Неграмотная

Сосновка. 50-е годы

В феврале 1917 года маленькой Поле Назаровой было семь, а в октябре должно было исполниться восемь лет. Всю свою долгую жизнь, а прожила Пелагия Васильевна без малого 94 года, она хорошо помнила события 1917-го и рассказывала о них.

Для нас и эти воспоминания, и сама Пелагия Васильевна были посланниками другого мира

Для нас, молодежи 1980-х, и эти воспоминания, и сама Пелагия Васильевна были будто посланниками из другого мира, того мира исконной православной России, к которому так стремилась душа, но которого – увы – уже не существовало.

Пелагия Васильевна была одной из близких духовных дочерей отца Иоанна (Крестьянкина). Простая мирянка, хрупкая женщина в белом платочке, одна из миллионов, которые вынесли на своих плечах Русскую Православную Церковь в период страшных гонений.

– Я ведь неграмотная, – говорила про себя Пелагия Васильевна, поскольку ни одного дня в жизни не ходила в школу.

Но глубина ее духовного опыта сияла светом на ее лице и проявлялась удивительным образом в общении с людьми. О таком замечательном человеке, с которым мне посчастливилось общаться около двадцати лет, этот рассказ.

Набат

Конец зимы 1917-го в селе Сосновка Саратовской губернии, где родилась и жила в родительском доме маленькая Поля, был снежным и не очень холодным.

Село Сосновка, хоть и в самой глубинке губернии, до Саратова больше ста километров, было большим, около 600 дворов. Население – почти 4000 человек, школа, больница, ветеринарный пункт, почта. А главное – возвышалась посреди села большая деревянная церковь Михаила Архангела с шатровой колокольней. Вокруг церкви и строилась вся сельская жизнь.

По праздникам старики собирались вокруг стола, открывали толстые книги и вели неспешные беседы, читали Священное Писание. Поля прислушивалась к тому, о чем говорили старики, и все чаще слышала в их голосах тревогу и озабоченность.

Сама она обычно сидела за занавеской и качала младенцев – младших братьев и сестер. Случалось, что они умирали прямо у нее на руках: обветривали и синели губы, дыхание учащалось, а потом – замирало.

Пелагия Васильевна

– Не знаю, почему, мама даст мне на руки младенчика, а он уже отходит, и отойдет у меня.

14 человек детей родились в семье Василия и Параскевы Назаровых, и восемь из них умерли в младенчестве. А шестеро – три брата и три сестры – прожили каждый свою жизнь, но Пелагия Васильевна пережила их всех, всех похоронила.

Отец, Василий Назаров, был в Сосновке уважаемым мастером-пимокатом, то есть валял валенки. С зажиточных односельчан брал плату, а бедным делал валенки просто так, ради Христа. Но редко у кого из детей в ту пору были валенки. У Поли они были. Поэтому, когда среди мартовского дня с церковной колокольни неожиданно зазвучал набат, Поля надела валенки и вместе со всеми поспешила на главную площадь.

Здесь батюшка, отец Иаков – «а был он у нас такой, как отец Иоанн (Крестьянкин), добрый, всегда сияющий», – вспоминала спустя десятилетия Пелагия Васильевна, – зачитал манифест: царь отрекся от престола.

Люди падали на колени, прямо в снег, многие плакали. Кто-то радовался. Но никто и представить себе не мог, что ждет их впереди.

Колокол, словно отрубленная голова, глухо ударился о землю

Пелагия Васильевна не помнила фамилию Сосновского отца Иакова. Но удивительным образом немного сведений о нем сохранилось в книге «Полет над сосновой вырубкой», которую по архивным документам и воспоминаниям земляков написал житель Сосновки Валерий Земсков.

