Одного духа – Христова

Казалось бы, разве может быть опасен для властей тяжелобольной человек – парализованный инвалид, прикованный к постели? Оказывается, может – силой своей веры и преданности Богу. А еще примером стойкости и духовным влиянием на людей. За это в кровавом 1937-м был расстрелян Феодор Тобольский. О нем и его семье – наш рассказ, основанный во многом на воспоминаниях тобольчан.

Мученик Феодор Тобольский

«Крест болезней и скорбей благодушно нося»

Феодор родился в 1895 году в семье Михаила и Елизаветы Ивановых, живших в Тобольске. Семья была очень религиозной. Трудолюбие и желание помочь ближнему были главными добродетелями ее членов. Ивановы нередко хоронили за свои деньги безродных, кормили голодных. Делу милосердия служили позже и выросшие дети. Вспоминают, что сестра мученика Феодора Тобольского Евлалия Михайловна много лет оказывала помощь старикам в доме престарелых. Хлебосольный дом Клавдии Михайловны и Евлалии Михайловны всегда был открыт для священников, которые в разные годы служили в Тобольске. Они никогда не забывали дни рождения своих знакомых и близких: именинники обязательно получали в подарок вкуснейшие торты и другие сладости, изготовленные руками сестер.

Но главное – в этой семье царила любовь. Те, кто знал о жизни Ивановых, отмечают особенные – теплые и сердечные – отношения между ними, а они могут взрасти и окрепнуть только на основе духовной близости во Христе.

В 1911 году умер глава семьи. И на руках Елизаветы Алексеевны осталось 10 человек детей, младшему из которых было всего десять месяцев. Она вынуждена была поступить на работу: устроилась на место мужа – Михаил Иванов служил курьером и сторожем в архиве Тобольска, – при этом еще и подрабатывала рукоделием.

«Оставшись без мужа вдовой с детьми без всяких средств к существованию, – вспоминала о матери Евлалия Михайловна в одном из писем, – она сумела поднять всех; кротость, смирение, а главное – вера в Бога и упование на Него помогли достойно перенести все трудности». А трудностей и испытаний было с избытком: одного из сыновей, Феодора, мучил тяжелейший недуг.

Есть несколько объяснений того, как заболел Феодор. Одни свидетельствуют о том, что тобольский собор, в котором он с детства прислуживал, был холодным и мальчик постоянно сильно простужался; другие говорят, что болезнь развилась у Феодора после охоты, на которой он был вместе с отцом. Как бы то ни было, в 13 лет у него начался суставной ревматизм, и через год Феодор стал инвалидом – паралич ног.

Первые несколько лет болезни мальчика терзали такие сильные боли, что временами он кричал – когда уже не было сил терпеть. По воспоминаниям Евлалии Михайловны, болезнь не озлобила Феодора: его родные ни разу не слышали от него грубого слова. Весь – смирение и кротость.

В 1916 году, во время торжественной канонизации святителя Иоанна Тобольского, Феодора посетила Александра Васильевна Дулепова, знакомая с семьей Государя, и предложила матери Феодора, Елизавете, показать сына доктору Деревенко, лечившему наследника. После осмотра доктор сказал: «Диагноз правильно поставили, а вот лечили неверно. К сожалению, не имею возможности взяться за его лечение, а то бы он у меня по комнате с палочкой, но похаживал».

Тогда Александра Васильевна договорилась, что во время праздничной службы прославления Иоанна Тобольского 10 июня 1916 года (это была последняя канонизация синодальной эпохи в Российской Церкви) Феодора приложат к мощам святителя.

Было множество народа: архиереи, священники, паломники со всей России; во время пения «Хвалите имя Господне…» Феодора приложили к святым мощам, и с этого времени боли у него прекратились. Но на ноги он так и не встал. 28 лет, прикованный к постели, продолжал он терпеливо нести свой жизненный крест.

За его глубокую веру народ относился к Феодору с большим уважением, посещали его и монахи, священники, архиереи. Характерное воспоминание: иной раз в соборе шла всенощная, начиналось елеопомазание, архиерей сколько-нибудь народа помажет, его заменит священник, а архиерей уходил к Феодору, его помазывал, а затем всех домашних. Люди духовные видели особое избранничество Божие Феодора.

