Война и мир Горловского архипастыря

«Сегодня для нас приоритет — молодые талантливые ребята, у которых глаза горят. Мы могли бы оказать им всестороннюю поддержку, чтобы они, получив образование в духовной школе, вернулись обратно и помогали в осуществлении тех задач, которые стоят перед Церковью — и образовательных, и миссионерских, и социальных. Но прежде всего хотелось бы, чтобы они могли быть добрым примером для своей паствы, верили в то, о чём проповедуют», — делится своим главным желанием правящий архиерей епархии, в которой третий год не утихают боевые действия, откуда по малодушию сбегали священники, куда боится возвращаться большинство абитуриентов. Но жизнь не стоит на месте — рано или поздно война закончится, и какой будет мирная жизнь, будет зависеть от всех, кто захочет её строить.

Десять лет назад, в праздник Сретения Господня, митрополит Горловский и Славянский Митрофан совершил первую Божественную литургию в тогда ещё кафедральном Николаевском соборе Горловки. За эти годы и в кафедральном городе, и во всей епархии многое изменилось. Как видит жизнь своей епархии правящий архиерей? Какие задачи ставит? Какие перемены в церковной жизни ждут нас в следующие десять лет?

Уйти с периферии

— Владыка, какое впечатление произвела на Вас Горловская епархия, когда Вы прибыли на кафедру?

— Горловская епархия никогда не была для меня какой-то чужой и незнакомой территорией — я с 1994 по 1997 год нёс в Горловке послушание рядом с владыкой Алипием. Я знал здешних священников, знал порядки. Вообще Горловская епархия — это часть Донбасса. Десять лет митрополит Донецкий и Мариупольский Иларион управлял двумя епархиями, поэтому ощутить какую-то разницу между Донецкой и Горловской епархиями было довольно сложно.

Конечно, Горловка — это не столица, это провинциальный город. И для того чтобы церковная жизнь Горловки развивалась, на мой взгляд, в первую очередь нужно было приобрести какие-то внешние атрибуты — нужно было строить собор, епархиальное управление. Нужны были кадры — люди, с которыми можно было бы реализовывать какие-то проекты, начинать что-то новое в епархиальной жизни. Довольно много нужно было сделать, чтобы Горловку подтянуть хотя бы на уровень Донецка, потому что в Донецке церковная жизнь кипела, а здесь она была немножко на периферии. Это было заметно, и это то, с чем надо было работать.

— Какие планы на прошедшие 10 лет удалось осуществить, какие — нет, и почему?

— Если говорить о кафедральном городе, то здесь удалось сделать больше всего. Церковная жизнь в Горловке изменилась, на мой взгляд, в первую очередь благодаря тому, что здесь был построен кафедральный собор, и благодаря тому, что появились новые кадры. Они начали более активно работать и с молодёжью, и с людьми, которые хотя и находятся за оградой церковной, но это также члены Церкви, христиане.

Литургия под открытым небом на месте разрушенного снарядом храма в г. Кировское

Сохранить единство

Последние три года в жизни епархии изменили очень многое. Каким-то планам не суждено было сбыться. Мы не смогли продолжить строительство духовно-просветительского центра, некоторых храмов. Несколько построенных храмов были разрушены.

Несмотря на то, что в течение трёх лет несколько раз менялась линия фронта на территории епархии, несмотря на сложную обстановку, которая по обеим сторонам в результате этого возникала, нам удалось сохранить епархию целой. Мы не разделились на две части, на две самоуправляемых территории.

В обеих епархиях, Донецкой и Горловской, мы сохранили единство и духовенства, которое на той и на этой стороне линии разграничения, и мирян. Есть ощущение, что это одна большая семья, независимо от того, на какой стороне ты находишься и с какой стороны линии фронта совершается богослужение. Есть единые правила, порядки, дисциплина, потребность в совместном общении. Это тоже одно из немалых достижений, потому что стоило сделать один неверный шаг, проявить пристрастие, сделать что-то, поддавшись эмоциям, и этого всего могло бы сегодня не быть. Можно было потерять храмы, духовенство, дружеское общение.

