В какой форме первоначально существовал текст Нового Завета, каким изменениям он подвергался с течением времени и по каким причинам? Знать эти общие сведения необходимо для понимания особенностей тех источников, с которыми имеет дело всякий, кто берется за исследование жизни и учения Иисуса Христа.
Этот текст — фрагмент из новой книги известного богослова и проповедника митрополита Илариона (Алфеева) «Начало Евангелия», которая вышла в издательстве Сретенского монастыря. Данная книга — первая в серии «Иисус Христос. Жизнь и учение», которая, как планируется, будет состоять из шести томов. (Заголовок и подзаголовки статьи даны редакцией).
Свитки и кодексы
Все дошедшие до нас древние рукописи имеют форму либо свитков, либо кодексов. В эпохуВетхого Завета у иудеев существовали только свитки — длинные листы папируса (до 7–10 м), которые сворачивали в рулон и накручивали на специальный ролик или на два ролика: текст читался по мере развертывания рулона. Когда Иисус вошел в назаретскую синагогу, Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, начал читать по ней. Затем, закрыв книгу и отдав служителю, Иисус сел и начал проповедовать (Лк 4:17, 20). Читая это, мы представляем себе книгу, сшитую из отдельных листов, которую можно открывать или закрывать на той или иной странице. Между тем книга, которую держал в руках Иисус, представляла собой свиток, который Он сначала развернул в нужном месте, а потом свернул. Кодексов в Его время у евреев не было.
Лишь впоследствии, уже в христианскую эпоху, всеобщее употребление получили кодексы — книги, состоящие из отдельных сшитых между собой листов. При этом в иудейской традиции употребление свитков сохранилось вплоть до наших дней. Кодексы же были заимствованы христианской Церковью из античного мира (книги в форме кодексов существовали в Греции и Риме). Из дошедших до нас пяти с половиной тысяч рукописей Нового Завета лишь около сотни являются свитками, все остальные — кодексами. В III–IV веках свитки были фактически полностью вытеснены кодексами.
Постепенное вытеснение свитков кодексами может быть объяснено причинами практического характера: кодексы удобнее в обращении, лучше сохраняются, меньше портятся. Однако есть в этом и некая богословская значимость. Свитки оказались в числе других атрибутов ветхозаветной религии, считавшихся в иудейской традиции священными и неприкосновенными, но отвергнутых христианами. Впрочем, произошло это не сразу.
Первые Евангелия, надо полагать, были написаны именно на свитках. Заметим, что евангелисты на древних иконах иногда изображались со свитками, а не с кодексами в руках; в византийскую эпоху, однако, евангелистов стали изображать с кодексами.
Библейские пророки, напротив, и в византийской иконографии всегда изображаются со свитками. Что же касается Иисуса Христа, то на всех известных нам иконах, где Он изображен держащим Евангелие, в Его руках находится кодекс, а не свиток. Таким образом, свиток символизирует Ветхий Завет, а кодекс — Новый.
Папирус и пергамент
При изготовлении книг в древности употреблялись два материала — папирус и пергамент. Как правило, свитки делали из папируса, кодексы — из пергамента. Папирус производился из растения семейства осоковых (оно и дало название этому писчему материалу); пергамент же, обладающий большей прочностью, представлял собой особым образом обработанную кожу животных.
Среди дошедших до нас кодексов Нового Завета некоторую часть составляют так называемые палимпсесты — пергаментные рукописи, в которых первоначальный текст соскабливали или смывали и на его месте писали другой. К числу таковых относится, например, знаменитый Ефремов кодекс (V в.): в нем поверх первоначального греческого текста был написан сирийский перевод Евангелия. При помощи инфракрасных лучей ученым удается в некоторых случаях восстанавливать первоначальный текст.
Унциальные и минускульные
Все дошедшие до нас рукописи Нового Завета, написанные на греческом языке, по типу письма разделяются на унциальные и минускульные. Унциальный шрифт состоит только из прописных букв (он получил свое название от унции — мелкой монеты, размеру которой приблизительно соответствовали буквы), минускульный — только из строчных. Все древние рукописи Нового Завета — унциальные; начиная с IX века преобладают минускульные рукописи.
