Бердяев Н. А. Признанья верующего вольнодумца / Сост. и предисл. Т. А. Соколовой. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2007. — 256 с. — (Духовное наследие Русского зарубежья).
Приводим отрывок из книги.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Николай Александрович Бердяев родился 6 марта 1874 года в Киеве и 24-го того же месяца окрещен в Киево-Печерской Спасской церкви.
Корни матери его, Алины Сергеевны, урожденной Кудашевой, восходили к французскому княжескому дому де Шуазель. Отец, Александр Михайлович, принадлежал к старинному дворянскому роду. В Гербовнике 1598 года, в частности, сказано: «Фамилии Бердяевых многие служили Российскому престолу дворянския службы в числе детей боярских, стряпчими и в иных чинах и жалованы были от государей… поместьями». В прошлом Бердяевы были богатыми помещиками, владели землями на Юге Российской империи — в Харьковской и Киевской губерниях. Многие из мужчин служили Отечеству на военном поприще. Так, прадед Николая Александровича был влиятельным генерал-аншефом, в журнале «Русская старина» за 1892 год опубликована его переписка с государем Павлом Петровичем. Военным был и отец будущего писателя; выйдя в отставку, он избирался предводителем уездного дворянства, управлял Киевским земельным банком.
Жили Бердяевы в центре Киева, «на Липках». Здесь исстари селилась аристократия. Неподалеку, в Печерске, жила бабушка-монахиня — мать отца. Позднее, вспоминая впечатления своего детства, Николай напишет: «Атмосфера Печерска была особая, это смесь монашества и воинства».
В 1887 году, согласно семейной традиции, Николай был зачислен в Киевский Владимирский кадетский корпус, который по праву считался одним из лучших в стране учебных заведений. Однако очень скоро юноша понял: военная служба не по нему. «Я не любил корпуса, не любил военщины, все мне было не мило, — признавался впоследствии Бердяев. — Когда я поступил во второй класс кадетского корпуса и попал во время перемены между уроками в толпу товарищей-кадетов, я почувствовал себя совершенно несчастным и потерянным. Я никогда не любил общества мальчиков-сверстников и избегал вращаться в их обществе… Общество мальчиков мне всегда казалось очень грубым, разговоры — низменными и глупыми… Кадеты же мне показались особенно грубыми, неразвитыми, пошлыми… В коллективной атмосфере военного учебного заведения я был резким индивидуалистом, очень отъединенным от других».
В кадетскую пору Николай предался «поискам истины». Он много размышлял о жизни, много читал. Ответы на свои вопросы он находил в сочинениях великих философов — Канта, Шопенгауэра. Одной из самых любимых стала книга Гегеля «Философия духа».
В 1891 году Николай Бердяев оставил кадетский корпус и начал готовиться к экзаменам на аттестат зрелости. Через три года, в 1894-м, он поступил в Киевский университет имени святого равноапостольного князя Владимира на естественный факультет, а спустя год перевелся на юридический.
В 1880—1890-е годы в России появились первые марксистские кружки. Организатором одного из таких кружков в Киеве был Л.И.Шестов, недавний выпускник юридического факультета Киевского университета, а впоследствии известный философ-идеалист, автор книг о Достоевском, Шекспире, Ницше. Шестов на многие годы стал для Николая Бердяева самым близким духовно человеком. Не без его влияния Николай увлекся учением Карла Маркса. Так произошел выход вечного бунтаря из мира аристократического в мир революционный. Он с головой погрузился в марксизм, который привлек его грандиозной программой переустройства мира: сблизился с киевским Социал-демократическим комитетом, на собраниях его выступал с докладами и даже ездил по его поручению в качестве связного в Швейцарию, а возвращаясь на Родину, привозил нелегальную литературу. В 1897 году за участие в студенческой демонстрации Бердяев был арестован на несколько дней, а затем исключен из университета. Через год он вновь был арестован, и опять по обвинению «в организации беспорядков». После месячного пребывания в тюрьме по решению суда он был выслан на три года в Вологду «за противоправительственную деятельность». В ту пору в Вологде отбывали ссылку теоретик марксизма А.А.Богданов, теоретик искусства А.В.Луначарский (в советское время — нарком просвещения), эсер Б.В.Савинков, критик П.Е.Щеголев, писатель А.М.Ремизов… Общение с ними очень много дало Бердяеву: именно здесь, в ссылке, он «вернулся от социальных учений, которыми одно время увлекался, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству».