Раиса Александровна Редикульцева, жительница Тобольска, передает рассказ сестры Феодора Евлалии Михайловны. Праведник внимательно следил за духовным состоянием своих близких: «Сестры пойдут в храм, он их наставляет: “Вы уж ни на кого не смотрите, только молитесь. А потом придете и мне все расскажете, какого Апостола, какое Евангелие читали”. “И мы стоим, не шелохнемся, – говорила Евлалия Михайловна. – Боимся хоть слово пропустить”».

Феодор много молился, показывая окружающим пример того, какова должна быть жизнь истинного христианина. Жизнь эта, конечно, не могла быть не замечена людьми, так как, по слову Христа, не поставляют светильник под спудом, но на свешнице, и светит всем (Мф. 5: 15). И о праведнике пошла молва в народе. К Феодору Михайловичу стали ходить люди за советом и утешением еще в дореволюционное время.

Но особая потребность в духовном утешении у верующих появилась после революции. Один за другим стали закрываться храмы, священников арестовывали, тех, кто открыто исповедовал православную веру, преследовали.

Семья Ивановых (в центре мама – Елизавета Алексеевна)

«Гоните попов!»

Тобольск конца 1920-х – начала 1930-х годов. Машина антирелигиозной пропаганды набирала свои обороты. Союз воинствующих безбожников, созданный в 1924 году, насчитывал в своих рядах к концу 1920-х миллионы граждан страны Советов. Так, всем окружным советам Союза безбожников Уральской области в течение 1929 года из центра предписывалось провести вербовку в ряды СВБ 100 тысяч новых членов, в том числе 3 тысяч по Тобольскому округу.

Публикации в прессе, многочисленные карнавалы с чучелами священников, факельные шествия с лозунгами «Гоните попов из рабочих квартир!», «Даешь собор под кино!» и т.д. В Тобольске кучка активистов-безбожников организовала «массовую волну требований» закрыть храмы. За стенами тобольской тюрьмы по ночам уже звучали выстрелы, и сотни родственников и знакомых после арестов не возвращались в семьи и на предприятия. Попробуй не подпиши эти требования – в те годы это могло значить лагеря и расстрел.

И советская власть удовлетворяла «инициативы трудящихся масс». В середине 1929 года была создана комиссия, состоявшая из представителей админчасти Тобольского горсовета, горкомхоза и технадзора, с целью выяснить, как общины выполняют договоры о содержании переданных им храмов. В результате работы комиссии в Тобольске было закрыто 16 храмов.

Закрытые церкви города как нельзя лучше подошли для размещения спецпереселенцев (раскулаченных), которые могучим потоком хлынули в 1929–1930 годах с Урала и из Центральной России в Сибирь. К лету 1930 года их скопилось в Тобольске более 30 тысяч человек. Внук одного из репрессированных вспоминал рассказ деда, оказавшегося в числе «врагов народа», как в Софийском соборе Тобольского кремля были устроены для сосланных нары, и однажды они обвалились под тяжестью тел. Что тут началось! Крики, стоны… Но тогда уже никто не считал, сколько погибло. Для советской власти это были «враги народа». На территории Абалакского мужского монастыря располагался пересыльный пункт для детей «врагов народа». И когда стали восстанавливать храм преподобной Марии Египетской, то при раскопках нашли многочисленные детские захоронения.

Страшное время проверяло людей на прочность. Вот, Я расплавил тебя, но не как серебро; испытал тебя в горниле страдания (Ис. 48: 10), – говорит Господь. Потеря близких, разрушение устоев прежней жизни, хаос, голод, братоубийственная гражданская война… А еще – гонения на тех, кто открыто исповедовал православную веру.

