Кодифицированный внутренний мир

Шерлок Холмс умел многое угадать о человеке по сигарному окурку, оставленному в пепельнице, по характеру стоптанности каблука и еще по сотням вещей, ничего не говорящим человеку непосвященному. На том стоит криминалистика, медицина и житейский опыт. А именно — на попытках узнать нашу подноготную, часто скрытую от нас самих, по почерку, по роговице глаза, по реакции на ту или иную музыку… Это оттого, что все вокруг говорит о человеке. На всем человек оставляет оттиск своего «я». У Собакевича в «Мертвых душах» все предметы в доме своей мощью и угловатостью словно говорили: «Я Собакевич!» — «И я Собакевич!». Говорили стулья, шкафы и тумбочки. Отовсюду через них глядел хозяин. И если так много и так громко о человеке говорят предметы, с ним связанные, то что сказать о книгах, которые читает человек? Не есть ли и они тоже, и в гораздо большей степени, выразители сокровенного мира своего хозяина?

Все вокруг говорит о человеке. На всем человек оставляет оттиск своего «я»

Покажи мне свою книжную полку. Кто ты? Что у тебя внутри? Книги, кстати, здесь могут стоять в ряду с еще некоторыми носителями информации. Например, покажи мне свою коллекцию пластинок — можно было сказать еще совсем недавно. Или — покажи мне полку с твоими DVD? И понятно без дополнительных рассуждений: пластинки и кассеты много, очень много скажут о своем хозяине. Как проводит досуг, о чем думает и думает ли вообще. Можно ли давать ему в долг или идти с ним в горы. Всю эту роскошь предметов, собиравших когда-то на полках пыль (кассеты, пластинки), сегодня заменили всякие жесткие диски. То есть компьютерная память. Информация ужалась в размерах, перешла, как говорят, «в цифру», но не перестала выдавать подноготную своих хозяев или пользователей. В «цифре» та же музыка, те же фильмы, плюс много чего другого. Это кодифицированный внутренний мир. Это изнанка человека. «Отдай мне свой компьютер и скажи пароль для входа, а я скажу, кто ты». Формула выглядит железобетонно.

Но мы о книгах, о книгах. Мы о корнях, а не о листьях. Когда Онегин нелепо убил Ленского и исчез, чтобы спастись от себя самого в перемене мест, Татьяна осталась со своей неразделенной любовью и кучей вопросов. Кто он такой, тот, в кого она влюбилась? И ничего лучшего Татьяна не нашла, как только посетить пустующее жилище своего исчезнувшего кумира. А там, что там? Бильярдный стол, камин потухший, «и лорда Байрона портрет, и столбик с куклою чугунной». И куча книг. Сюда Татьяна испрашивает у экономки позволенье приходить регулярно. «Пустынный замок навещать, чтоб книжки здесь одной читать».

Сперва ей было не до книг. Сперва ей было просто сладко плакать в одиночестве. Но прошло какое-то время, и «чтенью предалася /Татьяна жадною душой/ и ей открылся мир иной». Она увидела по книгам, чем внутренне жил случайный и недавний мучитель ее сердца. А он был банально горд, как Наполеон (та самая чугунная кукла), и устало-развратен, пресыщен и себялюбив, как лорд Байрон. Ей о том сказали те два-три романа в доме Онегина, «в которых отразился век и современный человек».

Татьяна не ищет писем, переписки Онегина, как могла бы поступить на ее месте другая девушка, мучимая тоской и любопытством. Она никаких тайн не вытягивает из прислуги. Она только читает, и ей этого довольно. 23-ю строфу седьмой книги придется привести полностью.

Хранили многие страницы\ отметку резкую ногтей;

Глаза внимательной девицы\ устремлены на них живей.

Татьяна видит с трепетаньем,\ какою мыслью, замечаньем

Бывал Онегин поражен, \в чем молча соглашался он.

На их полях она встречает \черты его карандаша.

Везде Онегина душа \себя невольно выражает

То кратким словом, то крестом, \то вопросительным крючком.

И правда. Она ж совсем его не знала. О чем вздыхал, о чем думал? Над какими мыслями его сердце билось учащенно? Все это ей сказали книги. Его душа с ней заговорила. Заговорила отметками ногтя, вопросительными значками на полях, прочими пометками. Татьяна в этом случае достойна великого удивления — такие девушки встречаются нечасто. Вон Ольга, та ни одной книги в библиотеке погибшего Ленского не прочла. Ей не надо. И Онегин действительно прошел с презрительной миной мимо своего счастья. Книги Татьяне все сказали. Они остудили ее, уцеломудрили. Так вот кто он, ее кумир вчерашний! Здесь тоже не обойдешься без цитаты:

Чудак печальный и опасный, \созданье ада иль небес,

Сей ангел, сей надменный бес,\ что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще \ москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье, \слов модных полный лексикон?..

Уж не пародия ли он?

Да, он подражанье. Подражанье Байрону в пресыщенной тоске и Наполеону — в холодной гордыне. Он — истолкование чужих причуд и лексикон модных словечек. И все… Так и все мы на неизвестный, но изрядный процент состоим из модных словечек и чужих причуд, что кажется поначалу таким «крутым» и современным, а после оказывается таким пустым и бесполезным. К тому же мода, реклама, массовая культура, если только это культура…

Итак, книги остудили Таню. Онегин по утрам имел привычку садиться в ледяную ванну. Для Татьяны такой ледяной ванной стала библиотека несостоявшегося возлюбленного. Жили бы они в веке XX-м, все было бы быстрее и проще. «Дай мне твой ноутбук и скажи пароль». Там не следы ногтей и не карандашные заметки на полях. Там все проще. Кликнул, лайкнул, скачал, сохранил. Потом показал. Так вот ты какой! А я думала! И холодный душ (уже не ванна) навсегда смывает незрелую привязанность.

Итак, книжная полка говорит о человеке больше и лучше, чем подробная автобиография. Отсутствие книжной полки все так же глубоко и сильно говорит о человеке. И вот почему.

Книжная полка говорит о человеке больше и лучше, чем подробная автобиография

То, что вмещается во чрево, во чреве навсегда не останется. Выйдет неизбежно. Об этом и Евангелие говорит ясно. Но то, что вмещается в сердце, рискует остаться там навсегда. Потом оно, правда, будет искать пути наружу через различные конкретные слова и дела. А мы будем недоумевать: откуда у этого хорошего человека такие странные желания и действия? Да как откуда? От прочитанного и увиденного. От подуманного и сохраненного в сердечной клети. И прежде чем совершит что-то человек, можно, не будучи провидцем, угадать черты будущих его поступков по книгам и фильмам, по музыке и прочим интересам. Поскольку, пока глаза пробегают по строчкам, а ноготь отчеркивает запавшее в душу словцо, в душе формируются мотивы будущих действий и цели будущих усилий. Это совершенно неизбежный и таинственный процесс, от которого зависит жизнь мира. И совершенно неясно, почему борьба за экологически чистую еду всем понятна, а продлить эту мысль до аналогии с чтением и мысленным питанием не удается.