Как становятся известны новые имена новомучеников, погибших при советской власти? Вот одна частная группа с частным финансированием ведет поиск — и мы узнаем новую историю о неканонизированных святых
«Частное дело»
Сентябрь. Мы едем из Барнаула в Степной Алтай, на территорию Рубцовской епархии.
Мы — это небольшая поисковая киногруппа. Снимается кино, ведется поиск, который должен увенчаться созданием документального фильма и написанием книги. И чем-то иным, менее осязаемым, — наверное, возрождением памяти и уж, безусловно, изменением каждого из нас.
Предмет наших поисков — история служения и мученичества одной семьи. Семь сыновей псаломщика из Симбирской губернии, — семь священников, каждый из которых погиб за Христа и Его Церковь в период с 1919 по 1937 год.
Забит нагайками и пристрелен. Заколот штыками в алтаре храма. Закопан живьем. Привязан к коням и разорван. Отпущен из концлагеря в тифозном жару, по лютому морозу раздетым и разутым каким-то чудом добрался домой и умер после долгой болезни — дома. Расстрелян по приговору Тройки НКВД…
Память о них собираем мы от их потомков. Память, долгие годы запечатанную: забыть, ни о чем не проговариваться надо было просто для того, чтобы выжить, чтобы выжили дети. Но непредсказуемым образом эта память вдруг раскрывается, пробивается сквозь многолетнюю толщу умолчания, и свидетельства людей, даже не знавших о существовании друг друга, — вдруг совпадают или направляют в одну и ту же точку…
Неужели неясно, что храм обречен?
География служения и страданий братьев Фавстрицких обширна. Мордовия (там мы побывали в августе 2016, там обретено захоронение одного из них и сложилось почитание этого исповедника), Самарская губерния, Западная Сибирь, нынешний Казахстан. Четверо из братьев претерпели свою мученическую кончину на Алтае. Об одном из них, расстрелянном в Рубцовске, сегодняшний рассказ.
В 1936 году храм Михаила Архангела в селе Малышев Лог Волчихинского района на Алтае был закрыт. Так, во всяком случае, помнят сейчас в Малышевом Логу: там крепкая община вокруг недавно построенного большого каменного храма, а место прежнего, разобранного в 50-х годах XX века, отмечено крестом… После закрытия храма священник, о. Валериан Зверев, уехал из села. Казалось, точка в истории храма.
Но в июле 1936 года в Малышев Лог прибывает другой священник, 50-летний Иоанн Алексеевич Фавстрицкий. С ним попадья, Прасковья Петровна, и двое детей — 10-летний Женя и 13-летняя Вера. Старшие — два уже женатых сына и замужняя дочь — живут в Барнауле, работают на меланжевом комбинате.
У нас пока нет ни одной фотографии отца Ивана, даже детской… даже расстрельной.
Помнят, что он был высок ростом, у него была темнокудрявая буйная грива волос — в мать, как и у двух его братьев; был он порывистый, и всегда носил рясу, хотя в ту пору это было уже вызовом. «Батюшка, ну ты хоть подстригись, что ли, чуть-чуть», — пробовала уговорить его матушка, но он твердо отказывался.
Неужели в 1936 году неясно, что храм обречен, что священническое служение невозможно и даже смертоносно? Вряд ли… Что же занесло тебя, отец Иван, в чужое село, где не было у тебя ни друзей, ни знакомых, к закрытому храму?
«Скажите, обвиняемый Фавстрицкий, по чьей рекомендации или вызову вы прибыли в с. Малышев Лог?» — спросит его позже следователь.
«В село Малышев Лог я прибыл по назначению Барнаульского архиерея». — «Скажите, Фавстрицкий, вы были лично знакомы с Барнаульским архиереем?» — «Личного знакомства с Барнаульским архиереем у меня не было, видел я его только один раз, когда получал назначение в Малышев Лог».
В тот осенний день 1937 года, когда в следственном деле Ивана Алексеевича Фавстрицкого будут записаны эти вопросы и ответы, архиепископ Барнаульский Иаков (Маскаев) будет уже расстрелян в Барнауле. А в 2000 его прославят как священномученика среди прочих новомучеников и исповедников Русской Церкви.
В 1930 году епископ Иаков уже был осужден и получил 3 года лагерей. Одним из основных пунктов обвинений было то, что он учил отстаивать предназначенные к закрытию церкви.
«Маскаев советует приезжим к нему священнослужителям, монашкам и церковникам <…> организованно не допускать закрытия церкви…»
Прямо из заключения владыка Иаков прибыл на новое место служения — в Барнаул. И здесь, как видим, продолжал отстаивать храмы, и остался верен в этом даже до смерти. И посылал тех, кто мог вместить — на тот же подвиг.
Понимал ли отец Иоанн, что идет на заранее проигранное дело и, может быть, — на смерть? Была ли у него надежда чего-то добиться, отстоять церковь? Для чего ехал он в Малышев Лог?