При письме обоих типов, будь то унциал или минускул, не употреблялись многие вспомогательные приемы организации текста, которые характерны для современной эпохи. Так, не было отличия между прописными и строчными буквами: все буквы были или прописными (в унциале), или строчными (в минускуле). Отсутствовало деление текста на абзацы. Практически полностью отсутствовала пунктуация: между предложениями не ставились точки, между частями предложения — запятые; отсутствовали вопросительные и восклицательные знаки, кавычки и другие привычные для нас формы организации текста.
Более того, текст писался без промежутков между словами. Древняя рукопись — это сплошная вязь букв, либо крупных, либо мелких. Правил переноса не существовало. Многие священные имена и некоторые наиболее употребительные слова писались сокращенно. Все это затрудняло понимание текста и становилось причиной многочисленных различий в толковании отдельных мест Священного Писания, а также появления разночтений при переписывании текста.
Возникновение и распространение минускульных рукописей ученые связывают с постепенным развитием в византийской традиции культуры чтения про себя. Следует отметить, что в древности — как в христианской, так и в античной — читать про себя было не принято: книги читали только вслух. Даже находясь наедине с собой, человек читал устами, а не глазами. Вспомним рассказ из Деяний апостольских: …Муж Ефиоплянин, евнух <…> возвращался и, сидя на колеснице своей, читал пророка Исаию. Дух сказал Филиппу: подойди и пристань к сей колеснице. Филипп подошел и, услышав, что он читает пророка Исаию, сказал: разумеешь ли, что читаешь? (Деян 8:27–30). Если бы евнух, сидя на колеснице, читал книгу про себя, Филипп не услышал бы, что он читает.
Можно вспомнить также рассказ из «Исповеди» блаженного Августина (IV–V вв.) о том, как он, приходя к Амвросию Медиоланскому, заставал его за чтением про себя: этот факт удивлял Августина, но он не решался о чем-либо спрашивать учителя (Августин. Исповедь. 6, 3. — Ред.).
Невмы и миниатюры
Вообще книжная культура древности коренным образом отличалась от той, что привычна нам. В древности имело место благоговейное, трепетное отношение к письменному слову. Сегодня, беря в руки газеты, мы просматриваем их, пробегая глазами тысячи, десятки тысяч слов, нередко даже не вникая в их смысл. Во времена же, когда создавалось Священное Писание, письменное слово ценилось очень высоко — не только потому, что писчий материал был дорогим и работа писцов трудоемкой: было вообще не принято писать только для того, чтобы высказаться. Если человек садился за стол и брал в руки стило, предполагалось, что он напишет что-либо весомое, значимое. Потому и отношение к книге было иным; потому книги не читали про себя, а только вслух — неспешно, вдумчиво, благоговейно.
Священное Писание было неотъемлемой частью раннехристианского богослужения. Для литургического употребления создавались специальные списки Евангелия — так называемые Евангелия–пракосы, или лекционарии: в них текст размещался не в обычной последовательности, а в той, в которой он читался за богослужением.
Литургическое употребление рукописей Ветхого и Нового Заветов стало причиной появления в них различных вспомогательных знаков, облегчающих чтение вслух. Эти знаки — невмы — ставились в тексте над строкой и указывали, с какой интонацией нужно прочитать определенное слово или фразу. Впоследствии при помощи невм стали записывать мелодии богослужебных песнопений: так развилась в Византии невменная нотация, унаследованная и Русью (на Руси она получила название крюковой).
Многие рукописи Нового Завета содержат миниатюры — иллюстрации, облегчающие понимание текста. По миниатюрам можно судить, как понимали тот или иной священный текст в эпоху, когда создавалась конкретная рукопись.
Диатессарон и перикопы
Довольно рано сплошной текст Евангелий начали делить на тематические отрывки. Впервые такое деление осуществил сирийский писатель II века Татиан. Он составил из четырех Евангелий одно — Диатессарон (буквально — по четырем). Татианов Диатессарон был широко распространен в Сирийской Церкви: в IV веке на него написал толкование преподобный Ефрем Сирин. Однако в византийской традиции Диатессарон не получил распространения. Более того, некоторые византийские церковные деятели всячески боролись с распространением Диатессарона: святой Епифаний Кипрский, в частности, систематически разыскивал рукописи этого произведения и сжигал их.
