Левиафан в жизни

Фото: Sergey Noskov/www.panoramio.com

Два года назад на экраны нашей страны и мира вышел фильм «Левиафан». Нашумевшую остросюжетную социальную драму широко обсуждали повсюду — как в светских, так и в церковных СМИ. Я следил за публикациями, но сам фильм так и не посмотрел. Как-то не собрался духом. Все, что я про него слышал, не вдохновляло на долгое, почти трехчасовое сидение перед экраном. Но, отследив большую часть дискуссии вокруг фильма, я понял, что это не реальная история, а претендующая на широкое обобщение притча, в которой режиссер Звягинцев высказал свое мнение о современной жизни в нашей стране: произвол чиновников, неправые суды, лицемерные епископы, жадные хапуги-управленцы, бездумно пьянствующий и блудящий, но при этом безвинно страдающий народ. Такое мнение, безусловно, существует, и некоторые люди видят все происходящее именно так. В этом ключе и высказался Звягинцев, создав ряд запоминающихся художественных образов, благодаря мастерству режиссера, оператора и актеров производящих сильное впечатление на зрителя.

Любая притча все же должна быть хотя бы минимально правдоподобной

Однако мне всегда казалось, что любая притча, со всем своим иносказательным смыслом, все же должна быть хотя бы минимально правдоподобной. Сюжет фильма строится на том, как жестокий и криминальный мэр (к тому же друг лицемерного епископа) правдами и неправдами отнимает у обычного человека его единственную избушку на берегу холодного северного моря, а затем сажает его в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Правда, потом, то ли устыдившись, то ли передумав, он отдает немалым трудом доставшийся ему кусок земли под строительство нового большого кафедрального собора, где епископ в самом конце фильма произносит нравоучительную проповедь при большом количестве собравшегося безгласного народа.

Что тут неправдоподобного? Начнем с того, что избушка, землю под которой для строительства своей дачи возжелал мэр, на берегу одна. По обе стороны от нее — километры пустого берегового пространства с точно такими же видами на то же самое холодное море. Зачем же было предпринимать столь титанические усилия, чтобы отобрать дом, если все, что ему нужно, мэр мог построить на соседнем участке?

По ходу фильма в нем неоднократно показывают старинный полуразрушенный храм в городе, развалины которого стали прибежищем всех местных алкоголиков и наркоманов. Зачем епископу строить новый кафедральный собор на отшибе, не отреставрировав и не восстановив поруганную святыню в центре, в куда более удобном месте?

Зачем мэру прилагать столько усилий (и тратить большие деньги на взятки) для получения этого участка, если, в конце концов, он столь легко от него отказывается? Ведь, опять же, новый собор можно было построить прямо по соседству — и от новой дачи ходить к нему ближе.

Убери нестыковки и ляпы — и разоблачительный пафос режиссера не нашел бы выхода

Таких сюжетных нестыковок и ляпов в фильме немало. Убери их — но тогда притчи не получилось бы, и разоблачительный пафос режиссера не нашел бы выхода в художественном произведении. С другой стороны, все эти очевидные несообразности делают неправдоподобной и всю остальную историю. Именно поэтому я и не собрался смотреть этот фильм, несмотря на вызванный им столь широкий резонанс.

Про «Левиафан» я вспомнил совсем недавно, когда столкнулся в жизни с очень похожей на сюжет фильма историей. Правда, она оказалась ровно с противоположным знаком.

Недавно довелось мне посетить маленькую новосозданную епархию в дальнем углу одной области Среднего Поволжья. Она составилась из нескольких малозаселенных районов (общая численность ее жителей 120 тысяч человек). В центре епархии находится монастырь, любовно восстановленный игуменом практически с нуля: от старой дореволюционной обители, когда-то стоявшей на этом месте, оставалась лишь одна стена братского корпуса. Теперь монастырь с несколькими храмами, корпусами и крепостной стеной с башнями выглядит архитектурной жемчужиной, да и жизнь братии устроена по правильным образцам: строгое уставное богослужение, ночные службы, крепкое хозяйство и активная работа с молодежью, особенно из социально неблагополучных слоев. Этот хозяйственный и рачительный игумен и стал первым архиереем новосозданной епархии и начал потихоньку обустраивать ее.

В жизни произошла очень похожая на сюжет фильма история. Правда, она оказалась с противоположным знаком

Моя лекционная программа началась со встреч в одном населенном пункте епархии, после чего меня привезли в кафедральный город, где в местном ДК собрались педагоги трех районов для совместного разговора о сектах. Я приехал немного раньше назначенного времени, и когда директор ДК поила меня чаем перед выступлением, в ее кабинет зашел мэр города, также приехавший на встречу. Он выглядел типичным «начальником»: крупный, дородный мужчина с громким командным голосом. Но взгляд его был добрым и даже немного застенчивым, а улыбка — по-детски задорной. Владимир Николаевич, — назовем его так, ­­возглавлял город и район общим населением в 40 тысяч человек — в общем, типичная глубинка.

В зрительном зале мэр сел в первом ряду рядом с архиереем и внимательно прослушал всю лекцию, вопросы учителей и мои ответы. Он живо реагировал на происходящее и активно участвовал в обсуждении.

Когда все кончилось, владыка пригласил меня на обед в здание епархиального управления, а мэр предложил проехать туда с ним на его уазике. По пути Владимир Николаевич вначале задал мне несколько вопросов по теме моей беседы, а затем рассказал мне о быте своего городка, о мебельной фабрике — некогда градообразующем предприятии, которая с 1990-е годы закрылась, а теперь он ее понемногу восстанавливает, увеличивает количество рабочих мест. Вот, на днях вылетает в Китай, где будет заключать контракты для возрождающейся фабрики.

За разговорами мы подъехали к месту. Здание епархии располагалось на холме с великолепным видом на приволжские просторы. Средних размеров двухэтажное строение, без каких-либо архитектурных изысков, но вполне красивое и функциональное, с приемной и кабинетом архиерея, комнатами для всех служб, домовым храмом, трапезной, залом для собраний и складом. Крышу венчал золотой купол.

— Здорово, — говорю я, — недавно построили?

— Несколько месяцев назад, — ответил мэр. — Мы очень долго искали подходящее место, чтобы и удобно было, и достойно, и красиво. Все-таки епархия — место работы епископа, и для нашего городка особая честь, что теперь у нас есть свой архиерей. Несколько мест перебрали — да все как-то не то. А тут приходит ко мне один местный предприниматель и просит выделить ему под строительство какого-то бизнес-объекта вот этот участок. Раньше я его как-то не замечал, стал присматриваться. А тот торопит, даже взятки предлагает: вынь ему да положь именно этот холм. И тут я понял, что епархиальное управление должно стоять только здесь. Приехал к архиерею и предложил ему это место. Привез его на участок, и он сразу владыке понравился. Строительство мы начали немедленно, и вот теперь наш город обзавелся достойным центром церковной жизни.

Мы разделили трапезу с мэром и владыкой, а я вспомнил фильм Звягинцева и порадовался, что выдуманные и неправдоподобные киношные мэр с архиереем оказались в жизни совсем другими людьми — искренними, честными, добрыми и радеющими о родном крае.