырский — то приближающийся, то удаляющийся звук деревянного била, зовущий братию на службу. Благо до храма рукой подать.

В 3:00 на полунощницу. Удивительно, но греческие слова молитв уже не кажутся столь непонятными. Фрагментарно вспоминаешь славянский текст, встаёшь на «Трисвятом по Отче наш»... Когда не можешь вспомнить молитв и псалмов, просто творишь по чёткам молитву Иисусову. В храме полумрак, на дворе глубокая ночь, но спать совершенно не хочется. Служба проходит на одном дыхании.

Литургию служили втроём — я, протоиерей Александр Сорокин и протодиакон Александр Плиска; отец протодиакон служил по-гречески и подсказывал нам все местные традиции и особенности богослужения. Я было назвал отца Александра Плиску гостем, что в данном случае не совсем верно. Хоть он и женатый протодиакон, но в монастыре Дохиар он — свой. Свой — не благодаря частым визитам, знанию греческого языка, традиций и истории, а благодаря своим труду и молитве.

Мы, священники, произносим возгласы на церковнославянском. Протодиакон говорит ектении на греческом. На греческом поют и трое певцов-монахов. Нет никаких «языковых барьеров» — служба ведь одна и та же. Разве что от древних монастырских распевов Афона веет дыханием вечности. Но может быть, это лишь «дыхание» моей собственной впечатлительности. Я не знаю...

К началу литургии вся братия уже переместилась в притвор. В данном случае — это тот самый переход в трапезную, по правую сторону которого находится часовня с чудотворной иконой Божией Матери «Скоропослушница», а по левую — маленькая церковь в её честь. По окончании литургии — братская трапеза. Всё вкусно, просто и сытно.

Геронда

После трапезы владыка предложил нам отдохнуть. Я уже почти дошёл до своего койко-места, как кто-то позвал: «Пошли скорее, геронда Григорий вышел побеседовать!» Как был в рясе, в куколе, поспешил к воротам монастыря, где уже стоял старец в окружении наших отцов. Опирающийся на палочку дедушка через переводчика вёл оживлённую беседу с собравшимися. На нём не было золоченых риз или вышитых крестиков. Не было даже чёрных монашеских одежд. Он был одет в самую неприхотливую рабочую одежду афонских монахов — короткий то ли подрясник, то ли рабочий халат, видавший виды фартук. И выгоревшую на солнце светлую армейскую или туристическую панаму. После многих отечественных соблазнов мне было радостно лицезреть знаменитого человека без внешнего пафоса и понтов. Передо мной был настоящий труженик, первым спешащий на монастырское послушание. Беседуя с нами, он не отдыхал. Он просто прервал свой путь к трудам телесным, чтобы помочь нам, ищущим его отеческого совета, своими трудами духовными. Я бы сказал, что его внешний вид был не эффектен, а эффективен. И этот вид мне понравился. Впрочем, без взаимности! После того, как владыка Иона представил меня старцу, первым делом геронда спросил:

— Куда это ты так вырядился? Ещё подумают, что епископ ты, а не владыка Иона!

Действительно, на фоне всех, одетых в подрясники, ряски (монашеские жилетки), скуфейки или лёгкие шапочки, я в рясе и куколе был «пузатой нелепостью». Я что-то промямлил, что о епископстве в жизни не помышлял и просто ещё не разобрался, куда и в чём ходить. Старец же по ходу распекал одного из наших отцов за коротко подстриженную бороду. Тут он вновь обратил внимание на меня:

— А ты зачем бороду подстригаешь? Ты же монах! Ты что, в ад попасть хочешь?

Вот тут я смутился, не зная, что и ответить. Бороду я действительно редко, но периодически подстригал. И имел на то достаточно объяснений и оправданий. Заглянуть в себя и понять, зачем я в действительности это делаю, как-то не получалось. Но об этом я задумался чуть позже, после посещения Ватопеда.

Птичье молоко и олений сыр

— Геронда, благословите взять машину и повезти отцов по монастырям, приложиться к святыням, — обратился владыка к старцу.

— Конечно. А кто повезёт? — спросил старец.

Дело в том, что с водителями в монастыре всегда проблема. Дел много, и все монахи целый день заняты на различных послушаниях. Машин хватает, и управлять ими умеют практически все. Только вот «катать туристов» им некогда. Выезжают куда-либо лишь по делам, привезти или отвезти какие-то грузы.