Всё то, что происходит в стране, слава Богу, не перешло в ограду церковную. В ограде церковной разделения у нас сегодня нет. Это говорит о том, что Церковь — не больной, а здоровый организм. Это даёт нам надежду на то, что, когда все военные и политические неурядицы прекратятся, мы сможем послужить хорошей закваской для того, чтобы восстановить мир и нормальные взаимоотношения между людьми.

Священник начинается с абитуриента

Хиротония

— Как война повлияла на жизнь епархии? Какие проблемы появились и понятны ли пути их решения?

— Если говорить о проблемах, больнее и тяжелее всего кадровый вопрос. Я вижу, что за десять лет количество молодых людей, которые хотят идти учиться в семинарию, получать богословское образование и потом быть священниками, не возросло, а уменьшилось. Это происходит не только в нашей епархии, это общецерковная тенденция. Упало не только количество, но и, если можно так выразиться, «качество» абитуриентов — как общий уровень образования, так и какие-то человеческие качества.

Я чувствую тревогу за наше будущее и за будущее нашей Церкви. Если молодой человек не интересуется никакими знаниями, плохо учится, не очень понимает, зачем он хочет идти в семинарию, я вряд ли смогу с ним решать какие-то серьёзные задачи, которые сегодня возникают перед Церковью, давать ему те послушания, где он мог бы себя проявить как пастырь.

Даже в футбольной команде есть запасные, и игрок на поле думает о том, что если он будет играть слабо, то найдётся другой, который придёт на его место, поэтому ему нужно стараться изо всех сил. Я вижу, что у нынешних кандидатов на рукоположение таких мыслей нет. Единицы из них проявляют себя. Что до остальных — ни им это служение радости и пользы не приносит, ни епархии. Это проблема.

Сегодня для нас приоритет — молодые талантливые ребята, у которых глаза горят. Мы могли бы оказать им всестороннюю поддержку, чтобы они, получив образование в духовной школе, вернулись обратно и помогали в осуществлении тех задач, которые стоят перед Церковью — и образовательных, и миссионерских, и социальных. Но прежде всего хотелось бы, чтобы они могли быть добрым примером для своей паствы, верили в то, о чём проповедуют, и могли за собой людей вести.

Где остальные семь?

Вторая проблема — наша епархия сегодня стала очень непривлекательным местом с точки зрения перспективы, будущего. У людей семейных возникают вопросы о будущем детей, о перспективе того, что называют земным, человеческим счастьем. С этой точки зрения эта территория непривлекательна, опасна, и служение здесь для духовенства, особенно на тех приходах, где есть опасность при возобновлении боевых действий взрывов и разрушений, — это подвижническое служение.

Хиротония

Слава Богу, что среди нашего духовенства таких подвижников оказалось немало — осталось намного больше священников, чем ушло. Но вот как сегодня заинтересовать молодёжь, чтобы она сюда пришла?

С другой стороны, эта проблема ограждает нас от большого количества тех людей, которые пришли бы служить, как говорят в народе, «не ради Иисуса, а ради хлеба куса». Может быть, и лучше, что сегодня так, и у нас нет ажиотажа, наплыва, очереди в приёмной.

К нам не возвращаются даже те семинаристы, которые направлены сюда распоряжением учебного комитета. Они находят себе другие, более спокойные епархии. Из девяти абитуриентов в прошлом году вернулись только два. Где остальные семь? Я даже не знаю. Мне ни один из архиереев не сообщает. То ли они вообще отказались, передумали служить, то ли служат где-то в других епархиях, но делают это тихо, чтобы я об этом не знал.

Среди массы духовенства в каждом благочинии есть несколько человек, у которых горят глаза, которые полностью отдают себя служению, стараются делать всё для Церкви, для людей. Как правило, один и тот же человек идёт и в школу, и в институт, и в дом престарелых. И, конечно, с тем объёмом работы, который есть, они не справляются. «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9:37). Если люди пойдут туда, потому что их заставили — как правило, такая работа не приносит никакого результата. Они могут отчитаться, что они были, но если у них глаза потухшие, и они сами пришли туда только потому, что им нужно отчёт написать, это видят и чувствуют те люди, к которым они пришли. Кто за ними пойдёт, кто их послушает? Было бы хорошо, чтобы эти ответственные церковные послушания, о которых мы так часто и много говорим, исполняли те люди, для которых это их любимое дело, которых не надо заставлять и подталкивать.

