Слово Патриарха: философские аспекты

Две книги Святейшего Патриарха Кирилла, изданные Фондом ИСЭПИ, написаны в жанре «Слова», восходящего к самым ранним страницам отечественной книжности^[1].

Таковы были тексты древнерусской литературной классики: «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли» и др. «Слова» патриарха – это тексты также и прозвучавшие, представляющие собой образцы торжественной гимнографии, подобные «Слову о Законе и Благодати», произнесенному первым русским митрополитом Иларионом в киевской Десятинной церкви. Однако значение этих двух книг Патриарха Московского и всея Руси не ограничивается торжественным церковным красноречием; они обращены не только к воцерковленным, но и к светским русским людям, ко всем, кого волнует прошлое и будущее нашей страны, русской нации, и шире — судьба человека в современном мире.

Метафизическая направленность «Слов» Патриарха ярко проявляется в его последней книге «Слово о традиции и современном обществе». Обращает на себя внимание трактовка в ней проблемы свободы, которая резко контрастирует с точкой зрения догматического марксизма на свободу как «познанную необходимость», провозглашенной Ф. Энгельсом и растиражированной в советских учебниках по диалектическому материализму. Истоки данной детерминистской концепции, отрицавшей свободу воли и доминировавшей в философии советского периода, лежат в новоевропейском рационализме спинозистского типа, совмещавшем свободу с необходимостью и, следовательно, определявшем свободу через свою противоположность. По существу это было отрицанием метафизической свободы и разрывом с мировой метафизической традицией, особенно с русской религиозной философией, ее идеями персонализма и свободной установки человеческого духа (А.А. Козлов, Н.А. Бердяев, Л.М. Лопатин, Н.О. Лосский и др.).

Патриарх указывает на то, что понятие свободы самим своим происхождением обязано христианству, ибо его «ценностный фундамент» заложен именно христианской цивилизацией: человек волен выбирать между добром и злом, идти ли ему путем добра или дорогой греха. Патриарх предпочитает святоотеческое словоупотребление, нашедшее отражение в русском языке – свобода как воля. «Воля – это прежде всего неотъемлемая составляющая человеческой природы. Без нее человек не может считаться разумным существом»^[2].

Необходимо сознавать, что христианские корни понятия свободы восходят к античной философской традиции, к античному Логосу. Кроме того, важно сознавать первичность понятия индивидуальной свободы по отношению к свободе политической, экономической, гражданской, правовой, ибо «для понимания того, что с нами может произойти, должен быть только один критерий – это собственно человек, это человеческая личность. Потому что все остальное вторично»^[3].

Для краткого определения сути христианского понимания свободы Патриарх приводит слова Достоевского из его философского романа «Братья Карамазовы»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Категория свободы закрепляет за человеком особую суверенную зону, где от него самого зависит – «кому он позволит действовать, а выражаясь точнее, со-действовать – Богу или диаволу»^[4].

Следствием дехристианизации современного западного общества является деформация понятия свободы, искривление и вырождение его в сторону вседозволенности и своеволия, что характерно для современной массовой культуры, общества и человека, лозунгом которого является: «Жизнь дана один раз – бери от жизни всё». С этим же связана «диктатура меньшинств» и ложный мультикультурализм, который оборачивается в конечном счете тем, что Патриарх называет «христианофобией»: это «не просто отказ от традиционного христианского культурно-исторического контекста, а его замена контекстом безбожным, секулярным, враждебным в первую очередь к христианству»^[5].

Производная от понятия свободы доктрина прав человека, распространившаяся после II Мировой войны в виде различных международных правовых установлений, возникла как раз в секулярном, нерелигиозном контексте и в ее появлении на свет непосредственно не участвовала ни одна из мировых религий, включая религию христианскую. Новоевропейская (буржуазная) по своему происхождению концепция прав человека, явившаяся продуктом последовательно сменявшихся эпох Запада – Ренессанса, Реформации и Просвещения, стала распространяться по всему миру в качестве основной гуманитарной внешнеполитической доктрины США.

