25 (13) сентября исполняется 130 лет со дня рождения священномученика Илариона (Троицкого), талантливого богослова, сподвижника Святейшего Патриарха Тихона, активнейшего борца с обновленческим расколом. Предлагаем вниманию читателей главы из новой книги «Жизнь и труды священномученика Илариона», вышедшей в издательстве Сретенского монастыря.
***

О предках и родственниках
Владимир Алексеевич Троицкий, будущий архиепископ и священномученик, родился 13 сентября 1886 года в семье Алексия Троицкого, приходского священника села Липицы Каширского уезда Тульской губернии. Липицы — «село большое, двухштатное»[1], «в 5–6 км ниже Серпухова по течению Оки»[2]. В октябре 1923 года Каширский уезд вошел в состав Московской губернии[3]. Возможно, по этой причине некоторые жизнеописания ошибочно относят место рождения архиепископа Илариона (Троицкого) к Московской губернии[4], что, впрочем, сам владыка Иларион вряд ли стал бы расценивать как ошибку: «Липицкие-то ведь московские, — писал он из ярославского тюремного изолятора в 1926 году, — значит, и я стал природный москвич!»[5] Кроме старшего Владимира в семье отца Алексия Троицкого было еще четверо детей: Дмитрий, Алексей, Ольга и София. Дмитрий (род. 6 октября 1887 г.) после окончания Санкт-Петербургской духовной академии принял монашество с именем Даниил. Впоследствии он стал викарием Орловской и Смоленской епархий, затем епископом Орловским и архиепископом Брянским. Так же, как и его старший брат, архиепископ Даниил был активным борцом с обновленческим расколом и исповедником.
Наследие тюрем и ссылок, тяжелый и изнурительный недуг стал причиной ранней смерти владыки Даниила 17 марта 1934 г. О дне своей кончины он был извещен явлением ангелов. Перед смертью соборовался и причастился Святых Таин[6]. Алексей (род. 24 марта 1891 г.) стал священником, заняв место скончавшегося в 1917 году родителя. Позже, как и старшие братья, подвергся репрессиям (кроме прочего — и за борьбу с обновленческим расколом), а 23 сентября 1937 г. был расстрелян на подмосковном полигоне Бутово[7]. О сестрах владыки Илариона известно следующее. София (род. 17 марта 1889 г.) в 1914 г. преподавала в одной из московских школ, не закончив до конца женские курсы[8]. В 1915 году мы находим ее состоящей «в замужестве за преподавателем Симферопольской Духовной Семинарии»[9]. Но вскоре, в феврале 1916 года, в неполные 27 лет[10] она скончалась, по некоторым источникам — во время родов. Ольга (род. 27 мая 1897 г.) в 1915 г. служила «учительницей М.[инистерства] Н.[ародного] Пр.[освещения] школы сельца Шепилова»[11], что в 2–3 километрах от Липиц, а в 1920–22 годах жила в Москве[12] и трудилась «где-то на легком месте, конечно задаром, как и все совработники»[13]. В дальнейшем Ольга Алексеевна также проживала в столице, работала бухгалтером. Скончалась 25 октября 1967 года[14].

Те же чувства остаются неизменными и с наступлением старости: «День моего ангела. Уже минуло 60 лет. Увы мне! Ничего доброго в жизни своей доселе не укрепил. Остаюсь доселе игралищем страстей. Не положил еще начала благочестию. На Тя, Господи, уповаю, спаси мя!»[43] Даже архиерейские благословение и присутствие при участии в некоторых несвоевременных мероприятиях не заглушают укоров его совести: «…был в дворянском собрании на лекции Попечит. округа „Жизнь доисторического человека“, причем были исполнены музыкальные пьесы и хоровые — от всех учебных заведений. Посетили собрание оба архиерея. Но потом осудил себя: быть во время св. Четыредесятницы на веселой музыке и пении нашему брату позорно. Так изменились наши нравы!»[44] При тесных дружеских отношениях священников Капитона Виноградова и Алексия Троицкого естественно предположить, что подобного рода благочестивые мысли и настроения были присущи и отцу Алексию. Поэтому не выглядит случайным, что священство для его детей стало осознанным выбором, а не вынужденной мерой, обусловленной сословной принадлежностью. Видимо, исходя из опыта своей семьи, на Поместном соборе 1917–18 годов архимандрит Иларион говорил о том, «что пастыри Церкви и детей своих готовили к дорогому для них пастырству»[45]. Судьбы Алексея Петровича, его отца Петра Ивановича и его деда Ивана Ивановича объединяло одно печальное жизненное обстоятельство — все они рано овдовели. Так, Алексей Петрович остался без супруги уже в 35 лет. «Первое горе этой семьи осталось в памяти своей неожиданной великой скорбью — матушка Варвара Васильевна, совсем еще молодая, цветущая, живая женщина, — трагически скончалась, утонув, купаясь в Оке, оставив пять сирот»[46]. Произошло это в 1898 году[47]. Варваре Васильевне было 32 года[48]. Володе шел тогда 12 год, а его младшей сестренке Ольге — немногим больше года. «Отец Алексий мужественно нес свой крест»[49]. С этого времени в заботе об оставшихся без матери детях отцу Алексию стала помогать незамужняя сестра покойной, Надежда Васильевна, преподавательница церковно-приходской школы.
Детство и юность

