Воздушные мытарства. Мытарство двенадцатое: «Проклят гнев их, ибо жесток, и ярость их, ибо свирепа»

«Новое мытарство, которого мы потом достигли, было мытарством гнева и ярости; но и здесь, несмотря на то, что истязующие здесь духи свирепы, немного они от нас получили, и мы продолжали наш путь, благодаря Бога, покрывающего мои грехи молитвами отца моего преподобного Василия».

На этом мытарстве истязаются имеющие в сердце своем деятельную гордыню, которая трансформируется в грехи: гнев и ярость.

И. Айвазовский. Волна.

Гнев, совмещенный с яростью, есть гнев несдержанный и ничем не ограниченный. Но верующий именно и призывается к тому, чтобы сдерживать в себе самом греховные поползновения, уничтожать их в зачаточном состоянии. Сказано: И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лице его. И сказал Господь [Бог] Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое? если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним (Быт. 4, 4–7). То есть Слово Божие научает нас господствовать над помыслами и чувствами. И если человек не испытывает духовной радости, «огорчился, и поникло лице его», то это свидетельствует о том, что он сошел с путей добра и «у дверей грех лежит; он влечет…».

«Смотри… как этими словами Господь желает укротить ярость и неистовство Каина и удержать его от восстания на брата. Видя движения его мысли и зная жестокость его убийственного намерения, Бог наперед хочет смягчить его сердце и успокоить его ум. И для того подчиняет Каину брата и не отнимает у него власти над ним. Но даже из такой заботливости и из такого врачевания Каин не извлек никакой пользы. Таково различие во внутреннем расположении братьев, такова сила зла»^[1].

То, что мы называем хорошим настроением и отсутствием его, есть некие индикаторы, данные от Бога

Таким образом, мы видим, что то, что мы называем хорошим настроением и отсутствием его, есть некие индикаторы, данные нам от Бога, которые мы должны учитывать и на них ориентироваться, не выпуская из под контроля никакого чувства…

Можно и регулировать свое духовное настроение. Злостраждет ли кто из вас, пусть молится. Весел ли кто, пусть поет псалмы (Иак. 5, 13). И тогда злостраждие не приведет к унынию, а веселость не разрушит целомудрие духа.

«Злостраданию пусть сопутствует молитва, чтобы для искушаемого легче был выход из искушений (т. е. искушения гневливости — О.С.). Потом, когда волнения наши через молитву умолкнут и душа достигнет свойственного ей состояния, тогда пусть поет, чтобы блаженство ее приумножилось, ибо пение псалмов, по словам Василия Великого, производит мирное и беспечальное состояние души. Кто не достиг такого состояния, которое Давид называет святостью, побуждая святых петь Господу (Пс. 29, 5), молитва того долго бывает пустословием»^[2].

Есть и другой способ регуляции подобного состояния, когда дух гневливости нападает на нас. …Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело (Иак. 3, 2). Особенно, как известно, согрешают в слове те, которые говорят быстро, много и бездумно. И если мы переходим на медленную и упорядоченную речь, то при таком обстоятельстве можем «обуздать и все тело». Вот, и корабли, как ни велики они и как ни сильными ветрами носятся, небольшим рулем направляются, куда хочет кормчий; так и язык — небольшой член, но много делает… (Иак. 3, 4, 5).

Мытарство 12-е, гнева и ярости

И очень важно, пребывая в таком состоянии, не замыкаться в самом себе и на самого себя, но искать общения с другими верующими, ибо не хорошо быть человеку одному (Быт. 2, 18). И напротив: Как хорошо и как приятно жить братьям вместе! Это — как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его (Пс. 132, 1–2).

«Некий брат, живя в общежительном монастыре и часто побеждаясь гневом, сказал сам себе: “Пойду в пустыню, может быть, там, не имея с кем ссориться, успокоюсь от страсти”. Он вышел из монастыря и стал жить один в пустыне. Однажды он наполнил водой сосуд и поставил его на землю. Сосуд внезапно опрокинулся. Во второй раз случилось то же самое. В третий раз кувшин также опрокинулся. Монах, рассердясь, схватил кувшин и ударил о землю. Кувшин разбился. Придя в себя, брат начал размышлять о случившемся и понял, что враг поругался над ним. Тогда он сказал: “Вот! Я — один, однако побежден страстью гнева. Возвращусь в монастырь: видно, везде нужна борьба с самим собой и терпение, в особенности же — помощь Божия”. Монах возвратился в свою обитель к братии»^[3].

Несдержанный гнев свидетельствует о несовершенном рассудке

Гнев есть то, что может вывести из равновесия нашу душу. С другой стороны, несдержанный гнев свидетельствует о несовершенном рассудке. Сказано: У глупого тотчас же выкажется гнев его, а благоразумный скрывает оскорбление (Притч. 12, 16). Что значит: «а благоразумный скрывает оскорбление»? Это означает, что он не дает первому чувственному порыву перейти в словесное выражение или, хуже того, в действие. Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень (Пс. 136, 9). О чем и преподобный Серафим Саровский, наставляет: «Мы должны быть чисты от помыслов нечистых, особенно когда приносим молитву Богу, ибо несть согласия между смрадом и благовонием. Где бывают помыслы, там и сложение с ними. Итак, должно отражать первое нападение греховных помыслов и рассеивать их от земли сердца нашего. Пока дети вавилонские, т. е. помыслы злые, еще младенцы, должно разбивать и сокрушать их о камень, который есть Христос; особенно же три главные страсти: чревоугодие, сребролюбие и тщеславие, которыми старался диавол искушать даже Самого Господа нашего в конце подвига Его в пустыне»^[4].