— Γέροντα, ευλογείτε να συνοδέψω τους προσκυνητές!* — вступил в разговор отец Александр Плиска. Я не понял ни одной буквы, но интуитивно, по интонации, догадался, что он вызвался быть нашим водителем и проводником.

— Хорошо, — благословил его старец, — а куда собираетесь заезжать?

— Хотим посетить Ватопед, Ставроникиту, Карею, Иверон...

— О! — рассмеялся геронда Григорий. — В Ватопеде обязательно побывайте! Там вам понравится, там всего в достатке, всех благ хватает. Попросите у них птичьего молока и оленьего сыра — всё найдётся!

Дело в том, что геронда Григорий периодически «вставляет шпильки» ватопедцам за сытую и нетрудную (по афонским меркам!) монашескую жизнь. Но как не похожи эти обличения на те взаимные укоры и обвинения, что так, к прискорбию, распространены в нашей, отечественной православной среде.

Афонские монахи и монастыри — разные. Это устроено Богом для того, чтобы каждый смог найти там созвучных своему духовному устроению людей. Поэтому в «обличениях» старцев нет даже тени самопревозношения и гордыни. Это не похоже на карикатурные упрёки «сверху вниз». Это — как отеческие или братские объятия. Они наполнены любовью, смиренным желанием, чтобы брат твой был лучше, чем ты, в своём угождении Богу.

Итак, взяв монастырскую машину, мы отправились в путь на восточное побережье афонского полуострова. Отец Александр Плиска и владыка Иона (в качестве проводников и знатоков) и наша «паломническая группа» — отец Александр Сорокин, Михаил и я.

По дороге неоднократно останавливались, фотографируя живописные окрестности и величественный вид самой горы Афон на горизонте.

Ватопед

Ватопедский монастырь сразу поразил своим размахом. Целый город с многочисленными строениями, улицами и площадями!

Немного подождав у главного Благовещенского собора монастыря, мы любовались яркими фресками и слушали удивительную историю о чудном избавлении от пиратского нашествия. Храм открыли и предоставили нам возможность приложиться ко всем монастырским святыням. Реально ощутимая благодать наполняла сердце. Но я всё ещё чего-то ждал.

Одна из чудотворных икон Ватопедского монастыря — икона Пресвятой Богородицы «Пантанасса» («Всецарица»). Широко известно, что через эту икону явлено множество исцелений от онкологических заболеваний. Мне было о ком помолиться перед ней. Собственно, паломничество к этой иконе для молитвы за близких мне людей было одним из личных поводов для поездки на Афон.

Перед отъездом из Ватопеда зашли в иконную лавку. Примечательно, что во всех афонских монастырях эти лавки находятся возле монастырских ворот. Таким образом, суета товарно-денежных отношений не распространяется дальше входа. И это очень верно.

Иконная лавка Ватопеда действительно поразила размахом и изобилием. Выбрав нужные мне иконы в подарок близким, написав записочки «О здравии» и «О упокоении», я подошёл к дежурившему в

лавке молодому монаху, чтобы расплатиться. Или «внести посильное пожертвование» — называйте, как хотите. Монах свободно и без акцента говорил по-русски. Вот тут и вспомнились мне слова геронды Григория про птичье молоко и олений сыр. Старец сказал нам спросить. Значит — благословил, нужно исполнять! А кому из нашей компании это делать? Кто у нас на «молодёжке» «тролль» и шут гороховый? Стало быть, я и спрошу.

Уже рассчитавшись за купленные иконки, как бы между прочим, спросил этого молодого монаха:

— А скажите, можно ли у вас приобрести птичье молоко и олений сыр?

— Нет, у нас такого нет, — нисколько не смутившись, ответил он мне.

— А мне говорили, что именно у вас это обязательно должно быть. Птичье молоко и олений сыр! — с лёгкой ехидцей в голосе не унимался я.

Я уже предвкушал, как он сейчас спросит, кто такое мог мне сказать. И я передам ему привет от геронды Григория. А вместе с ним и всем ватопедским монахам. А потом мы вместе улыбнёмся этой тонкой шутке и я уйду.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одна морщинка не исказила его. Всё так же открыто и добродушно глядя на меня, нисколько не смущаясь, он снова повторил:

— Извините, но у нас такого нет.