Патриарх обращает внимание на то, что во времена холодной войны противостояние между СССР и США в области трактовки прав человека с обеих сторон было «политическим блефом», своего рода сделкой. Для советской стороны, озабоченной, прежде всего, проблемами безопасности и неприкосновенности послевоенных границ, западное понимание прав и свобод было заведомо невыполнимо, что для западников было особым инструментом геополитического давления. Неэффективная идеологическая борьба, направлявшаяся в СССР партийными чиновниками, велась через «железный занавес», без свободного доступа к религиозной и философской литературе.

Доказать «преимущество социализма перед капитализмом» не удалось, поскольку онтологически социализм вовсе не враждебен Западу. Да и сегодня западные социалисты выступают на стороне «безбрежной» защиты прав человека, где в качестве искаженной нормы присутствует «глумление над святынями, аборты, гомосексуализм, азартные игры, эвтаназия и иное, что сегодня активно отстаивается с позиции защиты прав человека»^[6].

После распада СССР Россия стала постепенно возвращаться на путь цивилизационного развития, основанного на собственных ценностях и религиозных традициях. В результате обнаружилась сущностная несовместимость ключевых ценностей русской православной цивилизации и секулярной цивилизации Запада. Это подтверждает ту мысль, что естественными союзниками православной цивилизации на Западе являются консерваторы и сторонники сохранения традиций, традиционалисты.

Концепция традиции, изложенная Патриархом, отличается реалистическим и жизненным характером, чуждым какого-либо вычурного эзотеризма, что присуще определенному типу традиционалистов. Сохранение традиции «на языке философии и на языке политического мышления» обозначает то, по словам Патриарха, что принято называть консерватизмом. Следование традиции здесь не подразумевает поиск какой-то потаенной исторической архаики, доступной пониманию избранных, поскольку сама традиция, согласно Патриарху, – это понятие соразмерное человеку, связанное не с выдуманным, а с реальным, существующим человеком. Традиция – это норма, а всякое отклонение от традиции, направленное не на воспроизводство традиционного человека, а на «создание нового человека» — есть антигуманный, античеловеческий акт: «Традиция – это нормообразующее явление в человеческой жизни. Понятие нормы тесно связано с понятием традиции, любая норма входит в человеческое сознание и практику жизни через традицию. Это касается культурных норм, мировоззренческих норм, нравственных норм, эстетических норм»^[7].

Встреча Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с Папой Римским Франциском, состоявшаяся на Кубе 12 февраля 2016 года, продемонстрировала не только возможность межрелигиозного диалога, но и необходимость совместного отстаивания традиционных христианских ценностей в современном мире. В деле защиты христиан и христианства повсюду в мире русская православная церковь выступает вместе с римско-католической церковью. В заявлении по итогам исторической встречи говорится: «Наш взор устремлен, прежде всего, к тем регионам мира, где христиане подвергаются гонениям. Во многих странах Ближнего Востока и Северной Африки наши братья и сестры во Христе истребляются целыми семьями, деревнями и городами. Их храмы подвергаются варварскому разрушению и разграблению, святыни — осквернению, памятники — уничтожению»^[8]. Эта декларация, несомненно, ограничивает сферу действия застарелой русофобии, основанной на органическом неприятии якобы чуждой Западу православной цивилизационной идентичности.

Огромное значение в деле разъяснения миру своеобразия православной цивилизации, основных характеристик русской нации и русской культуры имеет Всемирный Русский Народный Собор, который, по определению Патриарха, стал «самым эффективным, самым значимым инструментом гражданского общества в России»^[9], способствующими диалогу цивилизаций, сотрудничеству и взаимодействию между человеческими сообществами. В докладе 1 ноября 2016 года на ХХ Всемирном Народном Соборе на тему «Россия и Запад: диалог народов в поисках ответов на цивилизационные вызовы» Патриарх подчеркнул, что «Основываясь на таких христианских началах Божественного миропорядка, как свобода и любовь, мы должны утверждать равное достоинство всех культур и цивилизаций, исключая всякие попытки диктата и одностороннего навязывания политических норм и культурных стандартов, стремиться к взаимопониманию и равноправному, взаимообогащающему сотрудничеству»^[10].