В 1901 году в Санкт-Петербурге вышла первая книга Бердяева «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.М.Михайловском», предисловие к которой написал один из лидеров марксистского движения в России П.Б.Струве. «Важный шаг в деле критической перестройки марксизма на основе идеалистической философии делает книга Бердяева», — писал Струве, позитивно отмечая попытку автора соединить марксистскую критику современного общества с идеализмом. Непримиримо строгим судьей этой своей работы стал сам Бердяев: чувствуя эклектичность такого подхода, он отошел от марксизма. Позднее он даст беспощадную оценку марксистскому учению: «Интеллектуально марксизм совсем не имеет творческого характера. Марксистская мысль очень убогая и создает серую скуку».
Порвав с марксизмом, Бердяев ненадолго сошелся с кадетами, но и в них скоро разочаровался. Чуждый политике, он целиком посвятил себя философии, главным образом — богоискательству.
К началу 1900-х годов относится знакомство Бердяева с С.Н.Булгаковым, знакомство во многом определяющее. Булгаков, как и Бердяев, прошел через увлечение марксистским материализмом, «утоляя религиозную жажду абсолютного», и также пришел к идеализму, встав на позиции «христианского социализма». В отличие от рожденного в священнической семье, окончившего духовное училище Булгакова, Бердяев в детские и юношеские свои годы был лишен православной религиозной среды. «Я не отпадал от традиционной веры и не возвращался к ней, — писал Бердяев. — У меня нет религиозных воспоминаний, остающихся на всю жизнь».
В 1904 году киевляне Бердяев и Булгаков приезжают в Петербург.
Сразу же по приезде в столицу Бердяев и Булгаков погружаются в самое средоточие культурной жизни. Они знакомятся с мэтрами символизма Д.С.Мережковским и З.Н.Гиппиус и вскоре входят в состав издаваемого ими с 1903 года общественно-политического и литературно-художественного журнала «Новый путь» (формально издателем его числился П.П.Перцов). Это был типичный толстый журнал. Тут публиковались повести и рассказы Ф.Сологуба, А.Ремизова, Б.Зайцева, самих Мережковского и Гиппиус, стихи А.Блока, М.Волошина, В.Брюсова, В.Иванова, К.Бальмонта. Но прежде всего журнал задумывался как орган «Религиозно-философских собраний», проводившихся Мережковским и Гиппиус с 1900 года; председательствовал на них епископ Ямбургский Сергий (Страгородский), будущий патриарх Московский и всея Руси. Не удивительно, что не прозаический и поэтический отделы, а отделы философско-религиозные составляли стержень журнала. Это «Записки Религиозно-философских собраний» (вкупе с «Религиозно-философской хроникой»), которые вели сами редакторы, и отдел В.Розанова «В своем углу». Н.Бердяев и С.Булгаков печатались здесь наряду с П.И.Новгородцевым и Н.О.Лосским, С.Л.Франком и В.Эрном, князем Е.Трубецким, П.Струве и Л.Шестовым. В конце 1904 года журнал «Новый путь» прекратил свое существование.
В течение двух лет (1905—1906) Бердяев и Булгаков редактировали его продолжение — «Вопросы жизни». То были два тяжелых года: в стране полыхал пожар революции. Понять и принять ее последствия идеалист Бердяев не мог. Он снова убедился в том, что марксистская догма к положительным результатам привести не может.
О разрушительной революционной лаве, о духовном и бездуховном говорилось и на Ивановских средах — собраниях литераторов, философов, художников, артистов, музыкантов в квартире поэта, мыслителя, филолога, переводчика В.И.Иванова, находившейся на последнем, седьмом этаже дома на Таврической (в так называемой башне). Непременным и весьма деятельным участником этих собраний был Николай Бердяев. Впоследствии в очерке, который так и назывался, «Ивановские среды», он вспоминал: «На Ивановских средах встречались люди очень разных даров, положений и направлений. Мистические анархисты и православные, декаденты и профессора-академики, неохристиане и социал-демократы, поэты и ученые, художники и мыслители, актеры и общественные деятели — все мирно сходились на Ивановской башне и мирно беседовали на темы литературные, художественные, философские, религиозные, оккультные, о литературной злобе дня и о последних, конечных проблемах бытия. Но преобладал тон и стиль мистический». Бердяев считал Иванова «самым утонченным и универсальным по духу представителем не только русской культуры начала XX века, но, может быть, вообще русской культуры».