Ещё раз взглянув на него, я вдруг с очевидностью понял, что этот молодой монах по возрасту годится мне в сыновья. Просто я редко задумываюсь о своём возрасте и почти не осознаю, что мне уже почти полтинник. Я поспешил отвернуться от него. Из глаз брызнули слёзы. Не он смущён был, а я. Смущён собственным лукавством, нелепостью, дерзостью. Даже если геронда сотню раз прав в своём обличении, не мне произносить эти слова. Не мне упрекать здесь кого-либо в чём-то. Этот паренёк в рясе наверняка уже не первый год подвизается как может в одном из афонских монастырей. И в его душе уже есть нечто такое, чего я пока не вижу в себе даже за более чем двадцатилетний срок своего монашества и священства.

Благословив спросить про олений сыр, геронда Григорий был, безусловно, прав. Думаю, что старец знал или чувствовал, кто из нас спросит. Этот вопрос был не для ватопедских монахов, он был для меня. Не обличить их, а показать мне, какой я на самом деле, — наверно, в этом и была скрытая суть слов геронды Григория.

Мы вышли из Ватопедского монастыря и шли к машине. Мне было стыдно. Я делал вид, что протираю глаза, потому что слёзы продолжали течь.

— Отец Валериан, что-то случилось? — обратился ко мне отец Александр Сорокин.

— Ничего. Просто что-то в глаз попало. Какая-то мошкара или соринка, — соврал я

. В тот момент мне было стыдно даже признаться в происшедшем. И я «надел на лицо» какую-то дурацкую, грустную улыбку. Чуть позже, заметив её, владыка, знакомый со мной не первый год, тихонько спросил:

— Что с тобой?

— А я таки попросил в Ватопеде птичьего молока и оленьего сыра...

— Ну и?

— Он даже не смутился. А я понял, какой я дурак и подонок...

Зограф

В другой день после трапезы мы с отцом Александром и Михаилом отправились пешком в болгарский монастырь Зограф. По прибрежной дороге дошли до Зографской пристани. Постояли на морском берегу и отправились вглубь полуострова — сам Зограф расположен на удалении от моря, среди гор. Идти вроде недалеко, но — то вверх, то вниз, то влево, то вправо. Зато сколько красивого

и удивительного встретишь на этой дороге. Скальные стены с прожилками белоснежного мрамора, струящийся горный ручей, несущий золотую осеннюю листву, отвесные пропасти у самой дороги... Несколько раз нас предлагали подвезти проезжавшие от пристани к монастырю монахи. Кстати, это традиционно на Афоне — если в машине есть место и вам по пути, то всегда предложат подвезти. Мелочь, но приятно. Лишь в самом конце пути мы с отцом Александром воспользовались предложением и подъехали на машине. А Михаил продолжил путь пешком. Он хотел побыть один. Точнее — наедине с Богом, попросить Его о чём-то своём, личном, сокровенном.

Чудесный отъезд

После службы геронда Григорий при полном параде, в рясе и с наперсным крестом вышел проводить нашего митрополита Павла. Владыка с сопровождающим его духовенством отправлялся дальше, по другим монастырям. А я, увидев старца, решил тоже лишний раз взять благословение в дорогу. Но, получив благословение, снова расплакался. Прямо при митрополите, при всём честном народе. Просто уткнулся в плечо этого святого деда и плакал навзрыд. Геронда приобнял меня и сказал мне, наверное, то самое главное, что я должен был узнать в этой поездке. Он сказал мне, кто я. Не буду повторять этих слов — это было сказано мне в узком кругу и для меня лично. Эти слова я слышал и раньше и подозревал о себе нечто подобное. Но это было точное определение моей сути. Многое, если не всё, для меня стало на свои места. Сразу несколько жизненных вопросов из серии «Почему так?» отпали, получив естественный ответ. Эти слова я помню, они дарят мне надежду.

Попросил у геронды разрешения сорвать с дерева лимон и ещё какой-то дивный фрукт, названия которого я не запомнил, — для своих родителей. Старец благословил и стал раздавать всем отъезжающим здоровенные апельсины, приговаривая, что имеет на это полное право, поскольку давным-давно посадил эти деревья сам. Мне дал целых два. Зная о моём отношении к родителям, сказал: «Для мамы и для папы!»

Владыка Павел уехал, а мы с отцом Александром и группой греческих паломников стали ждать паром. Точнее, ждать у моря погоды — паромы не ходили уже третий день. Светило солнце, но море пенилось барашками и на берег накатывали приличные волны. Оно, конечно, красиво, но завтра рано утром наш самолёт в Киев! Греки нам говорили (по-английски), что мы все застряли и парома при такой волне не будет.