«И приставили к виску револьвер…»

Евлалия Михайловна вспоминала, как однажды, в первые годы после революции, ее вызвали в соответствующие органы. Феодор Михайлович очень уж раздражал представителей новой власти. Говорили резко, грубо, использовали все приемы психологического давления – добивались, чтобы она дала показания против брата. Когда все доводы были исчерпаны, приставили к ее виску револьвер. Сердце бешено билось в груди, но откуда-то из глубины его пробивалась молитва: «Аз есмь с вами, и никто же на вы». Она звучала все отчетливей и отчетливей. И казалось, что ты живешь уже в другом измерении и что все это – земное, сиюминутное и быстропроходящее. А впереди – жизнь вечная. И от того, как ты сейчас поступишь, во многом зависит твое будущее.

Сердце бешено билось, но откуда-то из глубины его пробивалась молитва: «Аз есмь с вами, и никто же на вы»

После Евлалия Михайловна поймет, как в такие минуты выковывается характер. И как близко Господь ко всем призывающим Его.

Этим людям присущи были мужество, внутреннее благородство. Но сильнее всякого страха был страх Божий, нежелание оскорбить Отца Небесного каким-либо грехом. Это рождается от глубокой веры и умения полагаться во всем на волю Божию.

Евлалия Михайловна не подписала показания против брата.

После революции ее уговорили пойти работать в исполком секретарем. Она была строгого нрава, требовала, чтобы к ней обращались только на «вы», не признавала слова «товарищ» и никогда не позволяла себе флирта с молодыми людьми.

Как-то раз один из руководителей пригласил Евлалию Михайловну в свой кабинет и, закрыв его на ключ, попытался добиться силой ее благосклонности. Евлалия была девушкой решительной: вскочила на подоконник и была готова выпрыгнуть из окна. Начальник отступил, сник. А она, прибежав домой, о происшедшем поведала брату и горько плакала. Он сказал всего два слова и так укрепил ее на всю жизнь: больше Евлалия Михайловна никогда не плакала – даже когда хоронила мать и мужа (Геннадия Хилкова, также репрессированного за веру).

Вот за таким утешением и укреплением духа шли к Феодору Михайловичу люди.

В эти годы в Тобольск было сослано много представителей духовенства. Из ссыльных священников Феодора посещали архимандрит Сергий (Серебрянский), окормлявший Марфо-Мариинскую обитель в Москве, и отец Георгий Скрипка. О преподобноисповеднике Сергии – в миру Митрофане Серебрянском – хочется сказать особо.

В 1908 году великая княгиня Елисавета Феодоровна пригласила его в Марфо-Мариинскую обитель духовником и настоятелем храма. Поначалу отец Митрофан хотел отказаться от предложения Елисаветы Феодоровны: он знал, как о нем будет скорбеть осиротевшая паства, ему было жаль оставлять ее. Но в том момент, когда он подумал об отказе, вдруг почувствовал, что у него отнялась правая рука, – так Господь видимо наказал за сопротивление Его воле. Отец Митрофан взмолился Господу о прощении, пообещав, если исцелится, принять предложение.

Это был священник высокой духовной жизни. Со своей супругой, Ольгой Владимировной, он жил как брат с сестрой – и в старости оба приняли монашество. После революции, в 1923 году, отец Митрофан за активную поддержку патриарха Тихона был выслан в Тобольск. Сохранились его воспоминания о том, как к нему в ссылку приезжала матушка и часть пути до Тобольска ей пришлось преодолевать по реке на плотах. Его жизненный путь – это путь исповедничества веры, которую ничто не могло поколебать. Эта преданность Христу, даже до крови, и связала во время ссылки отца Митрофана и Феодора.

Многие духовные лица писали Феодору Михайловичу, желая получить совет и утешение. При аресте у него найдут более 180 писем со всех концов России: из Белгорода, Горьковского края, Тюмени, Подольска и т.д. Евлалия Михайловна вспоминала о том, какое огромное количество писем получал ее брат.

Опасный… инвалид

В доме Ивановых всегда было много гостей (в центре мученик Федор Тобольский).