Согласно документам, священник Яков Васильевич Внуковский, окончив курс духовной семинарии, начал свое служение в Сосновке около 1912 года. Было ему тогда 26 лет. Домов в приходе числилось 591, прихожан мужского пола 1893, женского – 1972. После революции жизнь изменилась. Вот что вспоминали старожилы:

«В село приехали двое в штатском, одетые по-городскому. Пообщавшись с администрацией, вызвали для беседы Заикина Василия Дмитриевича. В разговоре с глазу на глаз объяснили, что он должен срубить колокол на церкви, а если откажется от этого, то Соловки ему обеспечены в ближайшем будущем. Деваться некуда – он пошёл на колокольню и стал рубить канаты. Неожиданно для Заикина ему нашёлся добровольный помощник. Им был местный крестьянин, ярый сторонник советской власти Курамшов Егор. Собравшиеся сельчане со страхом, плачем и причитаниями следили за происходящим. Колокол, словно отрубленная голова, задевая за выступающие части здания церкви и издавая при этом звон, в конечном итоге глухо ударился о землю и глубоко ушёл в неё своими краями. Последующие годы церковь постепенно доламывали и существенно доломали примерно в 1937-м году. Якова Васильевича Внуковского – священника – вскоре арестовали, так как он не скрывал перед народом своего отрицательного отношения к происходящему. О его последующей судьбе ничего не известно. Диакон Н.А.Попов умер в 1933-м году от голода, так как он совершенно не умел добывать себе и семье средства на пропитание».

Школа жизни

Первомай в Сосновке

В школу Поля не ходила и до революции, а после октября 1917-го не ходила тем более. Иконы из школы вынесли, все стало по-новому. Да и не до школы было Поле, она ведь помогала маме по хозяйству, нянчила младших братьев и сестер и провожала их в школу.

И хоть сама она не училась, но на всю жизнь запомнила добрых учительниц с ласковыми улыбками – дочек местного батюшки, которые в 1930-е годы исчезли вместе с отцом. Точно неизвестно, когда окончательно исчезла с панорамы Сосновки сельская церковь, осталась она на единственной фотографии – за спиной участников первомайской демонстрации.

Убийства, страх и голод – вот что выпало на долю детей того поколения

О годах гражданской войны Пелагия Васильевна не рассказывала. Известно, что Сосновку занимали то красные, то белые, и опять красные. Убийства, страх и голод – вот все, что выпало на долю детей того поколения. Отец Поли, Василий Павлович Назаров, был человеком уважаемым, честным тружеником. В ведомостях 1919 года он числится середняком, а в 1927-м году даже входит в состав сельского совета, вероятно, потому, что был образованным и имел каллиграфический почерк.

В том же 1927-м развернулась компания по ликвидации безграмотности, но Поле было не до этого, потому что она вышла замуж за своего земляка Алексея Степановича Козина. В 1929-м году у них родилась единственная дочь – Валентина.

Сосновка, 50-е. годы

В конце 1920-х – начале 1930-х годов был страшный голод. Продразверстки следовали одна за другой: полагалось сдать излишки продовольствия государству. Но были ли они хоть у кого-нибудь – эти излишки? У крестьян, вырастивших урожай тяжелым трудом, требовали отдать последнее, обрекая на голодную смерть их многодетные семьи. У тех, кто не хотел отдавать, отбирали силой.

Алексей Степанович и Пелагия Васильевна Козины

В списках «неблагонадежных лиц» 1933 года значатся и муж Пелагии Васильевны – Алексей Степанович Козин, и ее брат Иван Васильевич Назаров, да еще все братья мужа – Козины. Привожу фамилии под теми номерами, под какими они значатся в списке:

11. Козин Михаил Степанович, 1898 г. рождения (раскулачен отец); 16. Козин Иван Степанович, 1904 г. рождения (тоже); 20. Назаров Иван Васильевич, 1905 г. рождения (раскулачены родственники); 21.Козин Василий Степанович, 1906 г. рождения (раскулачен отец); 27.Козин Алексей Степанович, 1908 г. рождения (тоже).

Люди стали уезжать из родного села, а кто не успевал уехать, были отправлены в Казахстан или на Соловки. В результате в Сосновке вместо четырех тысяч осталось немногим больше 800 человек. Алексей Степанович и Пелагия Васильевна Козины успели уехать сами. В Баку. Туда в таком множестве переехали жители Сосновки, что в городе образовалась целая улица, которую называли Сосновская.

В это трудное время Пелагия Васильевна уговорила мужа взять на воспитание в их семью младшего брата Алексея Степановича – шестилетнего Сашу, оставшегося сиротой после того, как раскулачили и сослали их родителей. Здесь, в нужде и лишениях, и все же в большей безопасности, чем на родине, беженцы прожили до начала войны.