Позвонили владыке Ионе, попросили инструкций по эвакуации. Владыка сказал, что перезвонит старцу и договорится, чтобы нас отправили машиной до административной границы. Подошли к геронде и через переводчика отца Мартирия, с которым успели за эти дни подружиться, изложили просьбу. Геронта Григорий ответил, что владыка Иона ему звонил и он что-нибудь для нас придумает. Проблема лишь в том, что машин хватает, только все водители заняты на послушаниях. Как-нибудь нас обязательно отправят в Уранополис, а пока нам стоит сидеть и ждать. Благословили ждать — вышли в монастырскую беседку, сидим и ждём. В беседке нас стали расспрашивать, как мы будем отъезжать и будут ли ещё места в машине. Словно услышав эти разговоры, из ворот монастыря появился геронда. Посмотрел на всех нас, сидящих на дорожных баулах. Посмотрел на штормящее море. С кем-то из греков о чём-то поговорил. И скрылся в проёме монастырских ворот.

И тут до меня вдруг дошло, что для этого дедушки найти нам водителя или остановить шторм — вещи одного порядка, одинаковой сложности. Это вещи настолько земные, что дело не в том, что труднее, а в том, что нужнее. Водитель нужен на другом, не менее важном послушании. Вопрос лишь в том, так ли нужен здесь для промышления Божия продолжающийся шторм?

Сидим, ждём. Для положительных эмоций и общего позитива общаемся с котами. Сиамский кот уже второй день как прикипел душой к отцу Александру, ходит у него по плечам. Я общаюсь с толстым серо-белым. Вышел один из монахов, принёс ведёрко еды для котов, к нему устремилось со всех сторон многочисленное кошачье племя. А я обернулся на море и...

Пенные барашки исчезали на глазах. Минут через 10–15 стали спадать бьющие о берег волны. Вскоре вдалеке появился какой-то одинокий катер. А через полчаса паром «Достойно есть» уже заворачивал к Зографской пристани. Если причалит на Зограф, значит, подойдёт и к нам. Неизвестно, будет ли он на обратном пути заходить в Дохиар. Благословили садиться на паром, дойти на нём до Дафни, а оттуда назад, на Уранополис.

Бросая прощальный взгляд на ставший родным за эти дни Дохиар, мы вдруг, к своему удивлению, увидели на берегу среди трудящихся монахов геронду Григория! Только что он в рясе, с наперсным крестом провожал владыку Павла и нас, и вот уже в рабочем подряснике, фартуке, своей светлой панаме руководит стройкой. Отплывая, смотрели на этого удивительного подвижника-труженика, пока Дохиар не скрылся за кормой. Проплыли мимо Ксенофонта, где побывали. Мимо Пантелеимона, куда так и не дошли. Мимо стоящего на горном склоне Ксиропотама. И причалили в Дафни.

Но в Дафни нас с парома прогнали! Сказали: «Покупайте билеты в порту». А билетов нет — скопилась толпа, два дня паромы не ходили. Попытались уговорить полицейских, контролирующих посадку. Мол, у нас завтра утром самолёт, мы благочестивые, «белые и пушистые». Ну да! Они таких, как мы, видали по две сотни в день. Вежливо и строго сказали ждать другой паром. А он будет?! Стали звонить владыке, пытались связаться с каким-то частным перевозчиком... Ведь в результате мы оказались вдвое дальше от Уранополиса с последними грошами в кармане. И даже до ставшего нам родным Дохиара уже «три дня лесом, два дня полем». А потом...

Потом вдруг пришло понимание того, что это всего лишь проверка нашей веры, нашего доверия. Геронда благословил садиться на паром и плыть до Дафни? Значит, не дёргайтесь — Господь всё управит. Добрые попутчики купили нам вкусные булочки. Местные коты и кошки уговорили нас с ними поделиться. А тут и другой паром подошёл. На него мы поднялись без проблем, заплатили за билеты и пошли в Уранополис. Дивный был вечер. Залитые лучами вечернего солнца склоны афонских гор. Возвышающиеся на побережье и горных склонах монастыри, скиты, каливы. Вон и башня Уранополиса показалась в вечерней дымке.