Вспоминает Раиса Александровна Редикульцева: «Мама ходила к Феодору мученику и меня водила маленькую. Мы в храм ходили и на обратной дороге зашли к Ивановым, они жили по улице Ремезова. Федор Михайлович был очень-очень красивый. Таким запомнился мне на всю жизнь. Он как бы спрашивает у мамы и сам отвечает: “У вас двое детей: сын и дочь. Дочь-то ничего. А сын-то…” – и головой покачал. И ведь братик мой выпивал и утонул потом. Откуда он знал об этом, что ждет нас впереди? Потом говорит: “Увезите в Иоанно-Введенский монастырь монашенке подарок от меня. И вот приехали, а монахиня скоропостижно умерла, Федор мученик все послал ей для смерти. А он, знаете, еще не всех принимал. С мамой пришла знакомая женщина. Он говорит: “Ты пришла ко мне как к гадалке, а я ведь не гадалка”, – и не стал с ней беседовать».

Мама Раисы Александровны рассказывала, что за домом Феодора Михайловича следили, и тех, кто приходил к праведнику, притесняли, так что днем посещать его было опасно и люди навещали Феодора ночью. Феодор знал, как поступает советская власть с «врагами народа»: был расстрелян его брат Вячеслав – просто за знакомство с одним молодым человеком, на которого пали подозрения властей. Рассказывают, что в юности Вячеслав просил маму отпустить его в монастырь.

Власти предупреждали: прекрати принимать народ. А Феодор отвечал: «Как запретить-то?! Не могу выгонять людей»

Феодор Михайлович знал, что советская власть, мучимая злобой ко всему, что касалось веры, не оставит его в покое. И поэтому спешил утешить, посоветовать, поддержать. В его дом, как с его слов записано в материалах следственного дела, приходили верующие, а он сам «занимался чтением газет и книг, пел религиозные стихи в кругу своих родственников и знакомых». Власти неоднократно предупреждали: прекрати принимать народ. Но Феодор Михайлович не мог отказать тем, кто так нуждался в молитве и поддержке. «Ну как я запретить-то могу?! Не могу выгонять людей», – говорил он.

Наступил кровавый 1937 год. Начались массовые аресты. Только по Тобольскому оперсектору за период 1937–1938 годов проходило как минимум 82 человека, отмеченных в следственных делах как служители культа (архиепископ, бывший священник, диакон, бывшая монахиня, попадья, певчий церковного хора, псаломщик и т.д.). 30 августа 1937 года в Тобольске расстрелян Артемий (Ильинский), архиепископ Тобольский и Сибирский. И с ним 18 или 19 однодельников.

В это же время – в августе 1937 года – власти еще раз предупредили Феодора. А вскоре к нему пришли с обыском – забрали книги и переписку. Вечером того же дня его навестили сестра Евлалия и ее муж. Феодор был радостный и спокойный, сказал, что к нему сегодня приходили из органов и придут снова, да что, мол, на них внимания обращать. Сотрудники НКВД пришли через несколько дней – арестовывать Феодора Михайловича. Но возникла проблема: как забирать в тюрьму лежачего больного? Приготовили носилки. Феодор Михайлович сам объяснил, как лучше его перенести. Один из пришедших подхватил мученика за ноги, но, сразу почувствовав огромную силу подвижника, от испуга вскрикнул и бросил Феодора. Наконец положили его на носилки. Он помолился и говорит: «Дорогие мои мамочка и сестра, не ждите меня и не хлопочите: все равно правды не скажут».

В камере Феодора положили лицом к стене, чтобы он никого не видел, и запретили ему разговаривать. Евлалия со своим мужем Геннадием Хилковым несколько дней носила передачи в тюрьму. Вскоре власти арестовали и Геннадия.

Муж Евлалии Михайловны Геннадий Хилков был родом из Самары, возможно, что из семьи священника, и в Тобольск уехал из-за преследований власти. О том, что стало с ним после ареста, сведений нет.

В характеристике на Феодора Михайловича Иванова, подписанной заместителем председателя горсовета, говорилось, что он является религиозным фанатиком, квартира которого стала очагом, где шла… подготовка к вооруженному восстанию против советской власти, в чем принимал активное участие и сам Иванов… В тюрьме Феодора ни о чем не спрашивали, на допросы не носили, следователь в камеру не приходил. И никого из 136 арестованных в одно с ним время также не спрашивали о Феодоре. Все обвинения основывались на данной характеристике.