На вопрос о том, является ли Россия уникальной, особой, самостоятельной цивилизацией, которую следует поставить рядом с западной, китайской или индийской цивилизацией, Патриарх дает определенный утвердительный ответ, ссылаясь на таких классиков цивилизационной теории как Николай Данилевский, Освальд Шпенглер и Арнольд Тойнби. В качестве примера, свидетельствующего о высоких достижениях отечественной цивилизации в сфере духа Патриарх приводит феномен русской религиозной философии — как «доказательство самобытного творческого начала нашей цивилизации, способной предложить свой взгляд на мир, сказать человеку своё слово»^[11]. В развитие этого положения Патриарх подверг критике концепцию так называемой «догоняющей модернизации», а по своей сути – вестернизации, которая распространилась у нас еще в период перестройки, и до сих пор остается в ходу у либералов. В основе идеологии вестернизации – неверие в созидательный потенциал собственной цивилизации и непонимание того, что Россия на самом деле имеет все необходимое для практически безграничного хозяйственного роста. Однако отнесение Россией себя к референтной группе Запада вело к подрыву инстинкта собственной цивилизационной идентичности, который заменялся инстинктом «европейничанья» по аналогии с «обезьянничаньем» (образ Данилевского). Россия все дальше и дальше во времени и пространстве старалась казаться не тем, чем являлась на самом деле и стала настолько быстро ускоряться в подражании Западу, что превратилась в его своеобразное «кривое зеркало». Патриарх подчеркивает, что «слепое перенесение на русскую почву чуждых мировоззренческих моделей и политических образцов, без учета национальной специфики и духовно-культурного контекста, нередко, а лучше сказать, почти всегда приводило к масштабным потрясениям и трагедиям, как это случилось в нашей стране в начале и в конце минувшего столетия»^[12].

Россия как страна-цивилизация, хотя и уступает лидирующим мировым цивилизациям в финансовом, экономическом и демографическом отношениях, обладает, тем не менее бесценным духовным опытом, «опытом многополярного и многоукладного бытия». Патриарх особо выделяет «идею человеческой солидарности», которая буквально пронизывает все этапы исторического бытия нашей Родины: «Стремление к солидарности определяет весь исторический путь России, связуя воедино разные эпохи»^[13]. Со времен Крещения Руси солидарность присутствует в сознании русских людей как вечный идеал, выраженный в словах Спасителя о том, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Эта идея глубоко укоренена в характере русского народа и составляет сердцевину того, что Патриарх определил в качестве «духовного суверенитета» России как страны-цивилизации.

Истолкование Патриархом цивилизационной специфики Руси-России во многом перекликается с идеями классического евразийства Н.С. Трубецкого и П.Н. Савицкого. Евразийская точка зрения основывается на том, что российско-евразийская цивилизация складывалась на огромном пространстве Евразии, заселенном многочисленными народами, среди которых не только славяне, но и тюрки, и угро-финны. Евразийская «симфония народов» сформировала «цивилизацию диалога, высоко ценившую уважение к иным народам и культурам, не боявшуюся учиться у соседей и вместе с тем не позволявшую высокомерного отношения к собственным ценностям»^[14].