Я с большим уважением отношусь к тому духовенству, которое трудится по-настоящему, которое делает большой объём работы. У нас таких священников много, но их не хватает. Я понимаю, что они ниоткуда не придут почётным строем, их нужно воспитывать, растить, и это длительный процесс. Это одна из проблем, которая тормозит развитие церковной жизни в епархии.

Линия фронта передвигается, а люди остаются

— Время от времени наших священников обвиняют том, что они поддерживают одну из противоборствующих сторон. Какую позицию Церковь занимает в вооружённом конфликте на Донбассе на самом деле?

Митрополит Горловский и Славянский Митрофан

— Сама жизнь подсказывает нам, какой должна быть наша позиция. Вот началась война. Война между теми людьми, которые составляют твою паству. Сегодня эти люди находятся на противоположных сторонах линии фронта. В таком конфликте, как на Донбассе, довольно трудно рассуждать на тему, кто первый начал, у кого было больше прав взять в руки оружие, кто имел или не имел права наступать, кто нарушил закон, кто его не нарушил.

Война — это очень грязная и некрасивая вещь. Сегодня от войны устали все, особенно те, кто находится здесь, на этой территории — и военные, и гражданские. Хочет воевать небольшой процент людей, для которых война — их внутреннее состояние, и им она необходима для того, чтобы они чувствовали свою полноценность. Большинство людей хочет, чтобы война закончилась.

У Церкви, оказавшейся в таких условиях, с одной стороны, есть соблазн, поддавшись эмоциям, занять чью-то сторону, но с другой стороны, ты понимаешь, что рано или поздно боевые действия закончатся. Рано или поздно любые войны заканчиваются переговорами, перемирием.

Церковь не призвана давать политическую оценку каким-то событиям или вмешиваться в экономику, в боевые действия. Ведь нам, по сути дела, с точки зрения церковной, не так важно, где будет проходить граница, на каком языке будет разговаривать человек. Нам важно, чтобы его душа пришла к Богу, чтобы человек, будучи чадом Церкви, не оказался в ситуации, когда он не может переступить порог церковный по каким-то политическим соображениям. Чтобы он не сказал: «Я не могу зайти в храм, потому что здесь служит священник, который говорит то-то, или проповедует это и это, или призывает к тому-то и тому-то». А ведь священник — тоже человек, и у него тоже есть соблазн публично выражать свою точку зрения…

Мы, как мне кажется, заняли единственно верную позицию: полное невмешательство в политику. Мы никак не комментируем ни боевые действия, ни политическую ситуацию, ни поступки — ни с той, ни с этой стороны — тех людей, которые что-то провозглашают и к чему-то призывают. Мы занимаемся сугубо церковным делом. Мы хотим, чтобы Церковь стала местом, куда бы мог прийти любой человек, независимо от его политических взглядов, чтобы получить ответы на те вопросы, которые он задаёт Богу. На другие вопросы пусть отвечают другие.

Приходя в храм, человек не должен переживать, кто служит в этом храме, какую политическую силу он поддерживает, чем он занимается. Мы эту задачу выполняем. Линия фронта передвигается, а люди остаются, они продолжают ходить в храм, молиться Богу. И духовенство остаётся с людьми. Для меня, например, нет никакой разницы: молиться с людьми на той или на этой стороне, это всё моя паства. Если бы я занял какую-то политическую позицию, это бы означало, что автоматически часть людей перестала бы мне доверять как священнослужителю. И не только мне — любому другому священнику. Он стал бы для них политическим оппонентом. Именно этого мы стараемся избежать. Мы стараемся, чтобы у людей осталась возможность хотя бы в храме не думать и не говорить о политике, а молиться Богу и думать о спасении души.