В обвинительном заключении говорится, что все 136 человек состояли членами белогвардейской организации, которая готовила свержение советской власти вооруженным путем в момент нападения Японии на СССР.

Феодор расстрелян в Тобольской тюрьме 11 сентября 1937 года. Там же и погребен.

Русская Православная Церковь причислила Феодора Михайловича Иванова к лику новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода от 7 октября 2002 года.

Сестры

К сожалению, сохранилось не так много воспоминаний о мученике Феодоре. Уже нет никого в живых из тех, кто мог что-либо поведать о его жизни. Но Промыслом Божиим остались воспоминания людей, хорошо знавших его сестер Клавдию, Капитолину и Евлалию. Их духовное становление проходило в той же самой атмосфере веры и благочестия, что и мученика Феодора. Сами они, как и их брат, пронесли веру через всю свою многострадальную жизнь.

Клавдия Михайловна

Церковь семи отроков эфесских (Тобольск)

Клавдия Михайловна замуж не выходила, жизнь свою посвятила Богу и людям. Пела на клиросе в храме Семи отроков Эфесских – это был единственный открытый храм в Тобольске в годы советской власти. По ее одежде определяли, какой праздник: если приходила в голубом – значит, Богородичный.

Сохранилось письмо, написанное Феодором Михайловичем в утешение Клавдии Михайловне: ей предстояла сложная операция, и она очень боялась. И хотя письмо незамысловато по форме, от него веет теплотой, участием и искренней любовью.

«Приими мое слово тебе, милая сестрица Кланя! В твое подкрепление и вовсе на созерцание на милость Божью.

Рад, Кланичка, что я с тобой повидался.
Я верю, что трудно тебе предрешить
Все было, – но вижу теперь как бы ровно,
Решившись главу здесь свою приклонить.

Спасибо, что ты мне вчера написала.
Теплом мне повеяло, как бы с тобой
И я находился, как наши в больнице
Видалися часто, а я все не шел.

Приятно мне было, что носишь ты в сердце
О Господе Боге все вспоминать, –
Вот эта надежда тебя и осветит,
И будет с тобою Христа благодать.

Мужайся, сестрица моя дорогая,
Дрожать перестань – страх гони от себя,
Но в сердце своем призывай ты на помощь
Десницу Всевышняго Бога Отца.

Святитель Христов Николай будет верен
Стоятелем в выси престола Отца:
Твое он, сестрица, испросит все счастье,
Душе подкрепленье, недуг твой целя».

Когда Клавдию Михайловну хоронили, то несли через город на руках гроб и пели «Святый Боже…» – в советское время!

«Клавдия Михайловна стала для нас крестной, – вспоминает еще одна жительница Тобольска, Нина Васильевна. – Терпение у нее было огромное, она была высокой духовной жизни. В Тобольске жили тогда три сестры: Капитолина отдельно, и Евлалия с Клавдией вместе. У Евлалии Михайловны тогда уже болели ноги. И поэтому полностью вся домашняя нагрузка была на Капитолине Михайловне: и дрова заготовить, и продукты достать… Помню, все время она ездила в речпорт. Сестры были очень гостеприимные, у них в гостях нередко бывали священники. Помню, была веранда, сирень цвела. Они ходили к ним пить чай. Это 1970-е годы. Под конец жизни заболела. Рак груди у нее был».

А когда Клавдию Михайловну хоронили, то несли через город на руках гроб и пели «Святый Боже…» Это было чудо, что в советское время власти разрешили такие похороны. Сейчас, по прошествии времени, видишь в этом заступничество и предстательство Феодора мученика.

Евлалии Михайловне, тогда уже болевшей, предстояло прожить еще не один десяток лет. Ей выпал тяжелейший крест недуга, когда за ней ухаживали совершенно чужие люди. Но именно она оставила наиболее полные воспоминания о своем брате и семье. И живы еще те, кто волею Божией сохранил эти воспоминания для нынешнего поколения, для вечности.

Евлалия Михайловна

Сестра мученика Федора Евлалия Михайловна с мужем Геннадием Хилковым, который был также репрессирован и расстрелян в 1937 г.