...Поселились в отель. Где-то по соседству «гудели по полной». Громко, но, к счастью, недолго. Может, для того мы и припозднились так, чтобы с порога меньше соблазняться тем, чем живёт мир, чтобы подольше сохранить в сердцах благословенную тишину Афона?

Наличие большого телевизора в номере нам было безразлично. Не стали даже включать. Но вот настоящим подарком стала обыкновенная горячая вода! Ведь через неделю без горячей воды можно было вполне распугать и постояльцев отеля, и пассажиров самолёта.

Вот тут хочется поведать об одной тайне афонских монастырей, которую я так и не смог разгадать. Теоретически горячая вода в монастыре есть. Во всяком случае, я встречал её при мытье посуды в Дохиаре и в умывальнике архондарика Зографа. Говорят, она когда-то бывает где-то там, где живёт братия монастыря. До гостиницы для паломников она не дотекала. Это, наверно, было единственным неудобством для меня.

Возвращение в Киев

Утром заехал Георгий, чтобы отвезти нас в аэропорт. Там мы встретились с владыкой Ионой и отцом Александром Плиской. Сфотографировал Олимп сквозь стекло со знаком «Не фотографировать». И полетели...

Вынырнув из тумана, наш самолёт приземлился в Борисполе. В аэропорту нас встретила моя прихожанка Екатерина, которая отвезла отца Александра домой, а меня к родителям. Специально перед дверью надел рясу и куколь, взял в руки посох и «вернулся с Афона на родительский порог».

Послесловие и послевкусие

Я не фотографировал убранство храмов. Счёл за лучшее не суетиться и использовать это малое время для молитвы. Картинки можно найти и в Интернете, а помолиться именно там выпадает нечасто.

Я не фотографировал монахов. Хотя встречал дивные образы. Вспомнить хотя бы двух иноков, молодого и старого, которые вели гружённого поклажей мула по дороге в Карее. Поклажа была укрыта пластиковым греческим флагом — и патриотично, и от дождя хорошая защита! Но монахи не для того удаляются от мира, чтобы становиться фотомоделями для «туристов» вроде меня.

Наперсные кресты на Афоне носят лишь игумены монастырей. Там больше блещут души, чем каменья. Обратился к одному иеромонаху: «Отец», а он попросил называть его «братом». Объяснил, что в монастыре они все братья, независимо от священного сана. Отцом они могут называть лишь своего старца — игумена и духовника в одном лице. А священный сан имеет значение лишь непосредственно при совершении богослужения. Это ведь служение, тоже послушание, которое ты исполняешь как диакон, священник или даже епископ. Геронда, старец на Афоне, — наверное, больше, чем родной отец. Его не назначают командовать братией чьим-то властным указом сверху. К нему сами приходят те, кто хочет подражать его жизни, слушать его советы, принимать его благословения. Так было в монашестве изначально. Так должно быть. На Афоне это есть.

Богослужения в афонских монастырях продолжительны, но очень гармоничны. Там нет места вычурному пафосу. Там — простота и торжество. Всё происходящее в храме величественно и вместе с тем абсолютно естественно. Каждый вздох, каждое слово, каждый поклон.

Многому там можно и стоит поучиться. Конечно, не все афонские традиции можно адаптировать к нашим краям, к нашему климату, нашей практике. Не всё применимо для приходской жизни. Но...

Многие удивлялись, узнав, что я не побывал ни в русском монастыре святого Пантелеимона, ни в Великой Лавре. Что не восходил на вершину Святой Горы Афон. «Ну, ничего! В следующий раз побываете!» А я думаю, что нет.

Обычно, попадая на Афон, люди стараются везде побывать, всё посмотреть, ко всем святыням приложиться. Это хорошо само по себе. Но, думаю, лишь для первого раза. Геронда Григорий мудро сказал нам: «В первый раз приезжают посмотреть, во второй — попробовать, в третий — как получится. Может быть, и пожить». К приезжим священникам на Афоне всегда относятся, как к дорогим гостям. Но если хочешь действительно прикоснуться к жизни афонских монахов — попробуй хоть день, хоть два потрудиться вместе с ними, пожить их жизнью. Тогда и поймёшь кое-что о них. А если Бог даст, и о себе. Так что, если попаду туда ещё раз, я вряд ли куда-то пойду из Дохиара. Хоть пару дней помою посуду или потаскаю камни — на что здоровья хватит. Поживём — увидим. Хотя, по правде сказать, оставаться там надолго не собираюсь. Слишком много ещё дел в родной Украине.