С ненавистью в сердце говорить о мире и о любви нет никакого смысла, потому что этим словам никто не поверит, их никто слышать не будет. Говорить о любви нужно с любовью, говорить о прощении нужно тогда, когда ты готов это прощение нести и сам подаёшь пример, как нужно это делать. И для Церкви сегодня это важная задача — чтобы те люди, которые приходят в храм, может быть, с ненавистью, с непрощением, выходили из него с желанием полюбить своего ближнего и с желанием его простить, потому что без этого никакой конфликт никогда не остановится. Это трудная задача, но её нужно решать.

Настоящий священник не позволит себе популизма

Нас много раз пытались обвинять в том, что мы занимаемся политической деятельностью, поддерживаем одну из сторон, но когда дело доходило до вопросов: кто, когда, где, что говорил, к чему призывал — таких фактов никто привести не мог. В сегодняшний день это даёт нам возможность открыто совершать своё служение на обеих сторонах линии разграничения и спокойно, уверенно, честно смотреть людям в глаза.

Есть «бродячие священники», которые не приписаны ни к какому приходу, ни к какой епархии, о которых нам ничего неизвестно. Они регулярно появляются то на той, то на этой стороне. У каждого своя цель: сфотографироваться, что-то рассказать, где-то показаться, потом они этим гордятся и бравируют. Я не знаю, зачем им это нужно. За них мы не можем нести ответственности, потому что они не наши клирики, они не получали благословения на свою деятельность, их никто сюда не присылал. Зачастую это даже не священники, а переодетые самозванцы, вообще далёкие от Церкви люди. То, о чём они говорят, что они проповедуют, ничего общего ни с Евангелием, ни с церковной жизнью не имеет.

Каждый священник, клирик той или иной епархии, имеет указ правящего архиерея. Понятно, на каком приходе он служит, какое церковное послушание несёт. И понятно, что он за это несёт определённую ответственность и перед епархией, и перед законами государства, в котором он совершает своё служение. Поэтому он не может себе позволить безответственных вещей — глупых высказываний, популизма и всего остального, что присуще этим бродячим гастролёрам, которые ни за что не отвечают, сегодня здесь, завтра там. Но это явление неконтролируемое, стихийное. Оно абсолютно никак с епархиальной церковной жизнью не соприкасается. Мы о таких фактах тоже знаем, но мы не можем на них никак повлиять, это не наши люди.

В целом епархия — это единый целый организм, несмотря на то, что она разделена линией фронта. Регулярно совершаются богослужения с обеих сторон, раз в месяц проводятся собрания благочинных. Священники имеют возможность приезжать на приём в епархиальное управление, я имею возможность выезжать тогда, когда мне необходимо, чтобы служить литургию, общаться с духовенством и монашествующими.

Есть определённые трудности, но они чисто технического характера — туда, куда раньше можно было добраться за час, теперь нужно шесть часов ехать, а на поездку, которая раньше занимала день, теперь нужно потратить несколько дней. Но, может быть, это сегодня для нас проблема, а дальневосточные архиереи надо мной смеяться будут — им на приход приходится на вертолёте добираться или на снегоходе. Не нужно думать, что эти обстоятельства делают жизнь невыносимой, а служение каким-то подвижническим. Это обычная работа, которая стала чуть-чуть сложнее.

Гораздо сложнее добиться, чтобы люди, несмотря на несправедливость всего происходящего, сохраняли свои человеческие качества, не потеряли свою христианскую совесть, чтобы у них была та красная черта, которую они никогда не смогут переступить, потому что они христиане, потому что для них важно сохранить своё христианское звание.

И брёвна, и рёбра

— Хватает ли Донбассу храмов? Что сейчас важнее — строить новые или привлекать людей в действующие?

— Я не могу сказать, что нужно противопоставлять эти вещи. Должен быть параллельный процесс. Там, где храмов нет, их нужно строить. У нас около сотни приходов, где люди собираются на богослужение в молитвенных домах, приспособленных помещениях. Давайте мы будем смотреть хотя бы на пятьдесят лет вперёд: что будет в этом бывшем ДК, бывшем военкомате или бывшем детском садике? Сегодня там собирается община, там молятся люди, регулярно совершается богослужение, есть священник, эти здания ремонтируют. Но перспектива — рядом или где-то поблизости, в удобном месте, строительство храма. Перед общиной стоит задача обязательно что-то для этого делать. Каждый год нужно делать хотя бы шаг вперёд, чтобы рядом появился храм.