«Ко мне подошла в Покровском соборе Раиса Александровна, познакомились. Мы сами не тобольские, приехали с Брянщины. Говорит: есть благочестивая старица, молится за всех. Привела меня к Евлалии Михайловне. Комната небольшая, в два окна. Красный угол, огромная икона Спасителя – 1 метр на 1 метр, – старая, почерневшая… Потом выяснилось, что это благословение от родителей. Семейная, передавалась из поколения в поколение. Но она потом исчезла.

Первое чувство – чистоты. Хотя физически больной человек лежал. Кстати, и физической чистоты тоже. Она в последние годы жизни, как и ее брат, была прикована к постели. Принимала со стороны от людей внимание по необходимости. Всегда старалась сама за собой ухаживать. Возле нее всегда стояло ведро с чистой водой, и она сама стирала тряпочки. Хотя пальцы были согнуты, у ней был артрит.

Холод, с мокрых вещей сосульки свисают… Но молитва Евлалии Михайловны не прекращалась

Она сама вставать не могла, а в мороз надо было топить печь-буржуйку. Топишь – тепло, не топишь – очень холодно. Приходили порой, а с вещей, которые сушились на веревке, сосульки свисают. Тем не менее, какой бы ни был холод, ее молитва не прекращалась. Две общие тетрадки: за здравие и за упокой. В первый же день она записала моих родных усопших и за здравие близких. И молилась. И это сразу приблизило к ней.

Знала весь ход службы. Молилась, можно сказать, круглые сутки, непрерывно.

Сон у нее уже был старческий. Немощная, больная – болезни у нее были страшные: постоянные физические боли, – но дух был очень сильный. Кто к ней хоть раз приходил, все равно возвращался. Можно сказать, что этих людей она духовно окормляла.

Была у нее икона Спасителя. И маленькая икона Евлалии мученицы. Очень долго она не могла ее найти. Пришла женщина и принесла церковный календарь. И там изображение иконы – черно-белый рисунок. Она наклеила на картоночку и поставила в красный угол. А потом эти иконы исчезли.

Вот как это случилось. Однажды вечером пили чай. Она была такая гостеприимная, без чая никогда не отпускала. Пододвигали к кровати стол. И в этот вечер стол не отодвинули. Она молилась, псалмы читала. И вдруг видит: кто-кто ходит по комнате. Спрашивает: “Кто вы?” Молчание в ответ. Снова спрашивает, а мужчина отвечает: “Мама, ничего страшного”. Снова ходит по комнате. Подошел к кровати, оперся на стол, а с краю чайник стоял с кипятком, и этот кипяток прямо на него. Он отскочил, ругается… Опять подходит. Евлалия Михайловна думает: все, жизнь моя кончается. Подошел с другой стороны, оперся, а там гвозди торчат, он опять как закричит. И потом она впала в забытье. Очнулась утром. Приходит соседка, приносит икону Евлалии мученицы: “Что это у тебя иконы на улице валяются?” А той, большой, Спасителя, нет. Она, конечно, расстроилась: это же память о родителях. Но все равно: “На всё воля Божия”. Даже в милицию не стала заявлять. А ведь могли что хочешь с ней сделать, с беспомощной. И таких ситуаций было немало: получит пенсию, положит, а когда заснет, придут соседи неблагочестивые, выпивающие и пенсию заберут. Никогда не заявляла в милицию».

Ее последние годы жизни были постоянным подвигом. Наверное, именно за это терпеливое перенесение страданий Господь иногда утешал дивными видениями.

Евлалия Михайловна очень любила сирень. Расцвела она как-то весной. А Евлалия увидеть не может: нет возможности подняться. Смотрит – а на краю печки сирени куст! Фиолетовый. Думала: галлюцинации. Начала молиться. А такой запах плывет по всей комнате! И как будто ветер этот куст раскачивает.

Вспоминает матушка Лидия Кравцова:

«Она никогда ни на что не жаловалась. Придешь к ней: холодно, пеленки замерзли, не сварили поесть вовремя… Иногда с улыбкой скажет, что, мол, по лицу мышка пробегала… И при этом: “Всё хорошо”. Еще и других людей укрепляла. Великое терпение и простота. Никогда не воспитывала, не отчитывала. Всё покрывала любовью. Нам, девочкам-студенткам, было 17–19 лет, но мы не чувствовали ее 86-летнего возраста. Евлалия Михайловна говорила, что напоминаем ей ее сестер.