Более долговечным оказался труд александрийского диакона III века Аммония, который, не сводя четыре Евангелия в одно, разделил евангельский текст на так называемые перикопы — отрывки разной длины (самые короткие перикопы включали лишь одну фразу).
Современное деление евангельского текста на главы восходит к архиепископу Кентерберийскому Стивену Лэнгтону (ум. в 1228 г.). Что же касается деления глав на стихи, то оно было впервые осуществлено парижским книгоиздателем Робером Этьеном (Стефанусом) в 1551 году. Эту традицию заимствовали и русские издания Нового Завета. В славянских же рукописях текст был разделен на «зачала», необходимые для литургического употребления.
Лишь в XIX веке в изданиях Библии появились ссылки на так называемые параллельные места: они печатаются почти во всех современных изданиях Нового и Ветхого Завета на полях. Параллельные места помогают нам сравнивать изложение одного и того же события в разных Евангелиях, находить первоисточники ветхозаветных цитат в Новом Завете. В III–VI веках в этом, по-видимому, потребности не было, так как Библию знали гораздо лучше, чем теперь.
Читая отцов Церкви, мы не можем не поразиться тому, с какой виртуозностью они оперировали библейскими текстами, приводя параллели из самых разных частей Библии. А ведь они пользовались рукописями, в которых не было ссылок на параллельные места. Но для современного читателя параллельные места оказываются большим подспорьем.
Ошибки глаза, памяти, суждения
Говоря о судьбе Евангелий, нельзя обойти молчанием вопрос о так называемой коррупции (порче), которой в течение столетий подвергался предполагаемый первоначальный текст в рукописной традиции. Многочисленные ошибки появлялись в рукописях по вине переписчиков; некоторые из них впоследствии исправлялись другими переписчиками, некоторые оставлялись без исправления и постепенно начинали восприниматься как норма. Различия касаются не только отдельных слов и предложений, но и целых фрагментов, которые присутствуют в одних рукописях, но отсутствуют в других. Так, например, вторая половина 16-й главы Евангелия от Марка (Мк 16:9–19) отсутствует в ряде авторитетных древних кодексов. Во многих древних рукописях Евангелия от Иоанна отсутствует рассказ о женщине, взятой в прелюбодеянии (Ин 8:1–11).
Ошибки в рукописях могли быть как случайными, так и намеренными. К первым относят так называемые ошибки глаза, ошибки памяти и ошибки суждения (подробнее об этом см.: Мецгер Б. Текстология Нового Завета. С. 181–190).
Ошибки глаза появлялись из-за несовершенства письма, неудобства чтения сплошного текста, в котором многие слова сокращались, некоторые могли быть неудачно перенесены или стерты, отдельные слова визуально оказывались похожими на другие; иногда текст был настолько мелким, что переписчик не мог его как следует разглядеть.
Ошибки памяти возникали, в частности, в результате того, что, взглянув на фразу, переписчик не вполне точно ее запоминал, а скопировав, не сличал заново с оригиналом.
Ошибки суждения возникали, когда при спорном чтении из двух вариантов выбирался худший. Так, если перед глазами переписчика два кодекса, из которых один содержит правильное чтение, а другой неправильное, он может выбрать второе, поскольку по каким-то причинам именно оно представляется ему верным.
К намеренной порче текста следует отнести, в частности, те искажения, которые предпринималась еретиками для оправдания своих лжеучений. Так, например, Маркион при переписывании Евангелия от Луки сознательно изменял или исключал из текста те места, которые не соответствовали его гностической системе. Однако нужно отметить, что тексты, испорченные еретиками, Церковь быстро распознавала и изымала из употребления.
Более сложным представляется вопрос о намеренном внесении изменений в текст, связанном с лингвистической или риторической коррекцией: переписчику казалось, что текст недостаточно грамотно составлен, или он полагал, что в текст вкралась ошибка, и на свой страх и риск изменял фразу, слово или букву (см.: Мецгер Б. Текстология Нового Завета. С. 190–202).