Освящение Казанского храма в Горловке, 2014 г.

Где-то возникает необходимость открытия новых приходов — там, где их никогда не было. Люди хотят, чтобы у них появился храм, они хотят там собираться вместе и молиться, и обращаются с этой просьбой к архиерею. По мере появления таких просьб и необходимости мы будем открывать новые приходы и строить новые храмы. И это ни в коем случае не будет мешать основной деятельности: конечно, храмы строятся для того, чтобы туда шли люди.

Мы не можем привлекать людей с помощью какой-то рекламной кампании. Мы не говорим: приходите, и у вас всё будет хорошо и легко. В Церкви вообще трудно жить. Я не знаю, как можно привлечь людей в Церковь человеческими средствами. В Церковь людей привлекает только благодать Божия, когда у человека появляются внутри вопросы, и вся его прежняя жизнь начинает ему казаться какой-то неполноценной и несовершенной без Бога и общения с Ним. Это и приводит человека к религиозным поискам и ведёт его в Церковь.

Наша задача — быть для таких людей ориентиром, взять их за руку и помочь им сделать следующие шаги навстречу Богу. Ввести их в полноводную реку церковной жизни, таинств, богослужения, традиций, Предания церковного, научить их всему тому, что есть в Церкви на протяжении уже двух тысячелетий, чтобы они стали членами Церкви, членами Тела Христова, сознательными христианами. Это невозможно сделать без нравственного авторитета священнослужителя. Невозможно это сделать и не имея храмов, не совершая богослужений.

Я помню, совсем недавно Патриарх высказался о том, что никакие мероприятия и никакие проекты — образовательные, социальные, молодёжные, любые другие — не могут поменять человека. Человека может поменять только полноценная церковная жизнь, богослужение, участие в таинствах — а это происходит в храме. Без храма человек не поменяется, он не станет другим.

Нужно всё делать одновременно — и людей к Богу приводить, и миссионерской работой заниматься, и проповедью, и социальной работой. Церковь должна совершать дела любви и милосердия, для христиан это должно быть естественным проявлением их христианской жизни. Но при этом надо продолжать строить храмы.

Это необходимо и в Горловке, кафедральном городе. У нас есть места, где храмы не достроены, где они были построены и разрушены в ходе боевых действий, где их надо восстанавливать, где начато строительство и остановлено, потому что сейчас невозможно его продолжать в этих условиях. Но жизнь не стоит на месте. Мы надеемся, что война закончится, и мы продолжим это делать. Много людей через строительство храмов приходит к Богу, и это тоже не нужно сбрасывать со счетов.

«Нецерковная» деятельность Церкви

— Что Церковь может сделать, чтобы людям захотелось ходить в храм и строить отношения с Богом? Какие направления работы на приходах стали приоритетными и приносит ли это результаты?

— А для чего же ещё ведётся просветительская, миссионерская работа? Для чего священник ездит по школам, зачем воскресные школы? Для чего мы проводим разные общественные мероприятия — концерты, выставки, крестные ходы, литературные вечера? Только для этого.

Благотворительный обед

Для чего ведётся социальная работа? Помогая людям в их материальных нуждах, мы не говорим, что мы вам поможем в обмен на то, что вы придёте в Церковь и будете молиться Богу, но всё равно это ведь какой-то след в душе оставляет. Есть вероятность, что какие-то вопросы к своей душе у этих людей появятся.

Любая деятельность, которую ведёт Церковь, и которая на первый взгляд даже может казаться нецерковной — например, какой-то праздничный концерт, который организовали дети, — направлена на то, чтобы оставить добрый след в человеческой душе и человеческом сердце.

Мы кормим людей. Приходит поесть 400-500 человек. На богослужение 400-500 человек приходит по большим праздникам. Понятно, что людей, которые приходят поесть, гораздо больше, чем тех, кто приходит на службу. Но если из этих четырёхсот человек хотя бы четыре человека, которые раньше на службу не ходили, зайдут в храм помолиться Богу — сначала на минуту, а потом, что-то услышав, останутся на вечернюю службу, придут на исповедь и на причастие — это будет хороший плод.