Очень благоговейно относилась к Причастию. Договорились, что придет священник. А Евлалия Михайловна отказывается: “Нет, я не готова”. Все в растерянности… Для нее это было великое Таинство. Помню, готовилась к исповеди, еще нам дала почитать свои грехи, написанные на бумаге: вдруг что забыла. Советовалась, как правильно назвать грех.

«Перед ее смертью так бывало: она без сознания, нам уходить, и тут она поднимала руку – нас благословить»

Была такая традиция: перед тем, как кому-то уходить, благословляла – крестила. При этом читала молитвы, обращенные к святому ангелу-хранителю, святителю Николаю и другим святым, поэтому благословение порой длилось три-пять минут. И перед смертью так было: она без сознания, нам уходить, и она поднимала руку – благословить.

Помнила все дни рождения, именины и дни рождения моих родителей. Подписывала всем поздравительные открытки. Обращалась к адресатам так: милая, незабвенная. Всегда за всех молилась. Скажет: “Лидочка, когда ты не успеваешь молиться, не переживай – я молюсь”. Прочитывала за нас вечернее и утреннее правило. В каждой молитве перечисляла наши имена: Боже, очисти нас грешных: Лидию, Раису. Фотинию, Ирину и т.д. И обязательно тебе в дорогу читает Канон ангелу-хранителю. Только дверь закроется, слышишь, как Евлалия Михайловна уже начала молиться. Мы все эти годы жили как под молитвенным ее покровом».

Кстати, молитвослов Феодора Тобольского Евлалия Михайловна передала в храм Михаила Архангела, и его копия оказалась и у меня. Вот так незримо соединились две эпохи и в моей судьбе.

«Бессознательно лежала, но как придет священник – приходила в сознание: надо причащаться, – рассказывает Борис Степанович Харитонцев. – Собрались монахиня Ксения, Павла, Аникита и Фотия, стали петь молитвы. Пока разговариваем – всё нормально. Только начинаем молиться – перед смертью, глаза закрыты, – а она начинает светиться. Воистину вот так Дух оживотворяет.

Она к каждому относилась по-разному. И у каждого свое видела и о каждом по-своему молилась. Мы же все время к ней с просьбами обращались. Каждый чувствовал, что мое место в ее душе никто не займет. Мы все становились близкими. Она была исповедницей, но исповедовала ненавязчиво. Спокойно, ровно. Никогда не учила. Было видно, что у нее это от души. Как мать ребенка наставляет. Мы были молодые, она старушкой, но мы не чувствовали разницы. Вокруг нее была одна семья. Родство духовное. В любой момент – нас всегда там ждут. Этот свет теперь на всю жизнь».

И еще Борис Степанович ясно запомнил тихий пасхальный вечер. Заходит в дом – солнце, полумрак. Так хорошо, тепло, сирень цветет. Евлалия Михайловна попросила почитать Псалтырь. И такая благодать, такое ощущение тишины и покоя, что прошли годы, а это ощущение живет в памяти до сих пор. «Тогда мы не до конца понимали, кто рядом с нами, – говорит Борис Степанович. – Чувствовали, что человек необычный, но какая там была мудрость и глубина!»

Буквально дня за три до смерти Евлалии Михайловне приснился сон. Сидит вся белая, одежда – цвет снега. Это Господь дал знак, что ее мучения на земле не напрасны.

Почему человек стремится к старцам, людям святой жизни? Нередко, чтобы получить ответы на какие-то жизненно важные вопросы, духовные наставления, как жить дальше. Но, пожалуй, главное в том, что душа обычного человека рядом с людьми высокой духовной жизни преображается – незримо, потаенно. Не зря царь Давид оставил для человечества откровение: с предподобным преподобен будеши (Пс. 17: 26). Рядом с Евлалией Михайловной, по воспоминаниям людей, знавших ее, всегда царила атмосфера любви, взаимопонимания, поддержки. И, пребывая в этой атмосфере, души человеческие преображались. Матушка Лидия Кравцова вспоминает, с какой любовью встречала Евлалия Михайловна своего племянника Владимира, страдавшего страстью винопития. Позовет в гости, нальет чуть-чуть вина, оставит ночевать. И постепенно Владимир излечился от алкоголизма.