Наконец, укажем на ту разновидность намеренной порчи текста, которую современная наука называет гармонической корректировкой — когда текст одного Евангелия исправлялся так, чтобы он более соответствовал тексту другого Евангелия. В качестве примера можно привести разницу между версиями молитвы «Отче наш» в Евангелиях от Матфея и от Луки. В привычном для нас синодальном переводе Нового Завета это почти идентичный текст, тогда как в критическом издании, основанном на наиболее древних рукописях, приведены два разных текста: молитва «Отче наш» у Луки короче, чем у Матфея. Если исходить из того, что избранный для синодального перевода оригинал отражает развитие, которое евангельский текст претерпел в течение многих столетий, а критическое издание восстанавливает текст, максимально приближенный к первоначальному, то становится очевидным, что в оригинальной версии Евангелия от Луки молитва «Отче наш» была дана в сокращенном виде, однако последующие переписчики дополняли ее за счет Евангелия от Матфея: в результате различия стерлись и текст получился идентичным.
Какая рукопись правильная?
До XVI века Новый Завет существовал только в рукописях. Первое печатное издание — так называемая «Комплютенская полиглотта» — появилось в 1514 году: в нем были напечатаны параллельными столбцами греческий и латинский тексты Нового Завета. Затем появилось пять изданий Эразма Роттердамского в Базеле (1516–1535). В 1624 году греческий текст был напечатан братьями Эльзевирами. В одном из последующих изданий братья сообщили читателю, что публикуемый ими текст — лучший, самый авторитетный из всех: они назвали его «textus abomnibus receptus» — буквально «текст, всеми принятый», то есть получивший всеобщее признание. С их легкой руки этот текст действительно стал считаться самым авторитетным и печатался под названием «textus receptus».
Однако в XIX веке все большее внимание стали обращать на древние рукописи Нового Завета, в которых содержались многочисленные разночтения с textus receptus. В середине XIX века немецкий библеист К. Тишендорф издал несколько таких рукописей, среди которых наиболее знаменитым был Синайский кодекс V века, найденный им в библиотеке монастыря Святой Екатерины на Синае.
Постепенно количество известных науке рукописей возрастало, и в конце XIX века стали появляться критические издания, в которых греческий текст Нового Завета, восстановленный на основе рукописной традиции, печатался с подстрочными примечаниями, содержавшими основные разночтения. Эти издания известны под именем Нестле — Аланда*.
С середины ХХ века к работе по изданию критического текста Нового Завета подключились Объединенные библейские общества, в составе которых трудились католические, протестантские и православные ученые. В результате совместными усилиями был подготовлен тот греческий текст Нового Завета, который стал закономерным результатом последовательного охвата все большего круга рукописных источников, развития методов текстологического исследования и совершенствования приемов филологической и богословской критики (Алексеев А. А. Текстология Нового Завета и издание Нестле — Аланда. С. 81).
Текст, содержащийся в 3-м издании греческого Нового Завета, подготовленном Объединенными библейскими обществами, идентичен тексту, содержащемуся в 26-м издании Нестле-Аланда (различия между двумя изданиями касаются только критического аппарата, но не самого текста). Это свидетельствует об определенном консенсусе, достигнутом ведущими мировыми учеными относительно основных разночтений в тексте Нового Завета.
Тем не менее работу по совершенствованию критического текста Нового Завета, максимально приближенного к предполагаемому архетипу, не следует считать законченной. Она продолжается, подходы к тексту меняются, принятые за аксиому мнения исследователей (в том числе те, на основе которых отдавалось предпочтение тем или иным вариантам текста) пересматриваются.
Работа над критическим изданием Нового Завета выявила его уникальность в качестве литературного памятника, равного которому по числу рукописей в истории человечества не было. В то же время, учитывая беспрецедентное количество рукописей, неудивительно и количество разночтений между ними. Из более пяти тысяч известных науке манускриптов нет двух, которые были бы полностью идентичны (Metzger B. A Textual Commentary on the Greek New Testament. P. XXIV).
Общее количество известных науке и отраженных в издании Нестле — Аланда разночтений превышает десять тысяч; между textus receptus и изданием Нестле — Аланда существенных разночтений, влияющих на понимание смысла текста, несколько сотен (Алексеев А. А. Текстология Нового Завета и издание Нестле — Аланда. С. 88, 98).