«У нас приход уникальный: шесть храмов!»

Сайт «Православие.Ру» продолжает публикацию бесед с лауреатами Патриаршей премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия «За значительный вклад в развитие русской литературы». В этом году высокую награду получили Виктор Лихоносов, Борис Споров и протоиерей Ярослав Шипов. С протоиереем Ярославом Шиповым – сегодняшняя встреча.

Ярослав Алексеевич Шипов родился в 1947 году в семье журналистов, в 1974 году окончил Литературный институт, где учился в семинаре Сергея Павловича Залыгина вместе с такими известными писателями, как Георгий Баженов, Иван Евсеенко, Святослав Рыбас. Он начинал свой путь как прозаик, издатель, редактор, даже не помышляя о том, сколь резко повернется его судьба в зрелом возрасте. Лишь к 40 годам его стало наполнять религиозное чувство, которое в итоге сделало его действенным служителем Церкви. И вот уже более 20 лет отец Ярослав служит на Патриаршем подворье в Зарядье и в храме Василия Блаженного.

Протоиерей Ярослав Шипов

– Отец Ярослав, мы знакомы с вами с конца 1980-х годов, когда вы возглавляли отдел прозы в издательстве «Современник», где вышла моя самая первая книга «Похоронный марш», то есть уже 30 лет. Потом мы вместе работали в журнале «Наш современник». Вместе летали в Чечню во время боевых действий. Я бывал у вас на богослужениях. И вот впервые беседую с вами не просто так, за дружеским столом, а для того, чтобы запись нашей беседы увидели читатели сайта «Православие.ру». Насколько я знаю, вы родились в семье, где не говорили о Боге, о Христе, ваши родители вообще познакомились в журнале «Безбожник» – печатном органе Союза воинствующих безбожников, а в итоге их сын стал священником Русской Православной Церкви, лауреатом Патриаршей литературной премии. Разве это не удивительно?

– Конечно, удивительно. Но при таком факте биографии моих родителей я не могу сказать, что они были воинствующими безбожниками. Оба они появились на свет Божий еще до революции, были крещены и глубоко в душе несли свет этого крещения. Но судьба разными путями забросила их в журнал, которым руководил главный атеист страны Миней Губельман, более известный под псевдонимом Емельян Ярославский. Мама Анастасия Ивановна по окончании Воронежского университета получила распределение в этот печатный орган. Отец Алексей Алексеевич Шипов начинал трудовую биографию столяром, в «Безбожнике» работал на какой-то технической должности и лишь впоследствии тоже стал журналистом.

– А ваши родители что-то рассказывали о своей молодости, вспоминали работу в «Безбожнике»?

– Нет. Вообще в годы моего детства не принято было вспоминать прошлое. Воспоминаниями рождались оценки. Высказанные вслух, они могли вылететь за пределы семьи, а это могло привести к невеселым последствиям. И я не помню, чтобы мои родители вспоминали о двадцатых и тридцатых годах. Во время Великой Отечественной войны мама работала в «Комсомольской правде» и сразу после освобождения Сталинграда была направлена туда в составе выездной редакции. А отец, который к началу войны окончил Высшие офицерские курсы «Выстрел» и стал офицером, служил в газете Первой ударной армии «На разгром врага». В конце войны его забросили в словацкие Высокие Татры в партизанский отряд. Вероятно, вовсе не как репортера – оттуда ничего не сообщишь, – а как военного инструктора.

– Я, кстати, тоже в 1989 году окончил курсы «Выстрел». Жаль, что в 2009-м их расформировали… А о войне ваш отец вспоминал?

– О газете вспоминал часто. Редакция была маленькой – человека четыре, кажется. Среди них – Светлов. Так вот Михаил Аркадьевич, не побоюсь игры слов, оставил у него самые светлые воспоминания. За всю войну мать с отцом встречались лишь несколько раз. Однажды мама приехала в расположение отцовской части, и Михаил Аркадьевич встретил ее стихами: «Средь шумного ненастья, / К нам вдруг явилась Настя. / И я подумал, выпив: / А где товарищ Шипов?» А товарищ Шипов в это время был у зенитчиков, которым удалось сбить немецкий разведывательный самолет, прозванный «рамой»: он с двумя тонкими фюзеляжами, и в него трудно было попасть. Ну, а после войны отца определили в «Красную звезду», где он работал, пока хватало сил.

Лауреаты Виктор Лихоносов, Владимир Крупин и протоиерей Ярослав Шипов

– В то тяжелое, но счастливое послевоенное время 70 лет назад и появился на свет будущий лауреат Патриаршей премии. Который, как я понимаю, воспитывался отнюдь не в религиозном духе.

– Не в религиозном. Но в близком к христианскому. Честность, служение стране, людям, самоотверженность. Духовное выше материального.

– Наверное, человеку, воспитанному в советских идеалах, легче стать православным, чем носителю буржуазных идей. Вы, отче, один из немногих, кто сначала стал признанным писателем, обладающим своим неповторимым стилем, душевной тональностью, а потом сделался священником. В 1980-х вышли ваши яркие книги: «Путешествие на линию фронта», «Шел третий день», «Западная окраина», «Уездный чудотворец»; вы стали работать в писательских организациях и могли бы, наверное, сейчас возглавлять одну их них. И вдруг в 1990-е годы появляется писатель-священник. Что привело вас к такому повороту судьбы?