А в 1941-м и муж, и братья Пелагии Васильевны ушли на фронт. Один из братьев до сих пор числится пропавшим без вести, а муж, Алексей Степанович, получив тяжелое ранение, вернулся инвалидом. Как герою войны, ему дали возможность выбирать место жительства в любом городе Советского Союза, и семья Козиных отправилась в Москву, где еще до войны обосновались родители Пелагии Васильевны.

Москва златоглавая

Приехав в Москву, семья Козиных сначала поселилась в районе Соколиной горы, тогда еще обычном пригороде Москвы. Каким счастьем для глубоко верующей Пелагии Васильевны была возможность вновь посещать богослужения! Она часто ездила на трамвае в храм Преображения Господня, где служил митрополит Николай (Ярушевич), посещала и другие храмы. В тот период Пелагия Васильевна начала шить священнические облачения и всё, что нужно для церкви. Ведь, не научившись грамоте, она научилась прекрасно шить. Позже Пелагия Васильевна шила даже для Патриарха Пимена.

В 1948-м году семья Козиных переехала жить в Измайлово. Пелагия Васильевна и Алексей Степанович начали ходить в храм Рождества Богородицы, где в те годы служил священник Иоанн (Крестьянкин). Познакомившись с батюшкой, они стали его верными духовными чадами и принимали самое деятельное участие в жизни Церкви. Пелагия Васильевна многое помнила об этом времени. Например, как в те безбожные годы на Пасху батюшка устроил иллюминацию, что тогда, конечно, было немыслимой смелостью. Помнила Пелагия Васильевна и проповеди, горячие, убедительные проповеди о силе веры и безумии безверия, о милости Божией. Власти недолго терпели такого «неудобного» священника. В 1950-м отца Иоанна арестовали и осудили по 58-й статье за «религиозную агитацию и пропаганду» на десять лет лагерей.

Батюшка и Батенька

Пелагия Васильевна и Алексей Степанович были одними из тех верных духовных детей, кто не оставил гонимого пастыря. Они участвовали во всем, что предпринимали друзья Батюшки, чтобы облегчить ему время заключения: собирали посылки, деньги, исполняли его просьбы, высказанные в письмах.

Батюшка досрочно освободился в 1955-м году и приехал в Москву. Никто еще об этом не знал, и первый человек, которого отец Иоанн случайно встретил в метро, была Пелагия Васильевна.

– Стою на перроне, жду поезда, – рассказывала она. – И вдруг вижу, прямо на меня идет Батюшка. Я не поверила сначала, как он может здесь быть?! А он подходит ко мне и говорит: здравствуйте, Пелагия Васильевна. Тут и радость, и слезы.

Игумен Иоанн (Соколов)

Пелагия Васильевна вспоминала, что долго не могла попасть к Батеньке, а потом нашла в нем прозорливого и мудрого советчика. Однажды, придя к старцу, который сильно болел, Пелагия Васильевна услышала от него:

– Помолитесь за меня Матери Божией!

Потом старец помолчал немного и добавил:

– Вот Она пришла.

Так она стала свидетелем явления Пресвятой Богородицы

Игумен Иоанн весь просветлел, преобразился. Пелагия Васильевна замерла в трепете. Так она стала свидетелем явления Пресвятой Богородицы. Может быть, поэтому она впоследствии часто повторяла нам: «Молитесь Матери Божией, Она милостивая Заступница».

Пелагия Васильевна всегда очень мало говорила – каждое слово на вес золота. И в ее простых словах сияло такое смирение и такая мудрость, что казалось, открывает она собеседнику какие-то великие истины.

После заключения отец Иоанн (Крестьянкин) не имел права служить в Москве, началось его скитание по разрушенным дальним приходам. И всюду с ним были Пелагия Васильевна и Алексей Степанович Козины. Пелагия Васильевна обшивала и Батюшку, и храм, Алексей Степанович помогал по столярному делу и по другим строительным нуждам.

Когда Батюшка уехал в Псково-Печерский монастырь, остались для его духовных детей только редкие встречи с ним. Отец Иоанн приезжал в Москву в отпуск один раз в году и принимал людей на квартире у Козиных.

Духовные дары

Познакомилась я с Пелагией Васильевной в середине 1980-х, когда впервые привезла ей передачу от Батюшки. К тому времени она была уже вдовой – Алексей Степанович умер раньше – и жила с дочерью Валей. Потом мы виделись как минимум три раза в год – в Рождественские и Пасхальные дни и 5 июля – в день кончины игумена Иоанна (Соколова), Батеньки – на Армянском кладбище в Москве, где он похоронен.