Здесь старец Серафим Саровский обнаруживает и генезис (происхождение) любого зломыслия, выделяя «три главные страсти: чревоугодие, сребролюбие и тщеславие». Следовательно, противостоя мысленным гневливым движениям, чревоугодию противопоставим пост, сребролюбию — благотворительность, а тщеславию — смирение.

Но внешне справедливый гнев может опрокинуть и мудрого человека в глупость. Сказано: [Гнев губит и разумных.] Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость (Притч. 15, 1). — Здесь же мы видим, как от гнева рождается и ярость, и она настигает гневливого. И все сие порождает самомнение:

«Один брат спросил авву Пимена, как может человек достигнуть того, чтобы не говорить худо о ближнем? Старец сказал ему: “Если человек, смотря на себя, находит в себе недостатки, то в брате своем видит совершенства. А когда сам себе он кажется совершенным, тогда, сравнивая с собой брата, находит его худым”»^[5].

Если гнев вселился в душу твою, то им уже уничтожен день твоей жизни

Преподобный Ефрем Сирин учит: «Если гнев вселился в душу твою, то им уже уничтожен день твоей жизни. По крайней мере, не позволяй гневу переходить на другой день, чтоб не погубил он целой жизни твоей»^[6]. — Это наставление святой Ефрем выводит из слов Писания: Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4, 26).

Святитель Иоанн Златоуст так истолковал эти слова: «Ты не можешь удержаться от гнева? Гневайся час, два, три; но да не зайдет солнце, оставив нас врагами. Оно по благости (Господа) взошло, — да не зайдет же, сиявши на недостойных. Если Владыка послал его по многой своей благости и сам оставил тебе согрешения, а ты не оставляешь их своему ближнему, то подумай, какое это большое зло. Притом от него может происходить и другое зло. Блаженный Павел опасается, чтобы ночь, захвативши в уединении человека, потерпевшего обиду и еще пламенеющего (гневом), не разожгла огня еще более. Днем, пока еще многое раздражает тебя, тебе позволительно дать в себе место гневу; но когда наступает вечер, примирись и погаси возникшее зло. Если ночь застанет тебя (во гневе), то следующего дня уже не довольно будет для погашения зла, которое может возрасти в тебе в продолжение ночи. Если даже большую часть его ты и уничтожишь, то не в состоянии будешь уничтожить всего, и в следующую ночь дашь возможность более усилиться оставшемуся огню. Как солнце, если дневной теплоты его не довольно бывает для осушения и очищения воздуха, наполнившегося облаками и испарениями в продолжение ночи, дает этим повод быть грозе, когда ночь, захвативши остаток этих паров, прибавляет к ним еще новые испарения, — так точно бывает и в гневе»^[7].

Но христианское понимание кротости — это и не пассивное бездействие. Блаженный Феофилакт учит: «Кроткие же суть не те, которые вовсе не гневаются, таковые бывают только лишенные разума, но те, которые могут гневаться, и воздерживаются, а гневаются только тогда, когда должно»^[8]. Вспомните праведный гнев наикротчайшего старца преподобного Серафима Саровского, когда к порогу его кельи подошел масон. Старец возмущенно затопал ногами и громко раскричался на сего нечестивца. Вспомните священный меч кроткого и воинственного благоверного князя Александра. Но гнева неоправданного необходимо всячески избегать…

Святитель Иоанн Златоуст и учит: «Гневливый наперед наказывает себя, терзаясь в себе самом, а потом уже того, на которого гневался»^[9]. Иллюстрацией к этим словам может стать известный афоризм Блаженного Августина: «Мы ненавидим тех, кому делаем зло, и любим тех, кому делаем добро»^[10].

Внешний гнев раскрывает, разоблачает скрытый

Авва Дорофей учит: «Невозможно кому-либо разгневаться на ближнего, если он сердцем своим сперва не вознесется над ним, если не уничижит его и не сочтет себя высшим его»^[11]. То есть внешний гнев раскрывает, разоблачает скрытый, так что гнев не есть что-то спонтанное, но, напротив, продуманное и поэтому более коварно-зловредное.

P.S.

Слова, вынесенные в наименование данной беседы: проклят гнев их, ибо жесток, и ярость их, ибо свирепа — взяты из Книги Бытия (49, 7), где рассказывается о том, какую оценку умирающий патриарх Иаков (Израиль) дал двум своим сыновьям. Симеон и Левий братья, орудия жестокости мечи их; в совет их да не внидет душа моя, и к собранию их да не приобщится слава моя, ибо они во гневе своем убили мужа и по прихоти своей перерезали жилы тельца; проклят гнев их, ибо жесток, и ярость их, ибо свирепа; разделю их в Иакове и рассею их в Израиле (Быт. 49, 5–7). Казалось бы, Симеон и Левий отомстили за изнасилование своей девятилетней сестры Дины. Но! Они совершили все это самым жестоким образом, за что отец и проклял их.