Зачем священник активно откликается на приглашения на разные общественные мероприятия, которые, казалось бы, прямого отношения к церковной жизни не имеют? Чтобы напомнить людям о том, что есть ещё одна сторона жизни, которая для человека имеет не менее, а более важное значение, чем все другие стороны.

У нас есть спортивные секции, где священники занимаются с ребятами. Казалось бы, спорт и церковная жизнь не должны пересекаться, они не совсем в одной плоскости. Не обязан священнослужитель ходить в спортивную секцию. Но кто-то из спортсменов потом становится ещё и членом Церкви.

Бывают обстоятельства, которые приводят человека в церковь напрямую. В этом случае нужно говорить с ним о самом главном, хотя не всегда именно с вопросом о самом главном человек приходит в храм. Здесь уже вопрос к священнослужителю: способен ли он помочь человеку реализовать это желание прийти в храм и что-то в храме получить, потребность приходить туда ещё и ещё, снова и снова, но уже, может быть, не для того, зачем он пришёл в первый раз, а для того, ради чего Церковь существует. Это то, чем должны заниматься непосредственно клирики и их помощники, которые находятся в храме.

Способы привести людей в храм разные. Они зависят от места, где служит священник, внешнего окружения, от того, село это или город, кто рядом находится — воинская часть, или больница, или дом престарелых, или интернат. Главное — чтобы люди чувствовали, что священник любит то, чем он занимается, и любит их, а не относится к ним потребительски. Пусть священнослужитель спросит самого себя: всё ли я делаю для того, чтобы приходская жизнь менялась в лучшую сторону? Чтобы люди не уходили из храма, а, наоборот, приходили? Если этот вопрос есть, если есть у священнослужителя потребность в том, чтобы трудиться не только в ограде церковной, но и за её пределами, если он ищет возможности, как прийти к людям, как выйти им навстречу, то тогда, я думаю, ему самому становится понятно, что надо делать и как себя вести. Всё зависит от нас.

Трудности преодолимы

— Что самое трудное в служении архиерея?

— Трудно выделить что-то самое трудное. Мне бы, наверное, труднее всего было ничего не делать. Или видеть, что то, что ты делаешь, никому не нужно. Конечно, у каждого человека в жизни есть разочарования, когда ты вкладываешь душу, сердце, а потом видишь, что это не нужно, или неправильно используется, или неправильно понято. Но так бывает, наверное, не только у архиерея.

Когда ты занят своим делом, когда ты любишь это дело, понимаешь востребованность того служения, которое тебе приходится нести, любые возникающие трудности ты воспринимаешь как не самые трудные. У меня были трудности, но я не был в ситуации, когда побеждают уныние, апатия, печаль, и не знаешь, что делать.

Когда видишь, что горит храм, который ты строил, вложил в него душу, а в него два снаряда прилетели — трудно? Да, трудно. Когда священник оставляет приход — тоже трудно. Наверное, примерно одинаковые чувства испытываешь в эти моменты. Когда людей убивают, которых ты знал, которые были твоими прихожанами — трудно. Когда вокруг клевета, ненависть, вражда друг с другом, или непонимание того, что ты хочешь объяснить, или непонимание друг друга в среде духовенства — это тоже трудные вещи. Но это не те трудности, которые могут привести к отчаянию.

Долгосрочная перспектива под обстрелом

— Можете поделиться планами на будущее? Какой Вы хотите видеть Горловскую епархию через 10 лет? Через 50?

— Минимум — нужно сохранить то, что есть, но это не может быть планом. Есть планы по дальнейшему строительству и украшению Богоявленского собора, приведению в порядок тех храмов, которые ещё не достроены и которые пострадали от военных действий. Я бы хотел, чтобы появились новые кадры, новые люди, с которыми можно было бы реализовывать все те задачи, которые сегодня стоят перед Церковью.

Мне бы хотелось, чтобы те документы, которые мы принимаем на общецерковном уровне, на уровне Межсоборного Присутствия, Архиерейских Соборов, нашли отражение в жизни нашей епархии, практически применялись на приходах. Мы сейчас над этим работаем.