– Охота. Я был страстным охотником. Купил себе старую заброшенную избенку в медвежьем углу на Вологодчине в качестве охотничьего домика, из которого отправлялся побродить c ружьецом. И мне это нравилось. Да и семье прикорм.

– Конечно, времена-то были какие! Как только ни приходилось людям кормить свои семьи. А потом, став священником, вы перестали охотиться?

– Пришлось отказаться. Священнику не положено. Только если уж совсем голод.

Для меня охота – образ жизни. Ночевки в лесу, в степи, на болоте, даже в пустыне… Изучение повадок птиц и зверей…

– Вопрос не праздный. В детстве меня на лето вывозили в охотхозяйство, которым заведовал мой двоюродный дядька. При этом он сам не любил охотиться, и сыновья его тоже. И я, сколько ни пытался понять радости охоты, не сумел. Мне кажется, охотиться можно только когда и впрямь есть нечего. Всегда странно читать о том, как в прежние времена дворяне и цари не мыслили себя без охоты, ездили убивать зверье. Причем порою в огромном количестве. А однажды мне попалась книга главного редактора «Московского комсомольца» Павла Гусева с подборкой фотографий, где он изображен с убитыми им животными, и было сказано, чем он гордится – тем, что почти нет такого животного, которое он не убил. А если бы давали лицензию, он что, и людей бы?..

– Вы правы, Александр Юрьевич. Это уж никак не украшает человека. Но вообще-то охотничий инстинкт сокрыт где-то глубоко в душе мужчины с древнейших времен: надо было кормить семью.

В охоте я всегда находил нечто большее, чем стрельбу по животным. Для меня охота – образ жизни. Ночевки в лесу, в степи, на болоте, даже в пустыне… Изучение повадок птиц и зверей… Кровожадная охота не в русских традициях. Наша классическая литература воспитывала охотника-натуралиста, наблюдателя природы. И зоозащитника – вспомним дедушку Мазая.

Протоиерей Ярослав Шипов и семинаристы

– Простите, что увел от прямой линии разговора. И как же охота на Вологодчине привела вас к священничеству?

– Я перезнакомился со всеми местными жителями, они меня хорошо знали. Приближалось 600-летие села Верхний Спас, и местные жители захотели восстановить у себя храм, стали просить меня помочь, поскольку я из Москвы, имею какие-то связи. И я включился. От созданной общины верующих стал ходить по разным инстанциям, и в итоге зарегистрировали приход. Я считал свою миссию выполненной, однако, к полной моей неожиданности, благочестивые миряне написали архиерею письмо с просьбой о моем рукоположении для службы на этом самом приходе. Меня не предупредили. В старые времена существовала такая практика: если приход был настолько нищим, что ни один священник не хотел туда ехать, просили рукоположить кого-то из своих. Это был практически тот самый случай. К этому времени я уже крестился и потихоньку воцерковлялся: у меня были хорошие учителя – монахи Троице-Сергиевой Лавры. И тут архиерей приглашает меня телеграммой в гости. Помните, под Новый год был писательский съезд в Театре Советской армии?.. Прямо с этого съезда – на вокзал и в Вологду. Посидели с владыкой, поговорили, чайку попили и – обратно. Спустя десять дней опять приглашение, теперь – в Череповец. А я с саратовскими писателями на охоте где-то между Саратовом и Волгоградом. Приехал в Череповец, и меня рукоположили во диакона. А через полтора месяца – 24 февраля 1991 года – во иерея.

У меня были хорошие учителя – монахи Троице-Сергиевой Лавры

– И вы стали деревенским батюшкой, а через десять лет из-под вашего пера полились дивные строки о жизни сельского священника в постсоветском пространстве. Никогда не забуду того восхищения, с каким я прочитал ваши рассказы, написанные уже в качестве священника. Я руководил отделом прозы в журнале «Наш современник» и с огромной радостью начал публиковать новые произведения человека, который за несколько лет до этого выпустил мою первую книгу прозы в издательстве «Современник». В итоге новое тысячелетие вы встретили двумя изумительными сборниками прозы – «Отказываться не вправе» и «Долгота дней». Проникновенные слова написал о них критик Вадим Дементьев: «Шипов с особой теплотой и доверительностью рисует непростой духовный мир своих героев. Проза писателя-священника лишена назидательности и морализаторства, отличается умным и немного грустным взглядом на жизненные нестроения, чувством сострадания… Здесь, в вологодской глубинке, переплелись добрые и злые начала жизни, живут люди трудной судьбы, в них много темного, но немало и светлого, чистого, здорового… Конечно, его духовное пастырство накладывает отпечаток на сюжетные перипетии рассказов: все они так или иначе касаются вопросов веры, духовного самосовершенствования человека. Но даже встречаясь с непониманием своей миссии, а то и явной агрессией и невежеством, священник не озлобляется, а старается понять, вразумить заблудшие в безверии и нравственном ожесточении души, согреть их словом, хотя сам он как писатель замечает и нелицеприятно говорит о скрытых и явных пороках, которые присущи народу».