Рано освоив грамоту, Владимир в возрасте пяти лет уже участвует в храмовом богослужении, читает часы и шестопсалмие. Если старший современник Владимира Троицкого писатель А. П. Чехов вспоминал, что он и его братья в детстве пели на клиросе, но «в это время чувствовали себя маленькими каторжниками»[53], то будущий священномученик с детства относился к богослужению с любовью, которую пронес через всю жизнь: «Однажды он сказал мне, — вспоминал об архимандрите Иларионе (Троицком) бывший студент МДА Сергей Волков, — что церковное богослужение, исполненное по уставу, с любовью и тщанием, прекраснее лучшей оперы с ее „нелепыми руладами и часто посредственным смыслом“... Эту красоту церковного богослужения, которая привлекала меня в академии, сильно и глубоко чувствовал Иларион»[54]. В том же пятилетнем возрасте Володя в компании младшего брата сделал попытку уйти в Москву «учиться», но вскоре силы малолетнего Димитрия иссякли. «Ну и оставайся неученым», — был суровый ответ Владимира на жалобы заплаканного и утомленного длительным путешествием братишки[55]. На отцовские упреки старший из беглецов приводит пример Ломоносова, который ради учебы отправился в Москву пешком из Архангельска. Н. Кривошеева в своем жизнеописании владыки Илариона с печальной иронией замечает: «Спустя тридцать лет он поедет „продолжать свое образование“ из Москвы в Архангельск»[56].

В клировых ведомостях по городу Кашире и уезду за 1900 год (Владимиру Троицкому в это время 14 лет) можно найти заметки о содержании библиотеки липицкого храма: «В церкви есть библиотека, в коей находятся книги и с противораскольническим содержанием, а именно: журнал „Братское слово“ с 1886 по 1890 гг., а также за 1894, 1895, 1897 и 1898; журнал „Миссионерское обозрение“ за 1896 г.; сочинения архимандрита Павла в 2-х томах; „Выписки из старопечатных книг“ Озерского в 2-х частях; „О перстосложении для крестного знамения“ высокопреосвященного Никандра; „Истинно-древняя и истинно-православная Церковь“ митрополита Григория; две книги о беспоповщинской исповеди профессора Ивановского; миссионерские статьи „Истина“ и „Уветник“ — Панова»[57]. Естественно предположить, что будущий богослов при его любви к просвещению не упустил возможности ознакомиться с перечисленными произведениями, что впоследствии помогало ему в полемике с сектантскими и еретическими идеями. Таким образом, основные жизненные интересы Владимира определились уже с первых лет его жизни. Кратко их можно определить двумя словами — Церковь и наука. Впрочем, второй интерес, то есть наука, был для него производным от первого, поскольку наука имеет смысл только тогда, когда она, так или иначе, служит Церкви: «наука должна быть ancilla Ecclesiae»[58]. И если о науке архиепископ Иларион всегда вспоминал как о «своей первой и единственной любви»[59], то Церкви были посвящены не только почти все его богословские работы, но и вся его жизнь. В 10 лет Владимир поступает в Тульское духовное училище, по окончании которого в 1900 году продолжает образование в Тульской духовной семинарии, где учится с неизменным успехом. В 1906 году Владимир Троицкий поступает на казенный счет в Московскую духовную академию. Кроме того, ему присуждается частная стипендия имени профессора В. Д. Кудрявцева-Платонова.
"чувствовали себя маленькими каторжниками" - дано как воспоминание А.П. Чехова о детстве. Смотрим ссылку - советское издание биографии А.П. Чехова 1955 года. Такие идеологически мотивированные "воспоминания" о классиках русской литературы нуждаются в проверке. Возможно, это было просто единственным способом упомянуть в советское время о том, что в детстве Чехов пел в церковном хоре.