Последствия артобстрела Иверского храма в Никитовке

Хотелось бы, конечно, чтобы закончилась война, и можно было строить планы на долгосрочную перспективу. Я могу пример привести: в 2016 году я решил в Никитовке достроить храм — покрыть крышу, поставить купола и внутри провести штукатурные работы, чтобы в 2017 году сделать отопление, снаружи поштукатурить, и там можно было бы начать первые богослужения. Черепицу нам удалось завезти ещё до войны, и окна там уже стояли. Храм в византийском стиле — небольшой, но очень красивый и уютный должен был быть.

В Никитовке храм необходим. То, что там есть сегодня, молитвенный дом в честь святителя Николая, держится на честном слове. Стены, потолок провисшие. В ближайшем будущем с этим зданием может всё, что угодно, произойти, и людям просто негде будет молиться.

Два раза были прямые попадания в строящийся храм. Крыши нет. Купола побиты, окна все выбиты. Штукатурка, которую начали делать в куполе, тоже пострадала. Рабочие разбежались. Они ко мне пришли: что нам делать? Я говорю — конечно, уходить. Как я вам могу гарантировать безопасность вашей жизни? Ведь прилетало не только ночью, но и днём. На том все планы и закончились. И это касается любых сторон жизни.

Завтра мы будем тем, что мы делаем сегодня

Но я боюсь того, что под видом войны, когда нельзя строить никаких планов, может прийти некое расслабление — давайте мы будем просто сидеть и ничего делать. Так тоже жить нельзя, потому что мы завтра будем тем, что мы делаем сегодня. Каждый епархиальный отдел, каждый приход перед собой ставит цели на год. Я прошу, чтобы эти планы предоставили правящему архиерею.

Планирую сейчас встретиться с духовенством каждого благочиния в отдельности, чтобы от каждого священника услышать, что он считает нужным сделать для улучшения церковной жизни на приходе в этом году. На каждом приходе это разные задачи. Что для одного прихода уже пройденный этап, для другого — цель, которой хочется достичь в обозримом будущем. Над этим мы работаем, формулируем сами для себя какие-то цели и задачи, и потом в конце года обсуждаем, что нам удалось сделать, что нет, и почему. И я должен сказать, что это помогает не топтаться на месте, а двигаться вперёд.

На Борисо-Глебском приходе г. Часов Яр

Мы точно не будем ограничиваться только совершением богослужений. В каждом направлении церковной жизни должны делаться хотя бы небольшие шаги вперёд. Это то, о чём мы говорим с духовенством, друг с другом, на собрании благочинных, на встречах со священнослужителями.

Конечно, говорить о таких глобальных проектах, как строительство духовно-просветительского центра, которое было начато до войны, сейчас пока не приходится. Мы не можем до конца доделать то, что ещё нужно доделать в верхнем храме Богоявленского кафедрального собора, но это не повод опускать руки.

Цена успеха

За прошедшие десять лет я понял, что ничего стоящего вообще нельзя сделать ни в церковной жизни, ни, наверное, в жизни повседневной, если ты не готов все свои силы отдать ради того, что ты делаешь. Любой человек, если он ставит перед собой какую-то цель, прежде всего должен себя спросить: готов ли я всё, что у меня есть, все мои силы, способности, таланты, здоровье, возможности отдать ради того, чтобы достичь этой цели? И если да, то Господь на это отвечает и посылает и благодать, и разум, и благословение, и помощь. Если нет — я даже не знаю, как можно что-то по-настоящему большое сделать без этой решимости.

Это, наверное, одна из самых важных вещей, которую должны понять все люди, которые приступают к деланию на ниве церковной: нужно уметь отдавать всё, что у тебя есть, ничего не жалеть. Тогда приходит помощь от Бога, и ты начинаешь видеть Его реальное участие в твоей жизни и в жизни тех людей, которые тебя окружают. Пока ты «на холостых оборотах» — ничего этого не происходит. Это мой личный опыт, которым я хотел бы поделиться со всеми людьми, которые хотят чего-то достичь в этой жизни, сделать что-то по-настоящему важное для Бога и для ближних.