Слова «разделю их в Иакове и рассею их в Израиле» имеют и более глубокий смысл!..

Левий — родоначальник всех священников (колена Левина); Симеон — воин и светское лицо. Следовательно, призыв разделить «их в Иакове» и рассеять «их в Израиле» может быть распознан и как призыв не смешивать религию с политикой. И уточнение «разделю… рассею» — суть призыв между одним и другим выстроить непреодолимую преграду…

Религиозное чувство, стимулирующее агрессию, не является религиозным по определению

И действительно, самые жестокие преступления совершались и совершаются на земле во имя неких псевдо-религиозных идеалов. …Даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин. 16, 2). И в то же время сказано: Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения (Ис. 10, 1). То есть религиозное чувство, стимулирующее агрессию и зло, не является религиозным по определению. И верующим необходимо удаляться от всякого рода политических или националистических спекуляций, не смешиваясь и не соединяясь с миром современной спекулятивной политики. Бывает время, когда человек властвует над человеком во вред ему (Екк. 8, 9). Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Ефес. 16, 12). То есть церковные люди («Левий») не могут во всем соглашаться и солидаризироваться со светскими людьми («Симеон»). И если мы и ведем брань, то она «не против крови и плоти, но против «мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». И те средства и то оружие, которые мы используем в нашем противостоянии с духовными силами зла, — они суть, прежде всего, «всеоружие Божие». Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие (Ефес. 6, 14-17).

Имея такое вооружение, мы и осознаем, что наше противостояние силам зла ни в коей мере не имеет ничего общего с агрессией этого мира, характером мирской борьбы, конкуренции и взаимной неприязни. И не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2).

Святитель Иоанн Златоуст писал о поспешных анафемах: «Но кто ты, присвояющий себе такую власть и великую силу? Тогда сядет Сын Божий и поставит овцы одесную, а козлища ошуюю (Мф. 25, 31–33). Почему же ты присвояешь себе такую честь, которой удостоены только сонм апостолов и истинные и во всем точные их преемники, исполненные благодати и силы? И они, строго соблюдая заповеди, отлучали еретика от церкви, как бы исторгая этим у себя правый глаз, чем доказывается их великое сострадание и соболезнование, как бы при отнятии поврежденного члена. Посему и Христос назвал это исторжением правого глаза (ср. Мф. 4, 29), выражая сожаление отлучающих… Объясняя тяжесть этого слова (анафема — О.С.), он (ап. Павел — О.С.) употребил такое сравнение: как облекший себя в царскую багряницу простолюдин — и сам, и его сообщники предаются смерти, как тираны; так, говорит он, и злоупотребляющие определением Господним и предающие человека церковной анафеме подвергают себя совершенной погибели, присвояя себе достоинства Сына Божия». Далее Златоуст дает совет, как надо обличать упорного еретика: «…без ненависти, без отвращения, без преследования, но оказывая искреннюю и истинную любовь к нему… Ибо тот, кого ты решился предать анафеме, или живет и существует еще в этой смертной жизни, или уже умер. Если он существует, то ты поступаешь нечестиво, отлучая того, кто еще находится в неопределенном состоянии и может обратиться от зла к добру; а если он умер, то — тем более. Почему? Потому, что он своему Господеви стоит или падает (Рим. 14, 4), не находясь более под властью человеческою»^[12].

Многие неофиты, недавно пришедшие в Церковь, привносят в нее дух нетерпимого и гневливого отношения к любым формам несогласия с их собственным мнением. И порою христианские истины защищают совсем не христианским образом.

Тем более недопустимо для христиан яростное участие в любых формах политических и националистических спекуляций.

В конфликтах мы не избираем чью-либо сторону, всегда избирая только сторону Бога

То есть в тех или иных человеческих конфликтах мы не избираем чью-либо сторону, всегда избирая только сторону Бога. Того Господа Бога, Который однажды изрек: Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним (Пс. 33, 15).

«Прилично сказано: «ищи мира». Мир есть драгоценное сокровище, достойное усильного искания. Но не всегда легко иметь мир, при всех усилиях. Почему святой Павел и говорит: аще возможно, еже от вас, со всеми мир имейте (Рим. 12, 18). Аще возможно — указывает на труд дела. Но зато тем, кои успевают достигнуть сего, присвояется блаженство: блажени миротворцы (Мф. 5, 9). Долг всякого — искать мира, употребляя со своей стороны все зависящее, чтоб крепко держать мир и всякий раз спешить примириться с немирными. Почему и говорит святой Давид: «и следуй за ним». Гонись за ним, когда он уходит, преследуй его до тех пор, пока не догонишь, пока совсем не изгладишь возникшей с кем-либо размолвки»^[13].