Своеобразным итогом петербургского периода жизни Бердяева, итогом его дерзновенных исканий в области философии стал выход в 1907 году двух книг — «Sub specie aeternitatis: Опыты философские, социальные и литературные» и «Новое религиозное сознание и общественность». Бердяев так определил задачу, стоящую перед ним и его единомышленниками: «Люди нового религиозного сознания… хотят связать свою религию со смыслом всемирной истории, хотят религиозно освятить великую культуру».
Осенью 1908 года вместе с семьей Бердяев переехал в Москву. Сначала он жил на углу Армянского и Кривоколенного переулков, потом — на Арбате, в Большом Власьевском переулке. Здесь, в заповедных уголках первопрестольной, как писал сам Бердяев, он «впервые почувствовал красоту старинных церквей и православного богослужения». Вскоре он знакомится с известным просветителем, издателем «Религиозно-философской библиотеки» М.А.Новоселовым, становится членом организованного им Кружка ищущих христианского просвещения. Здесь Бердяев встречается с ректором Московской духовной академии епископом Волоколамским Феодором (Поздеевским), ближайшим учеником философа-космиста Н.Ф.Федорова В.А.Кожевниковым, религиозным мыслителем и математиком П.А.Флоренским (через два года тот будет рукоположен во священника). Общаясь с этими высокодуховными людьми, Бердяев постигает Православие в действии. Вместе с С.Булгаковым и М.Новоселовым он совершает паломничество в Смоленскую Зосимову пустынь, беседует со старцами Алексием и Германом. Впрочем, поездка к старцам оказалась для Бердяева «мучительной»: он не нашел там созвучия своим мыслям, не обрел так чаемого им душевного покоя.
В том же 1908-м Бердяев принимает участие в сборнике «Вехи», составителем которого был М.О.Гершензон. Сборник этот, четырежды переиздававшийся и вышедший общим тиражом шестнадцать тысяч экземпляров, был посвящен подведению итогов Первой русской революции и месту в ней интеллигенции. Открывала сборник статья Бердяева «Философская истина и интеллигентская правда». Вывод Бердяева неутешителен и даже беспощаден: «…Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу… почти что уничтожила любовь к истине».
Верующим вольнодумцем называл себя Бердяев. Он и впрямь так и не смог воцерковиться. «Я вполне готов каяться в моих многочисленных грехах и в этом согласен был смириться. Но я не мог смирить своих исканий нового духа, своего познания, своего свободолюбия». Душа его рвалась к нравственному совершенствованию, к обновлению, к свободе. «Догматическое богословие должно уступить место религиозной философии», — утверждал он в своей работе «Философия свободы» (1911) и вопреки учению Церкви о полноте Божественного Откровения пытался доказать в духе «нового религиозного сознания» его неполноту; он даже соединил с этой кажущейся ему неполнотой трагизм всей христианской истории.
В 1916 году, в тяжелую для России пору (шла Первая мировая война), Бердяев издал, как он сам считал, одну из главных своих, «искательных» книг, «Смысл творчества: Опыт оправдания человека». Глубоко веруя во Христа, принимая учение Христово как религию искупления и благовестие о спасении, Бердяев вместе с тем считал, что «конечные цели бытия лежат дальше, в положительной творческой задаче». Такое вот «новое бытие» он ставит в один ряд со святостью. Для него несомненно, что пред Богом ценна не только «святость Серафима ‹Саровского›, спасавшая его душу, но равным образом и гениальность Пушкина, перед людьми как бы губившая его душу (Пушкина Бердяев считал единственным русским поэтом «ренессансного типа»; «поэзия Пушкина, в которой есть райские звуки, — писал он, — ставит очень глубокую тему, прежде всего тему о творчестве»). Бердяева вовсе не смущала очевидная порой бездоказательность, бессистемность его посылов. «Я мало верю в возможность и желательность философских систем», — заявит он позднее («О рабстве и свободе человека», 1939). Этот своеобычный, бердяевский стиль В.В.Розанов назовет стилем высказывания, а не доказывания, как обычно принято в философии.
В годы войны Бердяев неустанно работает, печатается в крупнейших газетах и журналах — «Утро России», «Русская мысль», «Биржевые ведомости». Он горячо верит в особый путь своей страны, в ее мессианское предназначение, все свои надежды возлагает на религиозное обновление Родины. Не католичеству, уверен он, а Православию суждено возгласить Западу «тайну свободы».