В это время его старший брат, протоиерей Василий, уже стал бродячим священником: храмы, где служил он, закрывали один за другим, и теперь он ходил из одной алтайской деревни в другую под видом стекольщика и столяра, чтобы тайно говорить людям о Боге и Церкви, крестить детей и совершать Литургию. Иногда он приходил к брату, всегда ночью, стараясь быть незамеченным, и уходил на рассвете, пока село спит. И старшие сыновья, Петр и Михаил, изредка выбирались из Барнаула к отцу, тоже стараясь делать это тайно.
Когда братья в последний раз приехали к отцу, одновременно с ними пришел и отец Василий. Эту ночь навсегда запомнил младший сын отца Ивана, Женя: впервые все собрались так вот вместе, семьей. Но радости не было, все пронизывала тревога. Всю ночь говорили два брата-священника и старшие сыновья отца Ивана о судьбе России, о закрытии храмов… о том, что отца Иоанна вызывали снова в сельсовет и давали последнее предупреждение, чтобы не поднимал народ против линии партии…
Рано утром Петр и Михаил уехали обратно в Барнаул, а отец Василий остался еще дня на два — такого еще не было, он всегда ночевал лишь одну ночь. Женя видел, как ночью оба брата молились, не вставая с колен. «Я хотел заснуть, — вспоминал он, — но какая-то сила не давала, и на душе было очень тревожно… Я помню, как они говорили о России; они не верили, что все это будет до конца, совсем. «Господь не допустит, а мы — мы все это выдержим, мы должны претерпеть» — говорили они».
Перед уходом отец Василий крепко обнял и поцеловал Женю, подбросил высоко вверх… Долго стояли братья обнявшись, а потом отец Василий быстро повернулся и ушел навсегда.
«Часто агитировал меня молиться Богу»
Отца Василия арестовали 15 июля 1937 года, вскоре после той ночи. А 4 августа арестовали отца Иоанна.
Позже в сельсовете напишут для следственного дела подробную справку, где не поскупятся приставить к каждой фразе буковки «КР» — контрреволюционный: «Фавстрицкий поп прибыл в село Малышев Лог неизвестно откуда и занялся КР пропагандой среди колхозников. Для этой своей КР деятельности он в церковной сторожке собирал КР сборища, на которых давал КР задания членам церковного совета… чтобы церковный совет занялся сбором денег среди верующих колхозников. Деньги, поп говорил, нужны на уплату государственного налога и страховки за здание церкви. Одновременно на этом же КР сборище он дал задание церковному совету собрать подписи верующих кр-н единоличников, а также и колхозников для того, чтобы с/совет не мог закрыть церкву…»
А это из показаний свидетелей, как под копирку писанных, только с каждым новым прибавляется эпитетов в духе «подлый», «контрреволюционный»: «Часто заходил ко мне в квартиру и с КР целью агитировал меня молиться Богу». «Не имел никакого разрешения от райорганизации на право совершения религиозных обрядов. Производил религиозные обряды, службу и крещение детей». «Во время проведения собрания граждан о закрытии церкви Фавстрицкий повел активную агитацию против, говорил, что власть насильно закрывает церковь… Нужно не бояться, насильно никто не имеет права закрыть, нужно взяться всем дружно православным, и если понадобится, умереть за святую веру». Собственно, к этим и подобным обвинениям и свелась вся контрреволюционность отца Иоанна.
Через сорок дней после ареста обвинительное заключение было передано Тройке НКВД, а 30 октября отец Иоанн был приговорен ею к расстрелу. 22 ноября 1937 года приговор приведен в исполнение в Рубцовске.
За 9 дней до этого в Барнауле арестовали его сыновей, Петра и Михаила.
Через четыре дня Тройка НКВД в Барнауле приговаривает к расстрелу отца Василия. Днем спустя — Петра и Михаила. Их расстреляли в Барнауле 9 декабря, их дядю протоиерея Василия — 17 декабря 1937 года.
Вдова отца Иоанна, Прасковья Петровна, в конце 1937 года была арестована и осуждена на три года тюрьмы за неуплату того самого налога на церковь, средства на который пытался собрать ее муж. Там, в барнаульской тюрьме, она и умерла, — а дети, Вера и Женя, узнали об этом в тот самый день, когда радостные, пришли наконец забрать маму домой по окончании срока…
В страданиях, в страхе — за имя Христово
С помощью епископа Рубцовского и Алейского Романа и сотрудниц епархии мы нашли место, где проходили в Рубцовске расстрелы, и владыка Роман отслужил там, в пустынных зарослях на окраине, первую панихиду по всем убиенным.
«…Царство Небесное, вечный покой тем, кого мы сегодня помянули, тем, кто здесь пострадал, на этом месте, кто не предал веру свою, с именем Христа отошел в мир иной, — в страданиях, в страхе, но имя Христово из сердца своего, из уст своих не оставил — того и Господь не оставит, и нас с вами по их молитвам не оставит, если Имя Христово будет у нас с вами на устах и в сердце, и в делах, и между нами будет Христос».
Был бы признателен, если бы Вы мне подсказали.
Сергей.