А сколько света, любви, тепла осталось в сердцах тех, кто знал Евлалию Михайловну при жизни!

Уроки праведников Божиих

Из воспоминаний протоиерея Алексия Сидоренко:

«Внимание к Евлалии Михайловне в те годы диктовалось тем, что за ней ухаживала группа студентов. Я не знал всех обстоятельств жизни этого человека, но видел, что последние годы жизни были тяжелые. Ухаживали за ней по существу чужие люди. Родственников рядом не было. Но, по-моему мнению, христианин должен так уходить из жизни. С жизнью ее уже мало что связывало. Землю ей было покидать легко. Потому что, пока у души есть земные привязанности, уходить из жизни очень тяжело, а здесь дух человеческий выступает наружу в своей бестелесности. Это состояние есть предстояние Богу. Так я увидел ее как священник. И как научение и некое указание жизненное. Ведь мы учимся тоже как священники. Было очень много трудностей бытового характера, но кроме молитвы – а у нее был и очень обширный помянник – и кроме любви, которую она испытывала к приходящим, никаких других чувств, что омрачают душу человеческую, в ней уже не было. Это и есть блаженство. И если брать духовную составляющую, то так, видимо, и должно быть. Ведь поется: «Во блаженном успении вечный покой». Так можно охарактеризовать ее кончину.

Кончено, я видел ее молодой на фотографиях. Но судьба человеческая может быть оценена по кончине его. И сестра святого Феодора оказалась достойной того мученического венца, который понес брат.

На ее кончину мы собрали регентский класс – на отпевание в храм Семи отроков. Это в те годы было необычно. Еще же не было прославления мученика Феодора, и поэтому тогда не говорили, что она сестра святого. Но по какому-то внутреннему убеждению мне подумалось, что регентский класс должен пойти на отпевание почившей Евлалии в храм Семи отроков Эфесских. Некоторым это было непонятно, ведь она не была ни классной дамой, ни преподавателем… Просто было вот такое внутреннее убеждение, и оно оказалось правильным. А для нас наука. И это связь с мучениками и с той эпохой, последняя связь, больше у нас таких связей нет.

Она умерла в субботу утром, до отпевания в ее избушке читалась Псалтырь. Никто никого туда не отправлял и не заставлял, все шли сами. И ночью ни на минуту не прекращалась молитва. Это свидетельство о духовной силе человека. И люди видят это и сами хотят к этому прикоснуться. Ведь на самом деле праведность рядом с нами.

Слава Богу, я для себя получил такую науку, что очень редко бывает в жизни».

***

Господь Сам прославляет Своих святых. Тысячи безымянных мучеников за веру покоятся в земле Сибирской. Не обретены и мощи мученика Феодора Тобольского, а мощи нередко становятся подтверждением праведной жизни. Но безропотное несение креста болезни, стояние за веру, верность Богу даже до смерти стали зримым подтверждением его жизни во Христе.

Читаю воспоминания отца Алексия Сидоренко, которого тоже уже нет в живых, и отчетливо чувствую эту незримую связь с мучениками XX столетия. Века, который принес беспрецедентные гонения на последователей Христовых, но их кровь стала тем семенем, которое взросло в душах наших современников. И совсем не случайно после разрушительных годов перестройки Ханты-Мансийский автономный округ, в течение многих лет входивший в состав Тобольско-Тюменской епархии, был в числе первых по количеству строящихся храмов, открывающихся православных гимназий… Молитвенники и заступники о нас молятся у престола Всевышнего, как когда-то написал в стихотворении Феодор Тобольский в письме сестре Клавдии, за наше мирное благоденствие, но в первую очередь – о спасении душ наших. А наш долг – следовать тем путем верности Христу и жизни во Христе, который они нам указали.