Февральскую революцию Бердяев, певец свободы, встретил с пониманием, даже с воодушевлением. Но очень скоро он осознал порочность новой власти. 29 сентября 1917 года он писал давнему знакомому М.О.Гершензону: «Если ты считаешь возможным нравственно одобрять действия революционной демократии и защищать большевиков, социал-демократов и социалистов-революционеров, то между нами существует нравственная пропасть, мы молимся разным богам».
И уж совсем не мог принять Бердяев революцию Октябрьскую, а точнее — большевистский Октябрьский переворот. Нет, он не эмигрировал и не участвовал в борьбе с советской властью, ибо понимал, что все реставрационные попытки бессильны и обратно дороги нет, «возможно лишь движение вперед».
27 января 1918 года Бердяев участвовал в крестном ходе, который организовал недавно избранный патриарх святитель Тихон. «Эта церковная демонстрация приняла грандиозный характер, — делился впечатлениями Николай Александрович. — Люди шли на нее, не уверенные, что останутся в живых».
Психологии русского народа, национализму и мессианству, демократии и личности посвящен сборник Бердяева «Судьба России», вышедший в Москве в 1918 году, хотя большинство составивших его этюдов были написаны до Октября 1917-го.
Бердяев размышляет о роковой природе всякой революции вообще, о политическом и социальном феномене русской революции в частности. «Революции, — пишет Бердяев, — в значительной степени есть расплата за грехи прошлого, есть знак того, что не было творческих духовных сил для реформирования общества».
Нет, Бердяев вовсе не приемлет духовную буржуазность, которая «свойственна всем, кто хочет благополучно устроиться на земле, для кого закрыта бесконечность и кто утверждается в конечном». И в этой связи Бердяев обращается к роли интеллигенции в истории: «Целое столетие русская интеллигенция жила отрицанием и подрывала основы существования России. Теперь должна она обратиться к положительным началам, к абсолютным святыням, чтобы возродить Россию. Но это предполагает перевоспитание русского характера. Мы должны будем усвоить себе некоторые западные добродетели, оставаясь русскими. Мы должны почувствовать в Западной Европе ту же вселенскую святыню, которой и мы сами были духовно живы, и искать единения с ней. Мир вступает в период длительного неблагополучия и великих потрясений. Но великие ценности должны быть пронесены через все испытания. Для этого дух человеческий должен облечься в латы, должен быть рыцарски вооружен».
И как всегда у Бердяева — уверенность в великом предназначении Родины: «Любовь наша к России… должна быть источником творческого созидания… — писал философ. — Любовь к своему народу должна быть творческой любовью, творческим инстинктом. И менее всего она означает вражду и ненависть к другим народам. Путь к всечеловечеству для каждого из нас лежит через Россию. И поистине всякая денационализация отделяет нас от всечеловечества. Лик России будет запечатлен в самом небесном человечестве». Никогда еще голос Бердяева не звучал столь патетично, столь возвышенно!
В первые пореволюционные годы Бердяев был воистину неутомим. В самом начале 1918-го у него на квартире в Большом Власьевском была создана Вольная академия духовной культуры (ВАДК) (спустя год она была зарегистрирована в Моссовете); лекции в ней читали В.Иванов, А.Белый, С.Франк, ну и, конечно, сам Бердяев.
Своеобразным продолжением знаменитых «Вех» стал сборник «Из глубины» (1918). Опубликованной в нем статье «Духи русской революции» Бердяев предпослал слова Пушкина:
Сбились мы. Что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Уже сам эпиграф из стихотворения «Бесы» отсылал читателя к одноименному роману Достоевского. Творчество великого писателя-пророка Бердяев считал насквозь эсхатологичным, прозрения его — неоценимыми для понимания происходящего в России.
К творчеству Достоевского Бердяев обращался не раз. В 1907 году он выпустил книгу «Новое религиозное сознание и общественность»; одна из глав ее называлась «Великий инквизитор» (к этой теме философ будет возвращаться снова и снова). В 1914-м как отклик на инсценировку романа «Бесы» в Художественном театре опубликовал статью «Ставрогин». Спустя четыре года свет увидела статья «Откровение о человеке в творчестве Достоевского». В 1920 году, став профессором Московского университета, Бердяев прочитает курс лекций о миросозерцании Достоевского на историко-филологическом факультете. В 1923-м в Праге выйдет работа Булгакова «Миросозерцание Достоевского», основу которой составит текст прочитанных студентам лекций.