Протоиерей Ярослав Шипов в семинарии

– Весной прошлого года мы с женой и дочкой были в Париже, присутствовали на выносе тернового венца Спасителя в храме Нотр-Дам, которое совершается раз в месяц. Стояли в отдалении, ведь мы не католики. И вдруг одна из женщин-распорядительниц, в белом плаще с огромным красным крестом на плече, увидев нас, стоявших в отдалении, подошла и спросила, откуда мы. Я ответил, что из России. И она провела нас сквозь толпу верующих французов, дабы мы одними из первых приложились к величайшей святыне. То ли из-за того, что Наташа была в платке, то ли увидела наши глаза, в которых сияло не любопытство, а нечто гораздо большее…

– Замечательный эпизод! Я в Белграде в общей очереди стоял в цивильной одежде к Иерусалимской иконе Божией Матери. Вдруг оборачиваются: «Русский?» – «Русский». – «Свяштенник?» – «Да». И тут же меня потащили вперед, и покатилась волна возгласов: «Русский свяштенник! Пропустите!» Провели без очереди.

– Мне никогда не забыть, отче, как в Чечне, в селении Урус-Мартан, вы крестили солдат и офицеров перед сражением за село Первомайское, а мы с прозаиком Николаем Переясловым вам прислуживали!

– Да, такое не забывается.

– Отец Ярослав, несколько лет назад вы попали в автокатастрофу, которая сильно подорвала ваше здоровье. Как ваше нынешнее состояние?

– Случилось так, что машина, в которой я сидел рядом с водителем, врезалась в бетонный блок, положенный поперек трассы без предварительного предупреждения о дорожных работах. Раздробил бедро. Несколько операций, и все под общим наркозом. Эти события сильно обрадовали глаукому, и в итоге я почти ослеп. Очень плохо вижу. Когда мне Патриарх Кирилл вручал награду, я с трудом спустился со сцены, ногой нащупывая ступеньки. Там их всего три. Богослужение помню, а вот читать уже не могу. Но, как бы то ни было, службу не оставляю, в основном исповедую. Приходите почаще к нам на подворье, семью и друзей приводите.

Помню, окрестил как-то мужчину, а он вздыхает: «Я ведь был здесь парторгом…»

– Да, недавно мы всей семьей исповедовались у вас и причащались в престольный праздник храма Василия Блаженного. Народу – не протолкнуться. А всё равно удивительное ощущение свободы и радости! А потом – крестный ход вокруг самого известного в мире русского храма…

– У нас ведь приход уникальный: шесть храмов! А в седьмом – соборе святого Василия Блаженного – нам доверено совершать еженедельные богослужения: каждое воскресенье в 10 часов утра Литургия. Когда-то центр Москвы был плотно заселен, и у каждого храма была своя паства. А теперь поблизости жилых домов не сохранилось, и эти храмы составляют единый приход. Четверть века назад начинали служить в храме Зачатия праведной Анны, который находится на углу Китайгородского проезда и Москворецкой набережной. Сейчас он оказался в зоне, охваченной грандиозным строительством, и мы некоторое время не можем туда попасть. Потом стали осваивать храмы вдоль Варварки. Кого и чего там только не было в советское время! Музейно-выставочные залы, конторы, учреждения. Помню, окрестил как-то мужчину, а он вздыхает: «Я ведь был здесь парторгом…» Или, скажем, диакон, завершив каждение, возвращается в алтарь и докладывает: «Снегирей покадил, синичек тоже!»

Протоиерей Ярослав Шипов на рыбалке

– Это как?

– Музей богатство свое не успел вывезти, там на стенах ветки с чучелами птиц. В Знаменском соборе бывшего Знаменского монастыря какое-то время заправляли казаки. Именно там, кстати говоря, нашего знакомого – писателя Гария Немченко – избрали атаманом Московского казачества, там ему кричали: «Любо!» Между тем у этих храмов древняя и богатая история. Некогда здесь служил Святейший Патриарх Тихон. Здесь же – усадьба бояр Романовых. А одним из священников храма святого Георгия Победоносца был батюшка Василий Победоносцев – отец профессора словесности Московского университета Петра Васильевича Победоносцева и дед Константина Петровича Победоносцева, обер-прокурора Святейшего Синода. Прихожанином этого храма, уж так сложилось, был мой прадед, который квартировал здесь же, в доме священника. Так что можно предположить, попал я сюда неслучайно.

– Но вы и прозу не бросаете, недавно «Наш современник» опубликовал несколько новых рассказов, в которых чувствуется неослабевающая писательская сила. Вы, кстати, один из немногих авторов, которых я, будучи редактором, вообще не правил, настолько всё безукоризненно написано!

– В этом году мне исполнилось 70, но я чувствую в себе некоторые силы, и, если даст Бог, может, и еще что-нибудь напишется.

– Творческих успехов вам, дорогой отец Ярослав!