Сердце Новосельцева

Я люблю фильм Эльдара Рязанова «Служебный роман», потому что он – о любви.

«Снег холодный, сахар сладкий, – усмехнется, может быть, иной прочитавший, – ясно, что о любви, если – роман!»

Но в том-то и дело: очень разные вещи имеем мы подчас в виду, произнося слово «любовь». Качественно разные. Меж «любовью-морковью» и той любовью, которая не ищет своего (1 Кор 13: 5) пролегает бездна.

О какой же любви «Служебный роман»? О той, которая творит чудеса. Какая любовь творит чудеса, как вы думаете?.. Конечно, та, которая любит не ради собственного удовольствия, не ради наслаждения. Любовь чудотворна, когда человек любит в определенном смысле ради самой любви, потому что ею, сознательно или бессознательно, живет; когда человек не отделяет своего счастья от счастья ближнего; а счастье – это совсем не то, что удовольствие или наслаждение. Наслаждение – одно из двух, либо следствие счастья (тогда все в порядке), либо компенсация его отсутствия.

Любовь, которая исцеляет тяжелораненых, приводит в норму свихнувшихся, возвращает к жизни омертвелых – по происхождению своему глубинна и потому сама видит очень глубоко. То, что не дает ходу любви поверхностной и эгоистичной, для чудотворящей любви вовсе не преграда. Она проходит сквозь всё это, как луч сквозь пыль и паутину запущенного окна. Она только сильней от того, что должно, казалось бы, сделать её – любовь к конкретному человеку – невозможной.

Впрочем, герой «Служебного романа» Новосельцев к подобным метафорам не прибегает, и рассуждения такого рода ему несвойственны. Он вообще очень мало рассуждает, мало формулирует. Новосельцев живет сердцем, совершенно не отдавая себе отчета в его, собственного своего сердца, зоркости. Его сердце видит прекрасную женщину сквозь тот уродливый панцирь, который она на себя надела.

Любовь Новосельцева творит чудо – панцирь рассыпается на куски, красота выходит – не просто на свободу, а навстречу любви. Ну а что же Новосельцев? Он не видит в этом никакой своей заслуги, он не приписывает чуда себе. Новосельцев одновременно и рад, и смущен: что он, жалкий клерк и отец-одиночка, может дать ей – эффектной женщине, ценному специалисту и успешному руководителю?..

А женщина знает, что нашла алмаз. Знает безошибочно, потому и идет к нему бесстрашно. Будьте уверены, она ухватится за свое счастье крепко. Но крепко не значит эгоистично. Крепко – значит, жертвенно. Помните того человека, который, узнав о сокровище, скрытом на поле, продал разом все свое имение лишь бы купить это поле (Мф 13:44)? Поле само по себе – гораздо дешевле сокровища, конечно.

Счастье тысячекратно дороже всего того, что мы можем за него отдать. Но лишь отдав за него всё, мы поймем, что получили его даром.

«Служебный роман», как всякий кинороман, кончается объятиями, поцелуем и сообщением о том, что через девять месяцев у Новосельцевых родится третий мальчик. К счастью для «Служебного романа» и для любящих этот фильм зрителей, продолжения никто не сочинил: нет ничего хуже надуманных продолжений известных сюжетов, в большинстве случаев это просто спекуляции. Хорошо, когда в конце фильма у зрителя возникает чувство неизвестного нам завтрашнего дня. Радостное чувство будущего необходимо нам в искусстве, потому что необходимо в жизни. Но сейчас мы все же оглянемся на прошлое. Прошлое, в котором лежат обломки панциря, в котором живет память о жесткой директрисе с тяжелой походкой, гнусавым голосом и прической под покойника…

Обломки тоже пугают, они тоже ранят. Тем более, что они очень близко лежат на самом деле – и у многих…. Панцири ведь бывают разные. Шокирующий вид юной неформалки – с пирсингом, татуировками, сиреневыми волосами и т.д. – это ведь тоже своего рода панцирь.

Я ходила в панцире – в брезентовой рабочей куртке, старых штанах и мужских ботинках – всю юность; я именно в этом наряде защищала университетский диплом. Меня ругали, за меня переживали, надо мной смеялись. Мне говорили, что так нельзя, что я должна выглядеть иначе, потому что такую меня никто не полюбит. А я бессознательно ждала того, кто полюбит меня именно такой. Чтоб выйти из панциря уже навстречу любви. Настоящей, а не той, которая ищет внешнего. Неправильно? Не реалистично? Да, это, скажем так, крайность, это юношеское неумение избегать крайностей. Но мой случай – один из миллионов. И всем, кто с этим, так или иначе, столкнулся, нужно знать: ругания и увещевания не помогут.

Ничто, кроме подлинной, глубинной, умной любви (не обязательно в романическом, может быть, в отеческом, пастырском, да просто в дружеском ее выражении) – человека не вылечит, из панциря на свет не извлечет.

Этому тоже учит «Служебный роман». Бесконечно смешной и бесконечно грустный – потому что с золотыми россыпями человеческих душ в нем, как, конечно, и в жизни, соседствуют и глупость, и суетность, и пошлость, и подлость, и предательство. Причем, не только крупное, но и то повседневное мелкое предательство ближних, которое выражается в насмешках, сплетнях, в безответственном разбалтывании чужих тайн…

Но вряд ли мы негодуем, смотря в экран, скорее, мы улыбаемся – ведь все это смягчено мягким и кротким, понимающим и прощающим… может быть, воистину христианским рязановским юмором.