Порвав с марксизмом, Бердяев не помышлял лично ни о какой политической борьбе. С коммунизмом он вел «не политическую, а духовную борьбу, борьбу против его духа, против его вражды к духу». Тем не менее он дважды подвергался аресту. Впервые — в 1920 году, в связи с деятельностью «Тактического центра» — подпольного объединения партий и организаций («Союз возрождения России», «Совет общественных деятелей», «Национальный центр»), выступавшего против советской власти и разгромленного ВЧК; после пространного объяснения лично с Дзержинским Бердяев в тот раз был отпущен при условии, правда, невыезда из Москвы. Но в августе 1922 года последовал второй арест; на сей раз, обвиненный в антисоветской деятельности, Бердяев просидел в тюрьме неделю, после чего ему было объявлено, что согласно решению Политбюро ЦК РКП (б) и Президиума ВЦИК он подлежит высылке за пределы РСФСР.
Расставание с Родиной было нелегким. Перед тем как покинуть ее, Николай Александрович испросил благословения у высоко чтимого им «старца в миру» протоиерея Алексия Мечёва, настоятеля храма Николая Чудотворца в Клённиках (на Маросейке).
В сентябре 1922-го Бердяев в группе таких же «инакомыслящих профессоров» отбыл в Германию. В группу входили философы С.Л.Франк, Ф.А.Степун, священник Сергий Булгаков, И.А.Ильин, Л.П.Карсавин, Б.П.Вышеславцев, Г.В.Флоровский, Н.О.Лосский, ректор МГУ зоолог М.М.Новиков, историки А.А.Кизиветтер, В.А.Мякотин, А.А.Боголепов и др. «Мы ехали через Петербург и из Петербурга морем в Штеттин и оттуда в Берлин, — вспоминал четверть века спустя Бердяев. — Высылаемых было около двадцати пяти человек, с семьями это составляло приблизительно семьдесят пять человек. Поэтому из Петербурга в Штеттин мы наняли целый пароход, который целиком и заняли. Пароход назывался “Oberbьrgermeister Haken”. Когда мы переехали по морю советскую границу, то было такое чувство, что мы в безопасности, до этой границы никто не был уверен, что его не вернут обратно. Но вместе с этим чувством вступления в зону большей свободы у меня было чувство тоски расставания на неопределенное время со своей Родиной».
Два года прожил Бердяев в столице Германии, которая по праву считалась тогда центром Русского зарубежья. Очень скоро Николай Александрович становится весьма заметной фигурой среди западноевропейских ученых. Он знакомится с крупнейшими немецкими мыслителями — историком и философом О.Шпенглером, психологом и философом М. Шеллером. По инициативе Бердяева, при поддержке Американского христианского союза молодых людей в Берлине в декабре 1922-го создается Религиозно-философская академия, продолжившая традиции московской Вольной академии духовной культуры. Но главным для Бердяева оставалась творческая деятельность. Именно в берлинский период он создал две крупнейшие, основополагающие свои работы, принесшие ему европейскую известность, — «Смысл истории» (1923) и «Новое Средневековье».
Летом 1924 года Бердяев покинул Германию и переехал во Францию. Он поселился в тихом пригороде Парижа — Кламаре. Время от времени он покидал Кламар, выезжая для чтения лекций за рубеж — в Италию, Англию, Австрию, Польшу, Чехословакию, Бельгию, Швейцарию, Эстонию, Латвию.
Уже в ноябре 1924-го в Париже усилиями Бердяева открылась Религиозно-философская академия. Николай Александрович выступил перед «академистами» с чтением нескольких лекционных курсов: «Об основных темах русской мысли XIX века», «Человек, мир и Бог», «Судьба культуры». А с 1925 года в Париже начала свою деятельность редакция журнала «Путь», основанного Н.А.Бердяевым и Б.П.Вышеславцевым. Бердяев был не только его бессменным редактором (вплоть до 1940 года), но и активным автором. Здесь были опубликованы такие работы, как «Жозеф де Местр и масонство», «В защиту А.Блока», «Судьба человека в современном мире» и другие.