Пелагия Васильевна была смиренной молитвенницей, тихой, умиротворенной. Рядом с ней было так хорошо, так радостно! Это о ней отец Иоанн (Крестьянкин) писал в одном из писем: «Я знаю людей, которые живут в Москве, и она для них если не рай, то преддверие его. Они живут верой деятельной, живой, и никакие «чудеса» новой Москвы их не трогают. Святые с ними, и святыни московские укрепляют дух».

Когда случалось бывать в гостях у Пелагии Васильевны, долго потом согревали тепло и любовь, полученные в общении с ней. У нее для гостей всегда был накрыт стол, который готовили они вместе с Валей. Пища самая простая: картошка, капуста своей засолки, иногда селедка, обязательно пирожки с капустой, нежные, мягкие, как пух. Какой же вкусной, несравнимой ни с чем, казалась эта еда!

Когда начал возрождаться Сретенский монастырь, Пелагия Васильевна сшила последнее свое облачение – для наместника, отца Тихона. Отец Тихон в благодарность благословил ее святыней – частицей облачения с мощей святителя Тихона, патриарха Московского и всея Руси. Пелагия Васильевна с благоговением хранила этот дар до своей кончины, а сейчас его хранит дочь, Валентина Алексеевна.

Пелагия Васильевна имела духовные дары, но в смирении своем никогда их не обнаруживала

Думаю, что Пелагия Васильевна многие годы имела духовные дары, но в смирении своем никогда их не обнаруживала. Однако в последние годы мне пришлось стать свидетелем настоящих чудес.

Однажды, в начале 1990-х, Батюшке, отцу Иоанну (Крестьянкину), нужно было передать подборку богослужебных Миней издательства Московской Патриархии, которые в народе называли «зелеными Минеями». Это был довольно тяжелый груз, и отвезти его предложил неведомо откуда появившийся в тот момент давний верующий знакомый N.

Поначалу с книгами Пелагия Васильевна собиралась передать деньги, которые по старой памяти стекались к ней от других духовных чад, «для Батюшки». А Батюшка отдавал эти средства в строящиеся монастыри и храмы и просто нуждающимся, кому они были особенно нужны.

Я уже собиралась выезжать из дома к Пелагии Васильевне за конвертом, как вдруг раздался звонок. Пелагия Васильевна попросила меня не приезжать и сказала, что в этот раз передавать ничего не будет. «Не нужно с мужчиной ничего передавать, – говорила она. – Лучше с какой-нибудь женщиной». «Что вы, Пелагия Васильевна! – воскликнула я. – Для женщины это слишком тяжелый груз, тем более N едет на машине!»

Пелагия Васильевна больше ничего не сказала. И каково же было мое удивление и огорчение, когда я узнала, что Минеи до Батюшки так и не доехали. А этот давний знакомый N, оказывается, уже сидел в тюрьме, и на его счету была не одна кража.

Так, даже не предполагая этого, обнаружила Пелагия Васильевна свою прозорливость. С тех пор я стала внимательнее прислушиваться к ее словам, невзначай задавала вопросы, которые меня волновали, и всегда получала необходимый совет.

Незадолго до кончины Пелагии Васильевны я приехала к ней со своей подругой, которая по горячности впала в раскол, а после этого и в другие смертные грехи. Подругу эту, очень близкого мне человека, не могла я тогда ни отвезти в Печоры, к Батюшке, ни повести к кому-либо из священников. Привела к Пелагии Васильевне, с надеждой на ее молитвы.

Ничего Пелагия Васильевна нам не сказала, только приласкала, накормила. На обратной дороге подруга все время плакала. А на следующий день сказала: «Я хочу исповедоваться, я хочу уйти из той церкви, это была какая-то огромная ошибка».

До сего дня подруга моя остается православной, живет по-христиански и поминает Пелагию Васильевну в благодарных молитвах.

Пелагия Васильевна мирно почила о Господе в 2003-м году, дожив до 93 с половиной лет. И ее пример еще раз наглядно доказывает, что жизнь человека и радость этой самой жизни не зависят ни от богатства, ни от обилия знаний, ни от положения в обществе, а только от того, насколько человек близок Богу.