Вместе с тем, «единство в многообразии», определяемое Патриархом как «симфония этносов», невозможно без участия в ней русских как государствообразующего этноса. Поэтому «развитое самосознание и единство русского народа – это незыблемое основание целостности России и единства нашей полиэтничной цивилизации»^[15]. Игнорирование интересов и позиций русского большинства, по словам Патриарха, выгодно лишь разрушителям России, ведущим целенаправленную деятельность по «столкновению лбами этносов и религий». Патриарх указывает на необходимость неповторения ошибок со стороны государства, когда «в течение долгого времени на любые инициативы по объединению русских было наложено табу». Это «табуирование» новой России досталось в наследство еще с советских времен, когда, по выражению Валентина Распутина «Нельзя было вымолвить русское слово. Жили с обдёрганной историей, литературой и философией».

Благодаря солидарной поддержке русского народа в советский период произошло формирование многих наций и национальных автономий. Но на фоне интеграционных процессов внутри национальных культур других народов России, среди русского населения, напротив, наблюдается дезынтеграция на региональном и областническом уровнях. В качестве примера Патриарх указывает на немалое количество граждан, идентифицировавших в ходе переписи 2010 года свою национальность не как русскую, а как «сибирскую» или «казацкую». Со всей определенностью Патриарх утверждает, что миф о «гетерогенности русского народа» не имеет под собой никаких оснований и является злонамеренной фальсификацией, ибо «По степени религиозного и языкового единства регионов, по близости культурных матриц русские не имеют аналогов среди крупных наций планеты»^[16]. Важнейшим фактором, цементирующим «русскую монолитность» является то, что в русском национальном самосознании исключительное место занимает связь личности с государством: «Этническая идентичность русских в большей степени, чем у любых других народов, сопряжена с идентичностью государственной, с российским патриотизмом и верностью государственному центру»^[17]. Отсюда Патриарх указывает на особую важность развития национальных общественных организаций, основанных на традиционной для русских лояльности к своему государству. Такой организацией как раз и является Всемирный Русский Народный Собор, влияние которого утверждалось через преодоление сопротивления внутренней русофобии, обвинявшей Собор в национализме и черносотенстве и накладывавшей табу на «любые инициативы по объединению русских». В действительности Собор не ставил перед собой никаких иных целей, кроме обеспечения единства и взаимопонимания внутри русского народа, между русским народом и государством и между русским народом и другими народами России. Вот почему «Необходимо как можно быстрее растабуировать понятие «русская национальная организация в глазах государственных деятелей»^[18].

Острой критике Патриарх подвергает свойственное либеральной русофобии искусственное противопоставление «русского» и «российского», чреватое желанием вообще исключить из употребления слова «русский» Это получило в постсоветском официозе чрезвычайное распространение и непременно присутствовало в публичных выступлениях и официальных документах. За всем этим «россиянством» просматриваются попытки сделать всё «как у них», что определяется Патриархом как попытки «которые уже давно показали свою безжизненность на Западе, где всё сильнее звучат голоса, призывающие отказаться от мультикультурализма и теории «плавильного котла»»^[19]. В противоположность ложному мультикультурализму необходимо поддерживать развитие национальной идентичности всех народов, и, в особенности русского народа, вокруг которого формируется российская гражданская нация: «Судьба же русского народа, его благополучия, его целостность, зрелость его самосознания должны быть признаны ключевыми факторами в сохранении духовного и политического единства России, Пренебрегать этим сегодня – значит разрушать государство, закладывать под него мину замедленного действия»^[20].

Завершая краткий обзор философского содержания «Слов» Патриарха Кирилла, необходимо оценить их как не как отвлеченные от жизни метафизические конструкции, но как послания выдающегося русского мыслителя, написанные на основе глубокого знания отечественной духовной истории и пастырского общения с огромным количеством русских людей. «Слова`» Патриарха поднимают вопросы вечные, метафизические, затрагивающие остро актуальную проблематику ключевых ценностей, — вопросы, имеющие первостепенное жизнесмысловое значение и лежащие за пределами узкой политологической конкретики. Это вопросы «по ту сторону правого и левого», но, тем не менее, они имеют важное значение для разработки общей теории и методологии изучения русского национального самосознания, российской духовной идентичности с учетом классического и современного опыта мировой и русской философской мысли.