В 1927 году в Париже вышла книга Бердяева «Философия свободного духа». Центральная ее тема — участие человека в продолжении Божиего творения, идея Богочеловечества. «Бог ждет от человека свободного ответа на Свой зов, ждет ответной любви и творческого соучастия в одолении тьмы небытия — человек должен проявить величайшую активность своего духа, величайшее напряжение своей свободы, чтобы исполнить то, чего Бог от него ждет. Это понимание дает религиозное оправдание человеческому творчеству. В христианстве соединены оба понимания, и они не могут быть разделены. Через Христа Богочеловека, Искупителя, Спасителя мира оба движения от Бога и от человека, от благодати и от свободы соединяются», — пишет Бердяев в «Философии свободного духа». И далее: «Главный аргумент в защиту Бога все же раскрывается в самом человеке, в его пути. Были в человеческом мире пророки, апостолы, мученики, герои, были люди мистических созерцаний, были бескорыстно искавшие истину и служившие правде, были творившие подлинную красоту и сами прекрасные, были люди великого подъема, сильные духом. Наконец, было явлено высшее иерархическое положение в мире, единственно высокое иерархическое положение — быть распятым за Правду». Именно в этой исповедальной работе звучат слова высокого признания, которые позволяют понять многолетние искания автора: «Моя религиозная вера не есть вера бытовая, традиционно полученная по наследству, она есть вера, добытая мучительным опытом жизни, изнутри, от свободы». Книга Бердяева «Философия свободного духа» была единодушно признана в научном мире вершиной его творчества. В 1931 году она была отмечена премией Французской академии.
Впрочем, сам Бердяев считал наиболее совершенным другой свой труд, «О назначении человека: Опыт парадоксальной этики», вышедший также в 1927-м.
Наконец, в том же году произошло еще одно событие, принципиально важное для понимания Бердяева. Ежедневная парижская газета» «Последние новости» в номере от 13 сентября печатает статью «Вопль Русской Церкви». Один из немногих, Бердяев выступил в поддержку Декларации о лояльности местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского), вызвавшей столь откровенное неприятие в Русском зарубежье, в церковных кругах и светских. Эта публикация была принципиальным поступком знаменитого философа. Как сам он писал, «когда произошел конфликт между Московской патриаршей Церковью и Зарубежной Церковью, возглавленной митрополитом Евлогием, я решительно присоединился к Московской патриаршей Церкви и написал свирепую статью…» Владыка Евлогий вместе со своей паствой перешел под эгиду Константинопольского Патриархата, Н.А.Бердяев с тех пор и до конца жизни пребывал в лоне патриаршей Церкви.
К 1930—1940-м годам известность Бердяева в Европе, да и в Америке, была чрезвычайно велика. Почти все им написанное (а это сорок книг и четыреста пятьдесят статей) было переведено на основные европейские языки, по книгам Бердяева судили о русской душе, русском народе, истокам русской революции. Философ отнюдь не замыкался в эмигрантской среде, он деятельно отзывался на события, происходившие в мире. С началом Второй мировой войны он сочувствовал движению Сопротивления. С болью воспринял весть о нападении Германии на СССР, видя в этом не борьбу с большевизмом, а великое общенациональное несчастье. Оставаясь противником коммунизма, Николай Александрович сразу же занял открыто просоветскую позицию; «естественно присущий ему патриотизм достиг предельного напряжения». Он внимательно следил за ходом боевых действий на советско-германском театре военных действий, радовался каждой победе Красной армии. Он стал членом «Союза патриотов», печатался на страницах газеты «Русский патриот».
В суровую военную пору, когда все чувства были максимально накалены, Бердяев пишет свою, может быть, самую сокровенную книгу — «Самопознание». В книге этой, как он сам говорил, «есть воспоминания, но не это самое главное. В ней память о событиях и людях чередуется с размышлением, и размышления занимают больше места». Духовная биография была закончена в 1947 году.
В том же, 47-м, Кембриджский университет (Англия) присвоил Николаю Александровичу Бердяеву звание доктора Honoris causa. До него такой чести удостаивались только двое русских — И.С.Тургенев и П.И.Чайковский.
Умер Н.А.Бердяев в 1948 году с пером в руках, за письменным столом. Книга «Царство Духа и царство Кесаря» так и осталась незавершенной. Похоронен великий философ в Кламаре. Отпевал его архимандрит Николай (Еремин), настоятель Трехсвятительского подворья, находящегося в юрисдикции Московского Патриархата.
Бердяев — один из самых читаемых философов в мире, что вовсе не свидетельствует о равнозначности восприятия им написанного. Так, иеромонах Серафим (Роуз) считал, что Бердяев странно совмещает христианство и язычество. В то же время православный философ Г.П.Федотов был уверен, что именно Бердяев впервые открыл Западу все богатство и сложность, всю противоречивость и глубину русского религиозного гения.
И сегодня, спустя шесть десятилетий после смерти Бердяева, не прекращаются споры вокруг его имени, вокруг его огромного творческого наследия.
Т. А. Соколова
